Ознакомительная версия.
Утро было солнечным и теплым. Марина вышла из душа, кутаясь в махровый халат Родиона. Он как раз разливал кофе по чашкам.
— А есть что-нибудь к кофе? — поинтересовалась Марина.
— Увы, кроме пиццы, ничего.
Марина поцеловала Родиона и жалобно проговорила:
— Я умираю с голоду. Давай зайдем куда-нибудь и перекусим.
— Хочешь, сходим в «Макдоналдс»?
Ресницы Марины дрогнули.
— А он еще работает? — восторженно спросила она. — И в нем до сих пор продают гамбургеры?
— Ты удивишься, но да.
— Так что же мы стоим? Пошли скорее!
В «Макдоналдсе» на Пушкинской царила обычная предвечерняя толчея. За кассами стояли девушки и парни и периодически вздергивали руки со словами: «Свободная касса!» За столами сидели почтенные семейства — мамы, папы, дети, пили кофе с чизбургерами командированные, жевали пирожки с вишневым джемом туристы, глотали литрами кока-колу подростки.
Пока Марина дожидалась Родиона, она с любопытством разглядывала всю эту публику. А Родион, стоя в маленькой очереди у кассы, все время поглядывал на нее. В его глазах застыло удивление, на губах играла смутная улыбка. Ему все больше нравилась эта девушка — странная, как инопланетянка, и непосредственная, как ребенок.
Наконец, Родион подошел к столику и поставил перед Мариной поднос с покупками.
— Гамбургер, — с придыханием проговорила Марина, вдыхая запах гамбургера. Затем схватила его двумя руками и откусила кусок. Прикрыла от наслаждения глаза и улыбнулась. — М-м… Вкус из юности. Боже, как я обожала гамбургеры!
— Что тебе мешает обожать его сейчас?
Марина посмотрела на него с укором.
— Ты с ума сошел! Они ведь жутко калорийные! Я уже не говорю о том, из какого мусора их делают.
— Но тебе нравится, — напомнил Родион.
— Ну и что? Знаешь, как сказала одна умная женщина? «Все, что мне нравится, либо вредно для здоровья, либо от этого полнеют».
— Точно подмечено! — засмеялся Родион.
Марина покачала пальцем на сверток:
— А это что?
— Пирожок.
— А вот это?
— Мороженое.
Марина посмотрела на яства с сожалением и вздохнула.
— Если я все это съем, я поправлюсь килограмм на пять. Или просто лопну от обжорства.
— Но перед этим ты вволю наешься, — сказал Родион. — Возможно, это того стоит!
— Ты прав. Один раз можно, — сказала Марина и в последующие десять минут лихо расправилась и с гамбургером, и с пирожком, и с мороженым.
— Марина, я отлучусь минут на десять, — сказал вдруг Родион. — Ты меня дождешься?
— А куда ж я денусь, — усмехнулась Марина. — Тем более что у меня еще есть молочный коктейль.
Родион поднялся из-за стола и быстрым шагом направился к выходу. Марина проследила за ним взглядом и удивленно хмыкнула. «Куда это он, интересно, направился? Явно не в туалет. Может, ему сделалось дурно от моего обжорства и он решил глотнуть свежего воздуха?»
Но у Марины еще был молочный коктейль, и она решила не забивать себе голову загадками. «Ровно через десять минут я отсюда уйду, — решила она. — Не успеет — сам виноват».
Однако Родион успел.
Он прошел через зал и сел за стол.
— Вижу, с молочным коктейлем уже покончено, — с улыбкой сказал Родион.
— Давно уже. Сижу тут только из-за тебя.
Родион как-то странно посмотрел на Марину, потом полез в карман, достал что-то и положил на стол. Это была небольшая коробочка, обтянутая красным бархатом.
Марина вопросительно посмотрела на Родиона. Он, словно спохватившись, взял коробочку, раскрыл ее и протянул Марине.
— Это тебе, — мягко проговорил он.
Марина опустила взгляд на коробочку и ресницы ее дрогнули.
— Но ведь это… кольцо?
— Угадала. Золото семьсот пятидесятой пробы, бриллиант — треть карата.
— Что-то я не понимаю.
— Что же тут непонятного? Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.
— У тебя тепловой удар? Или тебе ударила в голову кока-кола?
— Ничего мне никуда не ударило. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
— И давно ты это понял?
Родион кивнул:
— Да. Сегодня ночью. Когда ты спала, я смотрел на тебя и размышлял. Ты удивительно красива, когда спишь. А когда не спишь — еще красивее.
— Бред какой-то, — тихо проговорила Марина. — Мы знакомы всего несколько дней. Я даже фамилии твоей не знаю. И отчества, кстати, тоже.
— Борисович.
Марина усмехнулась.
— Очень приятно. Но это ничего не меняет. Ты хоть понимаешь, что поступаешь как сумасшедший?
— Почему? Я делаю предложение женщине, в которую влюблен и с которой хочу прожить свою жизнь. По-моему, все логично.
— А по-моему, все это бред! — рассердилась Марина.
Родион улыбнулся.
— Извини, я не успел объяснить. Я вовсе не настаиваю, чтобы ты дала ответ прямо сейчас. Ты можешь думать, сколько тебе заблагорассудится. По крайней мере, дня три-четыре точно. Но я не хочу, чтобы ты с ходу отказывалась. Возьми кольцо, походи с ним, представь себя в роли моей жены. Если тебе понравится — мы поженимся.
— А если нет?
— Тогда ты пойдешь по жизни своей дорогой, а я стану самым несчастным человеком на земле. Только и всего. Видишь — ничего страшного в этом нет. Итак, ты берешь кольцо?
— Нет!
— А если подумать?
Марина хмыкнула.
— Ну, хорошо. Если тебе так хочется, я поношу его пару дней. Но это ничего не изменит и ни к чему меня не обязывает, ты понял?
— Разумеется.
— И нечего так ухмыляться!
1Александр Борисович толкнул тяжелую дверь и вошел в кабинет Плетнева.
— А вот и наш главный специалист, Александр Борисович Турецкий! — крутанулся в кресле Плетнев. — Входи, Александр Борисыч.
Турецкий пожал руку Плетневу, перевел взгляд на девушку, сидящую напротив него.
— Доброе утро, — поприветствовал он ее.
Девушка прищурила черные глаза и кивнула. В движении этом было больше вальяжности и высокомерия, чем приветливости.
— Это Людмила Шилова, — представил девушку Плетнев. — Я говорил тебе про нее по телефону.
— Да, я помню.
Турецкий уселся в кресло и сунул в рот сигарету. Потом вынул ее и вопросительно посмотрел на девушку.
— Не возражаете?
— Нисколько. Я сама курю.
Голос у Людмилы был хрипловатый, и такой же неприязненно-высокомерный, как и ее манеры.
— Людмила, расскажите, пожалуйста, Александру Борисовичу все, что рассказали мне.
— Что, с самого начала? — без всякого энтузиазма отозвалась девушка.
Плетнев кивнул:
— С самого начала.
Турецкий смотрел на Шилову внимательно, но словно бы вскользь и старался не встречаться с девушкой взглядом, чтобы не смущать ее. Впрочем, судя по всему, эту барышню трудно было чем-нибудь смутить.
Людмила была довольно привлекательна. Тонкое, бледное лицо, черные, коротко стриженные волосы с изящной челкой, падающей на глаза. Сами глаза, кстати говоря, тоже недурные — чуть раскосые, темные, выразительные. При этом в лице девушки было что-то порочное, распущенное, словно ей пришлось пройти через такие горнила похоти и страсти, которые Турецкому даже и не снились.
«По виду — стопроцентная московская б…» — подумал Турецкий, скептически щуря глаза. Он уже давно привык называть вещи своими именами, без «экивоков» и эвфемизмов.
— Мне обязательно это делать? — с вызовом поинтересовалась Людмила, неприязненно глядя на Александра Борисовича. Видимо, она сумела прочесть в его взгляде сухой скептицизм, привычно и холодно расставляющий все точки над «и», и поняла, какое определение дал ей про себя Турецкий.
— Обязательно, — сказал Плетнев. — И желательно со всеми деталями.
— Ладно, слушайте, — пожала Людмила плечами. Она приступила к рассказу лениво, нехотя, но чем дальше продвигалась, тем эмоциональнее делался ее рассказ.
«Похоже, она и в самом деле любила… то есть, любит свою подругу», — с удивлением подумал Александр Борисович.
— Я еще тогда, перед первой встречей, пыталась ее отговорить, — рассказывала Людмила, нервно теребя в пальцах ручку сумочки. — Но разве она послушает! Вдолбила себе в голову, что хочет экзотических отношений. Я ей говорю: хоть имя его спроси! А она в ответ: не хочу, так интересней!
— Прямо «Последнее танго в Париже», — тихо проговорил Александр Борисович.
— Что? — не поняла Людмила.
— Был такой фильм, — ответил Турецкий. — Не обращайте внимания. Продолжайте.
— Ну вот. В общем, пыталась я ее отговорить, но у меня ничего не получилось. А во вторую встречу они…
Турецкий слушал Людмилу с видимым интересом, но мыслями он был далеко отсюда. Если честно, ему было глубоко плевать на судьбу очередной московской дамочки, ощипавшей парочку мужей-бизнесменов, и теперь — от безделья и пресыщенности — выдумывавшей себе все новые и новые развлечения.
Ознакомительная версия.
