Ознакомительная версия.
Я понимаю, — более спокойно сказал тот, — что сейчас о Романе Юрьевиче Шестове пишут очень много. Привлекательная фигура, закрытая и сложная. Писак просто-таки манит урвать от ореола таинственности, которым он себя окружил. Но кто вам сказал, что я его человек? Я с ним и виделся-то раза три за всю жизнь.
— Понятно, — сказал босс.
— А если о том, кто сказал, что вы его человек, — вмешалась я, — то припомните-ка, Геннадий Ильич, слова Ищенко, когда он упрекал вас в марионеточности. Я охотно поверю, что вы видели его раза три. Но, Геннадий Ильич, политическое взаимодействие не всегда предполагает еженедельные воскресные пикники на даче и посиделки с чаем и пирогом. Ну что вы упираетесь? Ведь вас два раза хотели убить. И жизнь спасла вам, между прочим, я. Так что я имею кое-какие права задавать вам откровенные вопросы. К тому же, Геннадий Ильич, вы только что услышали, что на вас могли спустить всех собак с Лубянки. Дали отмашку. И вы даже не можете всплыть теперь в публичной жизни. Ведь можно выдать себя за мертвого. Вы что, не понимаете, что творится?! Вас прессуют так, что мало не покажется!!
— Да уже не показалось, — буркнул Геннадий Ильич. — Ну хорошо. У нас просто не принято говорить о таких вещах, но раз уж все так далеко зашло, то я скажу. С самим Романом Юрьевичем я имел продолжительный разговор только один раз.
Он не был конкретен. Мне казалось даже, что он играет со мной, как кошка с мышкой. Он был мягок, деликатен, заверил, что я могу рассчитывать на его поддержку. Роман Юрьевич вообще говорил так, словно паутиной опутывал. Вы знаете, я сам человек небедный, но в его кабинете я почувствовал… знаете… аромат громадных денег и всемерного могущества. Конечно, он не говорил мне прямо в лицо, что будет на меня, так сказать, влиять. Об этом не говорят напрямую. По крайней мере, такие люди, как он. Позже я контактировал только с его доверенными лицами, сам он не вмешивался. Я понимаю, что если я буду избран, то меня поставят под контроль. Сам Роман Юрьевич и пальцем не шевельнет, он, наверное, никогда не ставит себя на такой низкий уровень, чтоб лично влиять на чиновников, пусть даже самых высокопоставленных.
— Вот это уже откровенный разговор, — сказал Родион. — Благодарю вас, Геннадий Ильич. По всей видимости, вас хотят убрать не только ваши политические оппоненты. Вас хотят убрать и свои. Вам нужно быть очень осторожным. Отныне вы поживете здесь, у нас. Вы исчезнете. Исчезнете до тех пор, пока мы не распутаем этот клубочек. Вы — мертвы, Геннадий Ильич! Понимаете?
— Да, но…
— И не нужно бессмысленного и опасного проявления инициативы, — довольно-таки бесцеремонно перебил его мой босс. — Своими опрометчивыми шагами вы можете погубить и себя, и близких вам людей. Так что затаитесь. Поддайтесь. Нельзя бороться со скалой. Я попробую во всем разобраться, и лишь потом, разобравшись, мы можем предпринять кое-какие шаги.
— Да, да! — пробормотал он. — Конечно!.. Я очень вам обязан. Конечно, я перед вами в неоплатном долгу. Но даже неоплатный долг можно оплатить. По крайней мере — попытаться. Вот вам кредитная карточка, здесь на бумажке я пишу пин-код, на карточке около десяти тысяч долларов. Это немного. Но если что, то не стесняйтесь, и я…
— Об этом поговорим позже, — сказал Родион. — Не сейчас. Вы хотите перекусить? Нет? Тогда отправляйтесь спать, Геннадий Ильич. Мария покажет вам комнату. Вот сюда, наверх, по лестнице. Вам нужно восстановить силы. Спокойной ночи.
Закончив с Бубновым (он уснул мгновенно и захрапел уже тогда, когда я закрывала дверь его комнаты), я спустилась вниз, в кабинет босса. Он курил сигару, окутавшись клубами ароматного дыма, и левой рукой ерошил свои непослушные волнистые волосы.
— Ну, как там наш гость? — спросил он.
— Уснул. Досталось ему. Да и мне досталось.
— Вижу.
— С чего вы взяли, босс, что к покушениям на жизнь Бубнова причастны федералы?
— Гм… Я не сказал этого определенно. Я предположил. У нас, в России, как? Чуть что — виноват Чубайс. А не Чубайс — значит, ФСБ.
Сказав это, Родион Потапович хитро прищурил глаза и выпустил несколько колец дыма. Я поняла, что он недоговаривает, хотя и явно настроен на то, чтобы поразить меня своей информированностью.
Я оказалась права.
— Я поработал по этому твоему Заварзину, который так глупо засветился, неудачно припугнув тебя и через тебя — меня, — начал излагать он. — Первоначально казалось, что он имел отношение к империи Шестова. Нет, конечно, сам Роман Юрьевич не имеет о нем никакого представления! Какая-то мелкая сошка… Как Роману Юрьевичу всех упомнить, если одна его личная охрана составляет сто пятьдесят человек! Я установил за Заварзиным внешнее наблюдение. Все-таки наш Витюша Заварзин — это пока что единственная ниточка, за которую удалось зацепиться, чтобы начать разматывать. Так вот, не далее как вчера вечером, когда ты направилась в ресторан «Ариэль» на юбилей Ясина, мне удалось отследить один контакт этого Заварзина. Скромный малый!.. Не стану вдаваться во все технические подробности, но так или иначе мне удалось получить следующую видеозапись. Вот, смотри.
Я устремила взгляд на экран.
Запись была черно-белая, но прекрасного качества. Те, на ком сосредоточил внимание оператор, находились метрах в десяти. Были видны ряды столиков, все пустые, кроме того, за которым сидели двое. В сидевшем слева я сразу же узнала своего недавнего похитителя, Витю Заварзина, который усиленно жестикулировал и размахивал руками. Слов, однако же, разобрать было нельзя. Его собеседник, сидящий напротив, вел себя более сдержанно. Его гладко причесанная голова, прямой нос и выставленный вперед подбородок создавали впечатление собранности и самообладания. Он выслушал бурную речь Заварзина, а потом заговорил сам. Речь его не была длинной, но если в самом ее начале Виктор Заварзин еще вскидывал голову порывисто и разводил руками, как бы давая понять, что он совершенно не согласен с собеседником, то уже через полминуты он заметно сдулся, а когда собеседник договаривал последние слова, то на Заварзина и вовсе было жалко смотреть. Его собеседник поднялся и пошел к выходу, а Виктор остался сидеть. Уже на выходе мужчина обернулся, и тут Родион нажал стоп-кадр.
На экране застыло строгое, вполоборота, лицо. Родион щелкнул пальцами и сказал:
— Знаешь, кто это?
— Н-ну уж, конечно, не Роман Юрьевич Шестов, — пошутила я.
— Да уж конечно. Это некто Птахин.
— Невинная какая фамилия.
— Ага. Невинная, — хмыкнул босс. — Был у меня один знакомый, немец, у него была звонкая такая фамилия: Глеклинг. Кажется, в переводе с немецкого — «колокольчик». Так вот он примерно такой же мальчик-колокольчик, как этот Птахин, — невинный. Глеклинга, кстати, недавно арестовали по обвинению в предумышленном убийстве с особой жестокостью трех человек. А этот Птахин тоже еще тот фрукт, несмотря на фамилию. Хороший у него такой послужной список. Работал в спецслужбах, имеет награды за участие в боевых действиях в «горячих точках». Теперь на вольных хлебах. Подполковник ФСБ в отставке. В принципе заслуженный человек. И вот, представьте себе, этот заслуженный деятель о чем-то полемизирует с гражданином Заварзиным. Факт, правда, сам по себе ничего не значит. Но как знать, как знать!.. Тем более что удалось мне разобрать два словосочетания, сказанных Заварзиным. При помощи специальной аппаратуры, разумеется. Так вот, в начале своей содержательной речи Заварзин говорит: «сегодня вечером». А «сегодня вечером» была попытка покушения на Бубнова.
— А какое же второе словосочетание?
— О, второе! Тут еще интереснее. Словосочетание это:
«ваш одноклассничек». Понимаешь? «Ваш одноклассничек»!
— Ну и?..
— Меня внезапно заинтересовало детство и отрочество этого Птахина. Мне удалось ознакомиться с классным журналом отрока Птахина. Птахин этот двадцать семь лет назад закончил одну элитную московскую школу — ну, для детей партноменклатуры. Кстати, отец Птахина, Николай Ионович Птахин, был майором КГБ. Яблоко от яблони, а?.. Так вот, — продолжал Родион Потапович, — нашел я в этом журнале Птахина. Его фамилия располагалась между фамилиями двух очень интересных людей. Начинались фамилии, как это несложно догадаться, на П. После Птахина шел некий Пьянов. Человек, надо сказать, соответствующий своей фамилии. Был актером одного из московских театров, неплохим актером, кстати. Потом пошел на поводу у любимого порока богемы — пьянства. В общем, спился. Такова судьба того, чья фамилия шла за птахинской.
А вот перед Птахиным стоял другой молодой человек, который развивался несколько более успешно, чем Пьянов и чем даже Птахин. Существенно более успешно. Его фамилия Половцев. Антон Половцев. Я подумал, мало ли Половцевых на свете, но… это оказался тот самый Антон Николаевич Половцев, который два месяца назад заступил на пост руководителя президентской администрации вместо старого лиса Волошина. Глава администрации президента России, понимаешь!! Вот кого, очевидно, поминал в своей горячей и содержательной речи господин Заварзин, говоря о «вашем одноклассничке».
Ознакомительная версия.
