— Слова дурного не услышите, — сказал Сенчук, вновь переходя на родной язык.
Араб, ориентируясь на интонацию собеседника, удовлетворенно кивнул и, вытащив чековую книжку из узорчатой кожаной папки, выписал чек.
Торжественно вручил его старпому.
Озадаченный Сенчук механически произнес приличествующую моменту фразу: сенькью, мол, вери–вери мач!
На том и расстались.
Шагая обратно на мостик, Сенчук, охваченный нешуточной тревогой, размышлял, что вся слащавая арабская щедрость имеет под собой наверняка конкретную почву и вызвана, вероятно, задачей ослабления его внимания и вообще попыткой капитальной дезориентации.
Об яхте, должной вскоре подплыть к "Скрябину", Ассафар не обмолвился. Как незаменимый штурман, без которого не дойти до американского порта, он, Сенчук, уже не нужен. Маршрут прост, недолог, и с ним вполне справится помощник. А в порту — толпы наемных морячков, претендующих на куда скромную зарплату. Так зачем же араб расстилался перед ним, как ковер–самолет и скатерть–самобранка? С ним явно пытались играть, заигрывая в доверие. Играть в кошки–мышки…
— А любят в них играть только кошки, — следуя своим мыслям, пробурчал он, удрученно сознавая, что не зря, вероятно, стращал океанской могилой нервного простака Крохина.
Он вытащил из кармана чек, прочитал надпись на фоне, выполненном в виде цветочных кущ и разгуливающих среди них павлинов.
"Цена надписи на этой бумажке, полировщик мозгов, дешевле цены чернил, которыми она накарябана, — подумал с презрением. — Чек для дьявола морского ты выписал, а он взяток не берет, он сам мастак их всучивать недотепам!"
Итак, спасение было в одном: вновь стать незаменимым. И обязательно предотвратить приближение к "Скрябину" яхты.
Как это сделать, Сенчук знал.
И с реализацией данного знания следовало поспешить.
Сначала он отправился в свою каюту, изъяв из тайника необходимые средства, после навестил ходовую рубку, прихватив лежащий в ящике штурманского стола компас, затем пошел к капитану, но, замерев с поднятой на очередную ступень трапа ногой, изменил такое свое намерение, решив посетить трюм, где надлежало приготовить дополнительный страховочный вариант…
Сняв ботинки, он легко и бесшумно двинулся знакомым путем в качающемся полумраке затхлого воздуха, настоянного на железе переборок, балок и остова судна, тускленько высвеченных лампами в зарешеченных грязных колпаках из матового стекла.
Проникнув в контейнер, остолбенел: куда‑то исчезла очередная треть взрывчатки.
В течение нескольких минут он управился с проводкой, ведущей к детонаторам, запрятанным в крайних, стоящих у торцовой стенки ящиках, и двинулся обратно.
— Дай мне сойти с этого борта на крепких ногах и без посторонней помощи, — шептал он. — Услышь мою просьбу, покровитель нашего брата моряка, Николай–угодник… — Затем позволил себе кривую улыбку, подумав, что SOS такого рода всесильный святой слышал немало. Другое дело — не всегда торопился ввести положительные санкции…
В одном из отсеков трюма слышались чьи‑то голоса. Обратившись в слух, Сенчук приник к переборке.
— И на хрена мы набиваем этот пузырь ящиками? — произнес кто‑то по–русски, однако с явным кавказским акцентом.
— Ты выполняй приказ! — раздался в ответ голос Еременко. — Раз так приказал господин Ассафар, значит, так и надо!
— А когда будем мочить всю лишнюю шушеру?
— Сначала докторишку тряхнем, — сказал Еременко, пыхтя от натуги. Вставим ему провод в задницу… А после за остальных примемся.
— Старпома бы, суку вредную, я бы своими руками…
— Он пока нужен. Кто грамотный дрейф над лодкой обеспечит?
Послушав еще несколько минут беседу заговорщиков, Сенчук, двигаясь буквально по воздуху, покинул трюм, пораженный открывшейся перед ним истиной. Правда, покуда туманной. Состояла же истина в том, что перегрузка контрабанды на яхту не состоится.
После встречи в коридоре с товарищем по несчастью пребывания на неблагополучном судне уснуть Забелин не мог.
Из фраз, оброненных врачом, выходило, что афера с пожаром и инсулином раскрыта и теперь неминуемо начнется скандальное расследование с определенного рода выводами.
Он не ошибся: под утро в каюту к нему пожаловал капитан с двумя матросами и в приказном порядке приказал предъявить к досмотру личные вещи, а также потребовал прохождения дактилоскопической экспертизы, объяснив, что неизвестный искушенный злоумышленник совершил прошедшей ночью диверсию, выведя из строя турбозубчатый агрегат.
Забелин невольно присвистнул…
На судне, похоже, начиналась партизанская война. И нешуточная: вывод из строя передаточного звена между винтом и турбиной означал серьезную травму, чье "лечение" могло проходить исключительно в условиях стационара, то есть ремонтного дока.
— Вы, кажется, удивлены? — спросил его капитан, ставя на стол склянку с какой‑то ваксой и вытаскивая из пластиковой папки лист плотной бумаги.
— А вы? — в свою очередь спросил Забелин.
— Я был готов к проискам… — расплывчато ответил капитан.
Как бы ни были омерзительны обыск и доморощенная процедура со снятием отпечатков пальцев, противиться им Забелин не стал, сознавая обоснованность подобных действий командования.
Когда матросы и высший начальник покинули каюту, он смыл краску с пальцев, что удалось не без труда, ибо ядовитая вакса неясной консистенции въелась в кожу намертво и пришлось оттирать ее пемзой; затем убрал на место разбросанные после шмона вещи и — поднялся на верхнюю палубу.
"Скрябин" шел на тихом тяжелом ходу, приближаясь к месту упокоения "К-219".
Дул легкий нежный зюйд, щекотно забиравшийся под футболку. Синь тропического неба отдавала химическим ультрамарином.
Забелин, облокотившись на фальшборт, вглядывался в лохматые гребни малахитовых волн. Думалось ему путано и горько: о странном плавании с неясным финалом, о вывертах незадавшейся жизни… Вот же — из одного болота в другое… Невольно вспомнился лимузинщик Боря, которому в настоящий момент он вдруг остро позавидовал — катается сейчас небось всвоем мощном "Кэдди" по лабиринту Манхэттена…
Обернулся на шум шагов: к нему направлялся уполномоченный от МЧС.
— Кажется, нам стоит переговорить… — произнес Прозоров, пожимая ему руку. — На судне происходят знаменательные, мать их, события…
— И уже давно, — согласился Забелин.
— Имеете в виду смытого за борт штурмана?
— Мне кажется, штурман покинул борт через иллюминатор, — сказал Забелин.
— Это шутка? — равнодушным тоном спросил Прозоров.
— Предположение.
— С вас тоже сняли отпечатки? — спросил Прозоров, узрев черноту на кончиках пальцев собеседника.
— Да, подчинился демократии, тем более Кальянраман первым подал пример… А вы прошли процедуру?
— А у меня алиби, — сказал Прозоров. — Ну–с, — он вскинул вызывающе голову, — давайте вернемся к оставленной вами теме. Она меня, сознаюсь, заинтриговала.
— Прежде чем интриговать вас дальше, хотелось бы узнать, с какой именно целью вы здесь очутились, — сказал Забелин, уже окончательно утвердившись в мысли, что с этим человеком в сложившихся обстоятельствах так или иначе придется поговорить начистоту.
Прозоров, усмехнувшись, посмотрел на океан. А затем отчетливо и твердо произнес:
— Винты от батискафа скинул за борт я. Повинуясь не логике, а инстинкту. Кто я? Представитель спецслужбы. Почему здесь? Судно перевозит опасную контрабанду. Данный факт выяснился, увы, с большим запозданием, но все‑таки догнать судно мы чудом сумели.
— Кто это "мы"? — насмешливо спросил Забелин. — Министерство по чрезвычайным ситуациям?
— А что? — пожал плечами Прозоров. — Вполне приемлемая формулировка. Адекватная сути происходящего.
— Ну и что вы можете сделать тут в одиночку? — с насмешкой спросил Забелин.
— Почему в одиночку? — оптимистически заявил Прозоров. — Есть вы, например… Честный, надеюсь, человек, офицер…
— А если без стеба? — неприязненно спросил Забелин. — И без комплиментов, рассчитанных на придурков?
— Хорошо, — спешно поправился Прозоров. — я проник сюда один, потому что факт нахождения груза на борту контрабя подлежит проверке оперативными методами. Лобовых действий наши чиновные инстанции испугались: дескать, если отрабатывается ложный след, то в очередной раз поднимется шум по поводу учиняемых российскими милитаристами препятствий благородным целям Гринписа. В общем, политические реверанс дрожащих за свои кресла функционеров. Понятно? А теперь — получите новость: у меня вчера вышел из строя спутниковый телефон. Знакомая история?
— В чем состоит предмет контрабанды? — отрывисто спросил Забелин.
