со мной не иметь.
— И как вы сейчас?
— Как видишь — никак. Радикулит меня разбил, так он быстро мне замену нашёл. Ну ничего, я оклемаюсь, снова за баранку пересяду. Я уже всё решил, с сыном мне до самой смерти не примириться, а раз по — другому не выходит, по — иному мне не надо.
— А как же дочь?
— А что дочь? Дочь меня тоже знать не хочет. Вот, такой я человек чудесный! В кавычках, конечно…
Егор шёл легко, будто во всех суставах смазанный. Так ему казалось. Сомнений не было, ощущал он это только потому, что был пьян. Или как резонно говорил по таким случаям Песков: вмазан. А может, эта лёгкость наблюдалась исключительно на фоне разбитого радикулитом старика. Ильичу очевидно было тяжело и трезвым, и вмазанным, а Егор будто порхал, изредка оступался, вследствие чего переходил на лёгкое подпрыгивание на здоровой ноге, точно заигрался в классики, а лестничные перила казались опциональными. Глубоко внутри Егора зарождалась энергия, которая растекалась по ногам и рукам, чесалась и звенела в пальцах и в сжатом кулаке, той особой механической сверхсилой, какой он порой затягивался прямиком из воздуха и плавил в цепких мозгах, где все моря в момент мелели до колен. У Кагарлицкого подобного эффекта не наблюдалось, видно радикулит был нешуточным.
Казарма Медведей находилась на трёх этажах соседнего подъезда, куда прошли, не выходя на улицу, через проём в стене, проделанный дисковой пилой этажом ниже. Медведи здесь занимали все квартиры со второго по четвёртый. Туда Ильич и привёл Егора.
— Живой?! Думал, ушатает тебя старый, — обрадовался Песков.
— Что и где должно расшататься? — обиделся Ильич, не понимая о чём речь. — И чем ты там думал?
За столом в глубине комнаты, смутив Биса присутствием, сидел Медведчук и что — то записывал в блокнот.
— Не парься, ротный чел бомбейский, — сказал Песков не без гордости и значимо добавил, — в «Альфе» служил, в Ираке воевал…
Первое, о чём подумал Егор что уже слышал об «Альфе» в Ираке и заимствованных там методах пыток, успешно применяемых дома.
— …Он всё понимает, — Песков сморгнув, мелко — мелко и часто закивал. — У нас уже есть один контуженный сапёр, правда, непроверенный в сапёрных делах так ротный ему по воскресениям пиво пить разрешает. Сапёрить больно не доверяет, боится, что может нахимичить чего не того и тому поотрывает всё к чертям собачим. Блин, извини, брат, — спохватился Витя, — совсем не это хотел сказать, не имел в виду тебя…
— Пескову у нас лучше помалкивать, — не отрываясь от дела сказал ротный, — да, Песков?
— Болтун, да ещё к тому же балбес — это уникальная находка для шпионов, — беззлобно добавил Ильич.
Витька смущённо затих на краю дивана.
— Малой, ну — ка наведи нам всем чайку, — предложил Ильич. — Ага? — окинул он всех цепким взглядом. — Давай, шеметом. Исправляйся.
Песков с виноватым видом вышел из комнаты.
— Слышал от одного ополченца об Ираке и Кении, так это правда? — спросил Егор Медведчука. — Я уж решил, что это пьяная выдумка?
— Правда! — крикнул Витька из-за двери.
— Вот, шельмец! Тебя куда отправили, а? — тяжело поднялся Ильич и вышел за Песковым с решительным видом того поколотить.
— Правда — то правда, — отвлёкся Игорь, — но не всё, что рассказывают.
— И как там? В Ираке?
— Тепло. Сытно. Познавательно, — последовал уклончивый ответ.
С внимательным видом и трепетом Егор ждал рассказа о тайных операциях, отчаянном сопротивлении или о чём — то подобном, но, когда ничего из того не последовало и повисло молчание, он с удивлением для себя, воскликнул:
— И это всё?
— Ну, да, — сказал Игорь. — Обеспечивали безопасность нашего посольства в Ираке. В две тысячи четвёртом. Ротация групп происходила каждые полгода, — Игорь умолк и, как показалось Егору, тот сам удивился тому, что рассказать особенно было нечего.
В проёме появился Кагарлицкий:
— Игорёк, может лупанём по пятьдесят, а? Свежий хлеб подвезли и ещё кое — какой провиант…
Медведчук очень строго посмотрел на Кагарлицкого, совсем никак сын на отца, подумал, надёжно закрыл блокнот, заботливо заложив между страниц закладку и одобрительно кивнул:
— Ладно, тащи.
— Витька, не надо чаю! — крикнул Ильич. — Дуй, за мной, подсобишь!
— …А в Кении, — Игорь вдруг отыскал в памяти что рассказать, — в Кению мы попали для участия в операции военно — морских сил Евросоюза по противодействию пиратству в Аденском заливе и у берегов Африканского Рога четыре года назад. Тридцать рыл разместили на военной базе ВМС Кении в Момбасе — четыре месяца лета, тренировки, обмен опытом, Аравийское море Индийского океана — красота! Официально, за время операции «Аталанта», с декабря восьмого военные корабли коалиции обеспечили сопровождение восьмидесяти четырёх судов. При этом ни одно из них не было атаковано или захвачено пиратами… Но это официальное достижение. А неофициальное: в начале мая десятого у побережья Сомали был захвачен российский танкер «Московский университет», а уже на следующий день освобождён силами противолодочного корабля имени м аршала Шапошникова. Экипаж танкера не пострадал. Один пират был убит, десять других пленили. Пленных впоследствии отпустили, но добраться до берега пираты не смогли. Этого в отчете «Аталанты», конечно же, нет. Россия отказалась от участия в международных операциях и решала эти задачи самостоятельно… В две тысячи девятом зафиксированы, но не «Аталантой» около восьмидесяти пиратских атак, около тридцати из них завершились захватом. За аналогичный период десятого года было зафиксировано что — то около пятидесяти нападений, захвачено около тридцати судов. При простейшем соотношении этих цифр понятно, что «результативность» нападений на суда в девятом и десятом годах подросла с тридцати девяти процентов до сорока шести. На семь процентов. Понимаешь? Вот и хуй его знает, что мы там делали? Денег, сил, ресурсов потратили — во! — Игорь показал пальцами одной руки вертикальный отрезок длинною сантиметров тринадцать. — А конечный результат — во, — отрезок в этот раз был мизерным, миллиметра три, не больше. — Как тебе такое?
Егор грустно улыбнулся.
Песков и Кагарлицкий очень скоро вернулись. Свой провиант Ильич нёс в мешке через плечо как Дед Мороз за спиной, но за Витькиной.
— Так, — сказал он сыну, — освобождай стол, накрывать буду здесь.
— Дайте нож, что ли… — предложил Егор, — хлеб порежу.
— А сможешь? Без руки — то? — буркнул Ильич, вынимая из кармана складной «Opinel». — Подарок сына, — похвастался он и добавил в своей манере. — Смотри, не проеби — отлучу от церкви.
Игорь напряжённо улыбнулся, тем самым давая понять, что это всё ещё та, старая шутка. А быть может, упомянутое тщательно скрываемое родство его напрягло.
Выпив первую, а