В части, касающейся мусульманского гостеприимства и вежливости, пророк Мухаммад оставил правоверным такой завет: «Лучшее проявление ислама состоит в том, чтобы угощать людей и приветствовать тех, кого знаешь и кого не знаешь».
Повседневность упростила формулу привествия и ответа на него. Достаточно сказать «Ас-салам алейкум», — «Мир вам», чтобы получить ответ: «Ва алейкум ас-салам» — «И вам мир».
Дауд, услыхав слово мир из уст человека, который имел автомат, заметил не без остроумия, что им обоим в конкретной обстановке для взаимного приветствия куда больше подошло бы слово война.
Резванов уже пересчитал боевиков. Их было тринадцать. Одиннадцать вместе с командиром стояли возле кузова «Урала», водитель топтался у кабины слева и ногой обстукивал колесо, а последний отошел в сторону к кустам, чтобы справить нужду.
— Кого вы ждете? — спросил Резванов и остановился так, чтобы видеть свой джип.
Оттуда, один за другим, на дорогу выбрались четверо. Все бородатые, неопрятные, в камуфляже, бронежилетах с подсумками, полными гранат.
Командир боевиков не ответил на вопрос. Он посмотрел на появившихся из джипа людей и спросил:
— А вы куда и откуда?
Резванов уловил в голосе собеседника подозрительность, а в глазах настороженность. Ответил спокойно:
— Служба шариатской безопасности. Вот мое удостоверение.
Он сделал рукой движение, показав что собирается достать документы из кармана. Но вместо этого повернул автомат и нажал на спуск.
«Узи» захлебнулся в безудержном треске.
Пули, попавшие в грудь Арсанукаева, отшвырнули его под задние колеса «Урала». Автомат, не смолкая ни на миг, поливал свинцом стоявших рядом боевиков.
Едва Резванов открыл огонь, Полуян побежал вдоль левого борта «Урала», направляясь к водителю. Тот был безоружен, но мгновенно среагировал на стрельбу. Ловко подпрыгнув, он попытался вскочить в кабину, однако пуля достала его в спину. Водитель широко взмахнул руками, словно старался удержаться за воздух, и упал на спину.
Помогая Резванову, Ярощук и Бритвин расстреливали основную группу боевиков.
Таран поразил бородатого моджахеда, выскочившего из кустов, но еще не успевшего поддернуть штаны.
Это не было боем. Это было расправой. Те, кто еще несколько минут назад были живыми, теперь лежали в лужах крови, бездыханные и неподвижные.
Это была война — безжалостная, кровавая, в которой один закон, одно правило: либо я тебя, либо ты меня.
Гуманизм — прекрасная тема для обсуждения в залах законодательных собраний, в кругу умных собеседников, осуждающих жестокость и защищающих человеколюбие. Два собеседника, направившие друг на друга оружие, чаще всего решают спор языком огня.
Полуян стоял над холодеющими телами боевиков и отдавал распоряжения. Он не думал, даже не позволял себе размышлять о происшедшем. Он не пытался и оценивать случившееся с точки зрения высокой морали. Он знал одно операция удалась.
И еще знал, что террорист Хаттаб, который в девяносто шестом году сумел заманить в огневой мешок в ущелье Аргуна между Дачу-Борзоем и Ярышмардами батальон мотострелков и превратил его в кровавое месиво, ни минуты не мучился сожалениями. Война есть война. Идешь с оружием, значит умей его применять. Не умеешь стрелять первым — поднимай белый флаг или падай в лужу собственной крови.
Кузов «Урала» был забит рухлядью, в которой команда Полуяна отказывала себе: спальные мешки, изрядно засаленные и потертые; большой казан с боками, покрытыми сажей; куль мелкой картошки, ящики с банками говяжьей тушенки и «Кока-Колы»; несколько связок репчатого лука. И боеприпасы. Именно этого добра оказалось слишком много: несколько запаянных цинковых упаковок с автоматными патронами, два ящика гранат и отдельно от них — коробки со взрывателями. Длинные зеленые контейнеры с ручными гранатометами и десятка два противопехотных мин.
К Полуяну подошел Ярощук, держа в руках стопку собранных у боевиков документов. Протянул полиэтиленовый пакет с какими-то бумагами.
— Взгляни.
Полуян взял пакет. Достал из него иностранный паспорт. Открыл. С фотографии на него глянуло лицо Дауда Арсанукаева. Документ, судя по надписям, которые скрепляли официальные печати, принадлежал гражданину Турции Исмаилу Гюпгюпоглу, 1953 года рождения, уроженцу города Измира. Вместе с паспортом хранился уже оплаченный авиационный билет с открытой датой. Судя по нему, турецкий подданный Гюпгюпоглу в любое время имел возможность вылететь из Тбилиси в Анкару.
— Еще у кого-нибудь есть такие? — поинтересовался Полуян и потряс книжкой авиабилета.
Ярощук отрицательно покачал головой.
— Нет. Возможность вовремя смыться, судя по всему, предоставлена только полевым командирам. Аллах акбар — и вперед!
На то, чтобы погрузиться в «Урал», команде хватило нескольких минут. Резванов, отойдя от джипа поднял автомат и выстрелил в бензобак. Пуля пробила металл, но машина загораться не хотела. Это только в кинобоевиках от любого столкновения американские машины взрываются и превращаются в пылающие костры. На деле пришлось потрудиться, чтобы запалить джип.
Сперва Резванов зажигалкой поджег клок соломы, валявшийся на обочине, бросил ее в лужицу бензина, который вытек из пробитого пулей бака, и только потом огонь быстро побежал к джипу.
Пламя громко охнуло, выбросило вверх высокий желтый язык. Пары бензина, заполнявшие машину изнутри, вспыхнули с громким взрывом, и огонь забушевал со всех сторон, превратив джип в пылающий факел.
— Поехали! — крикнул Полуян, отбегая к «Уралу».
Все бросились за ним.
Столяров с неудовольствием посмотрел на огонь, пожиравший металл.
— Зря, командир. Я бы мог им такой сюрприз замастырить!…
— Не надо, — отрезал Полуян. — Где попало сюрпризы мастырить не надо. Мы оба не гуманисты, верно? Но думать, что к машине первым мог подойти пастух или мальчик…
— Ага, — буркнул Столяров. — Да здесь в каждой сакле ребенку сначала дают подержать автомат, потом уже в рот пихают соску…
Дымный факел скрылся за поворотом и разговор окончился сам собой.
В глухой теснине они обогнали беженцев. Несколько женщин, два старика и дети, нагруженные мешками со скарбом, шли в сторону грузинской границы. При виде грузовика, они пугливо сошли с проезжей части, освобождая дорогу. Никто не остановился, не поднял руки, просясь подвезти. По опыту беженцы знали: война — дело серьезное. Джигитам, ведущим джихад, нет никакого дела до тех, кто не держит в руках оружия. Самое большое, на что нужны старики и женщины на войне, это послужить живым щитом, когда джигитам потребуется прорваться сквозь окружение федералов и уйти в леса.
С дороги, тянувшейся вдоль Аргуна, они свернули в узкое ущелье реки Бара и укрыли машину в лесу. Здесь, судя по многим признакам, часто останавливались вооруженные группы боевиков. Удобные для стоянки места были забросаны ржавыми консервными банками, полиэтиленовыми пакетами, в некоторых местах лежали груды стреляных гильз, а на стволах берез и грабов виднелись пулевые отметины: джигиты проверяли свою меткость…
На отсутствие или недостаток боеприпасов жаловаться теперь не приходилось. То, что было израсходовано, группа восполнила за счет вооружения, которое забрали еще вместе с «Тойотой» Даги Берсаева. А вот с продуктами оказалось труднее. Последние дни они питались впроголодь, экономя остатки консервов и галет. Зато в «Урале» Дауда Арсанукаева, они обнаружили такие запасы, которые позволили им закатить настоящий пир.
Переходы, которые они совершали, с точки зрения жителя равнины, могли бы показаться смешными — десять-пятнадцать километров в день, но в горах это требовало немалой затраты сил. К концу дня ноги у всех гудели и каждый шаг давался с огромным трудом. За ночь усталость не проходила, потому что всем выпадала обязанность нести караульную службу, отрывая время от отдыха. Поэтому днями каждый беспрестанно боролся с отупляющим желанием сна.
Утомление накапливалось, преодолевать его становилось все труднее. Чтобы избавиться от него требовалось несколько дней полноценного отдыха, расслабления и регулярного питания. Но такой возможности у них не имелось и приходилось продолжать движение, изматывая себя. Полуян слишком хорошо усвоил тактику диверсионных подразделений. Он знал, что группа, перестав двигаться или позволив себе длительный отдых на одном месте, потеряет все преимущества, которые удалось сохранить благодаря перенапряжению сил.
Моральный дух — материя трудно уловимая, но он у всех уже на исходе. Поставь вопрос о прекращении операции на тайное голосование, большинство подали бы голоса «за». Однако никто из офицеров своих сомнений не высказывал.
Но в тот вечер когда захватили «Урал», они пировали. Печеная картошка с подогретой на костре тушенкой, луч, нарезанный кружками, казались всем лучшим из того, что могла предложить суровым усталым мужикам самая изысканная кухня.
