Ознакомительная версия.
Я встал и пошёл к дверям.
– Пропуск возьми! – буркнул легавый.
– Ах, да! – я вернулся и вежливо попрощался: – До свидания.
– До скорой встречи, любезный! – отчеканил Ласточкин.
В коридоре я увидел скрючившегося на скамье Давида Яковлевича. Ему было нехорошо. Гольдберг поднял на меня глаза и скис окончательно. Мимо ходили сотрудники управления, обстановка была холодная и деловая.
– Всё нормально, вас ждут, – пригласил я, чувствуя себя проклятым источником несчастий, и подмигнул.
* * *
– Ну, что, вино разлито, надо пить! – сказал я, когда мы уселись за круглый стол на даче Гольдберга. – Какие будут предложения, уважаемые компаньоны?
Давид Яковлевич, в состоянии едва ли не предынфарктном, выставил новую бутылку виски, придвинул поднос со стаканами и жестом предложил наливать. Себе он немедленно набулькал на три пальца, проглотил и снова наполнил.
– Правильно, Яковлевич, быстро выпитый стакан не считается налитым! – одобрил Слава. – Передай-ка вискаря.
Нам всем не мешало промочить горло. И хотя я уже успел немного отойти от беседы, в отличие от Гольдберга, который только что вернулся с Захарьевской, а Вадик и Слава вообще не попали под раздачу, накатить стакан возникла острая нужда.
Когда невидимая лапа живущей внутри нас твари немного отпустила душу, я взял слово:
– Что будем делать, господа? Я по поводу Ласточкина. Давайте решать, речь идёт о деньгах. Нас здесь четверо, доля каждого равна. Лично я готов сдать находку государству, чтобы не ждать, когда за нами придут товарищи в габардиновых макинтошах. Игры с национал-патриотами кончились, теперь за нас возьмутся всерьёз. Я хочу получить хотя бы дэцел вместо того, чтобы угодить в ментовскую засаду, которая может теперь поджидать нас на каждом шагу, и сесть, потеряв вообще всё. Предлагаю порешать. Ты как, Слава?
– Я как ты, – прямолинейно ответил афганец. – Как ты скажешь, Ильюха, так и я.
Все наши совместные затеи кончались прибылью. Друган к этому привык и был готов идти в ад, если я предложу найти у чертей золото. Слава хорошо помнил, как появился у меня на пороге со справкой об освобождении и без будущего, как вскоре после этого стремительно и легко наладилась его личная жизнь.
– Если ты за то, чтобы сдать клад, то я тоже за. Я видел, как ты в тайге жилы рвал, но у тебя голова на плечах и, если считаешь, что золото надо сдать, значит, так лучше, – откровенно высказался он.
– Двое за сдачу, – сказал я. – Кто ещё? Вы как, Давид Яковлевич?
– Лучше сдать, – закивал Гольдберг. – Мы на крючке. Если раньше продавать было рискованно, то сейчас совершенно нереально. Больше скажу: если нас поймают на факте передачи, то посадят и нас, и перекупщиков. Только контрагенты отсидят и выйдут, а нас на киче удавят.
«А ведь не врал легавый насчёт пауков в банке, – я смотрел на бледное трясущееся лицо Гольдберга и видел все ответы. – Законы у антикварных барыг волчьи, они мародёрами питаются. Впрочем, какие деньги, такая и ответственность. Уровень действительно не мой. По крайней мере, пока.»
– Будем оформлять добровольную передачу найденного клада, – продолжил Давид Яковлевич. – Только… Врата разрублены. Там очевидно наличие четырёх частей, а у нас только две. Непременно возникнут вопросы, где мы прячем вторую половину.
– Если будут спрашивать, где вторая половина, сдадим им Кутха! – отрезал я. – У него золото на законном основании приобретено и хранится. Даже если нет, в любом случае, ему без разницы, что Ласточкин, что УБЭП и вообще вся наша питерская милиция. У него на Камчатке свои расклады, он там царь и бог, причём, в самом прямом смысле. И к тому же, а это главное, его заботы не наше дело!
Никто не возражал.
– Трое за, – подытожил я. – Вадик?
– Сдаём, – отрешённо сказал Вадик, разглядывая ногти.
– Значит, сдаёмся? – я обвёл взглядом нашу банду. – Единогласно! По предварительному сговору, группой лиц, с целью наживы сдаём Золотые Врата государству. А ведь хорошая идея кому-то в голову пришла, – отдал я должное врагу, – со своей собственноручно организованной псевдонацистской структурой запугивать и вскрывать антикварных барыг. Интересно, скольких они раскрутили на сдачу антиквариата?
– Многих, – Давид Яковлевич выплеснул в рот весь виски из стакана и залпом проглотил. – Вы помните, как прошлой осенью в мусорных баках вдруг стали находить антик? Это отдел по борьбе с хищениями исторических и культурных ценностей ГУВД сработал. А в УПЭБ по их методу свой «Трискелион» организовали и за нас взялись. Как ведь удачно попали, сволочи, на такую великолепную находку!
– Эх, яблочко, да наливной бочок, информацию на нас слил один торчок! – вздохнул я. – Знать бы, кто этот торчок…
– То есть это не один такой отряд? – Вадик оторвался от созерцания своих пальцев. – То есть это что значит?
– Это значит то, что сейчас у каждой конторы своя банда, – буркнул Давид Яковлевич. – Ты телевизор смотришь? Видел, сколько их развелось? Такие, сякие, и всякие экстремисты. Думаешь, о них Кто Надо не знает? Тот, кто им вообще разрешил жить? В нашем государстве все, кому требовалось, насоздавали себе радикальных организаций, всяких нацистов, антифашистов и антисемитов, рот фронт всякий, и все делают свою задачу, – язык его заплетался. – Фашисты, не фашисты, а работают на Большого Брата, как стахановцы, а он купоны стрижёт. Размножает всякую пакость, забывая, что опьянённые властью похмеляются кровью. Он ещё хлебнёт своей кровушки, хлебнёт…
Гольдберг ворчал всё тише, грозился кому-то от обиды на весь мир.
– Ты как маленький, Вадик, – ухмыльнулся золотой пастью Слава. – В России ведь живёшь. Если банды существуют, значит это кому-нибудь нужно. Не парься!
– Я не парюсь, – прохныкал Вадик. – Я бабочками заниматься хочу.
– Кстати, Давид Яковлевич, – вернул я разговор в деловое русло. – Придётся нам с Иваном Сергеевичем объясниться. Сделка как-никак срывается, а у меня ещё одно предложение к нему есть.
– Он купил себе питерскую мобилку, – кивнул Гольдберг. – Позвоните ему сами, я в ауте.
Впервые за долгое время у меня дома было так уютно, покойно и удивительно хорошо. Мы сидели с Иваном Сергеевичем в комнате, на столе между нами стояла глубокая миска с жареным шашлычным мясом, бутылка водки, зелень и мелкая снедь. Гостя надо было сначала накормить, поговорить о всяком, а только после долгой церемонии приступать к делу. Приглашая Кутха, я вспомнил расхожие шаблоны азиатских обычаев, которых, по моему мнению, должен был придерживаться житель Камчатки, и не ошибся. А может быть просто сыграло свою роль радушное гостеприимство.
– Вот так всё с ментами у нас получилось, – закончил я рассказывать эпопею о Ласточкине.
– Ый, какие жадные, – улыбнулся Кутх и покачал головой, словно осуждая меркантильность сотрудников внутренних дел.
– Они не для себя стараются, – признал я. – Золото мы сдаём государству. Ласточкин сам лично не получит ничего.
– Всё равно нехорошие. А если денег дать?
– Не возьмёт он деньги, – вздохнул я. – Я думал, что Кирилл Владимирович обычный вымогатель, а он фанатик, за принцип работает.
– Не договориться с ним, не получится?
– Никак не получится, – покачал я головой. – Золото мы сдаём завтра, дольше ждать нельзя, иначе возникнут сложности.
– Тяжело тут у вас в городе. Трудно. Я к себе улетаю, потом выкуплю вторую половину.
– Возможно, за вашей половиной к вам придут.
– Кто придёт? – хитрая улыбка сделалась чуть шире.
– Сотрудники милиции.
– Люди пусть приходят.
– Люди… – пробормотал я. – Давайте ещё по одной накатим и я расскажу сказку.
Налили.
– За героев! – отпустил я короткий тост. – За нас!
Немудрёная закуска прошла отменно.
– Так вот, сказка, – после всего случившегося я относился к Кутху исключительно серьёзно и каждое слово тщательно взвешивал. – Сказка старая, только я её плохо помню. Вы, наверное, знаете лучше, поправите, если что?
Кутх одобрительно улыбнулся и посмотрел на меня с любопытством.
– Когда был создан мир, Тайхнгад дал людям золотой гонг, чтобы они могли достучаться до старика и попросить, о чём нужно. Однако Ворон, который всегда хотел сытно кушать вкусную рыбу, выпросил у людей гонг, чтобы самому говорить с морским Тайхнгадом. Через много лет, когда люди разделились на четыре племени, гонг пришлось вернуть. Но непонятно было, кому отдавать, потому что каждый народ считал себя хозяином гонга. Тогда Ворон, чтобы посмеяться над глупыми и жадными людьми, поделил гонг на всех, и каждый народ получил равную долю, и каждый не получил ничего. Впоследствии две части люди увезли далеко от моря на запад и закрыли ими вход в пещеру, а другая половина гонга осталась на Камчатке и вы получили её в своё полное владение, обменяв на деньги, которые без особого труда насобирали в своём изобильном крае. Я на днях в интернет-кафе зашёл посмотреть камчатские фирмы. Узнал, что у вас ещё и своя рыболовная артель есть, ТОО «Кутх», организованная на базе бывшего рыболовецкого колхоза, директором которого вы были при советской власти. Если правильно понимаю, в рыбе Ворон и без гонга морского Тайхнгада больше недостатка не испытывает, а блестящие штучки собирает чисто из любви к блестящим штучкам. Ну и просто по старой памяти, так ведь?
Ознакомительная версия.
