— Ну, как же, заика.
— Заика-заикой, а теперь замдиректора алмазной обогатительной фабрики.
— Да ну!
— А Колька Нефедов так в геологах и прижился. Сейчас в облуправлении, зам начальника. Мы с ним пол области объездили.
Давно журналист не говорил ни с кем с таким наслаждением. Они вспомнили всех одноклассников, оказалось, что троих уже не было в живых. Помянули и этих, затем выпили за здоровье живых. Семён припомнил давнее увлечение Михаила охотой и предложил съездить на кордон к знакомому леснику поохотиться на изюбря.
— Тут у нас в округе все повыбили еще в начале девяностых, на прокорм. А там такая охота! Поехали, не пожалеешь!
К утру Шалимова немного развезло, но с помощью длительного перекура на свежем сентябрьском воздухе оба одноклассника взбодрились. Одолженные Семёном таблетки действовали безукоризненно, так что к моменту знакомства с майором Федюнинским, непосредственным начальником Бабича, Михаил и выглядел и чувствовал себя нормально. Семён же вообще смотрелся как свежевымотое стекло витрины с портретом идеального офицера.
Сначала обрюзгший, лысоватый майор, начальник РОВД, был польщён знакомством со столичной знаменитостью, но его чуть не хватил удар, когда он узнав все подробности ночной эпопеи. Федюнинский сразу представил себе, какие последствия имело бы избиение, или убийство столь известного человека как Шалимов. "Господи, послал же мне тебя чёрт на мою голову!" — явно прочитал в его взгляде Михаил.
— Семён Александрович, вы уж примите надлежащие меры, охрану что ли к нашему гостю приставьте, — обратился начальник к своему заместителю.
— Конечно, можете не сомневаться, Игорь Владимирович.
Домой Шалимова завез на милицейском «Уазике» сам Бабич. Уже прощаясь, он напомнил о своём предложении.
— Ну, так что, едем завтра на охоту?
— Давай.
— Значит договорились. Учти, подниму тебя с постели живого или мёртвого, понял?
— Не пугай, пуганные.
Шалимов уже повернулся уходить, когда майор снова окликнул его.
— Да, Миш, ты этого Лалька больше не бойся. Считай, что такого уже нет в Ангарке.
Шалимов на это ничего не ответил, только прощально махнул рукой и вошёл в подъезд. Дверь в квартиру оказалась открыта, навстречу Михаилу метнулась встревоженная Елена.
— Господи, Мишка, где ты был?!
— В милиции, — коротко ответил тот, и, осмотрев входную дверь, присвистнул. Массивный дверной замок был выломан с мясом, кроме того, в прихожей была сорвана со стены вешалка, пройдя в зал, Шалимов убедился, что за короткое время своего посещения ночные визитёры успели повеселиться от души. Подушка на диване была вспорота, вещи, бумаги, вывалены из шкафов, кинескоп в телевизоре лихим ударом ноги вбит внутрь корпуса.
— Однако это уже хамство, — пробормотал журналист.
— Андрей уехал за инструментами, дверь он наладит.
— Ну что ж, давай тогда здесь приберёмся, — вздохнул Михаил. Из всех видов домашних работ приборку помещения он считал самым идиотским занятием. Всё равно порядок в этом мире стремиться перейти в хаотическое состояние, так что бороться с этим глупо и бессмысленно.
Общими усилиями они часа за два привели квартиру в божеский вид, позавтракали, и лишь в двенадцатом часу дня Шалимов уснул крепким, и глубоким сном.
Проспал Михаил до пяти вечера, и встал в странном состоянии какой-то неудовлетворенности. Пройдя на кухню, он убедился, что Елена успела наготовить ему жратвы на два дня вперёд. Пообедать он бы не отказался, но не хватало чего-то малого для души. Одевшись, Шалимов прошёл в ближайший магазин и жутко удивил местных продавцов, долго и придирчиво вертя в руках бутылки с коньяком, расспрашивая их о поставщиках этого товара и разглядывая сертификаты качества. Со вздохом отказавшись от наиболее ценимого им напитка журналист взял бутылку водки завода «Кристалл», и ценой и всеми остальными атрибутами похожими на искомую жидкость. Продвигаясь вдоль длинного прилавка и, разглядывая витрину, Шалимов невзначай столкнулся с молодой девушкой, двигавшейся в сторону, прямо противоположную направлению движения журналиста.
— Ой, извините, — пробормотал Михаил, давая дорогу даме.
— Ничего, я тоже виновата, — улыбнулась та, хотя как раз её можно было простить. В момент столкновения все внимание женщины было занято девчонкой лет четырёх, с хныканьем тащившейся вслед за ней. Не обращая внимания ни на что на свете, она и сейчас продолжала допекать мать.
— Мам, ну хоть маленькую шоколадку купи.
— Дашка, я тебя сейчас отпорю! Сколько раз тебе говорить, что денег нету. Вот зарплату получу, тогда куплю тебе сразу две шоколадки, — раздражённым, но не злым голосом попробовала утихомирить дочь молодая мама.
Голубоглазая, с кукольным, фарфорово-белым личиком, девчонка надула бантиком пухлые губки и снова затянула свою монотонную песнь.
— Мам, ну хоть самую маленькую…
Шалимову стало и смешно и грустно. Вытащив из пакета купленную для племянника шоколадку, он торжественно вручил её девчонке.
— На вот тебе большую шоколадку, и не приставай больше к матери.
Девочка схватила сладости с цепкостью вольерной мартышки. Зато её мама вся просто вспыхнула от смущения и благодарности.
— Ой, ну зачем вы так!? Не надо её баловать…
— Надо-надо, детей надо баловать. Это высшая истина и не надо спорить.
Девушка снизу вверх смотрела на высокорослого журналиста, потом спросила: — А вы Шалимов?
— Да, вы угадали. Смотрите «Криминал-видео»?
— Не только. Вы ведь у нас личность легендарная. Не так много земляков из нашей Ангарки выбилось в люди, так что наша газета регулярно просвещает о вашей деятельности.
За разговорами они медленно двигались по магазину, уже не обращая внимания на витрины. Шалимов не мог отделаться от мысли, что он уже где-то видел эту девушку, что-то знакомое было в этих голубых глазах, коротком, вздёрнутом носике, даже в немногочисленных веснушках, уже бледнеющих после урожайного лета. Но по возрасту, а Михаил на вид давал девушке лет двадцать, двадцать два, он никак не мог быть с ней знаком.
"Последний раз я приезжал десять лет назад, но тогда ей было не больше двенадцати лет, откуда же мне знакомо это лицо?" — ломал голову журналист.
Странное это чувство просто допекло Михаила, и, уже на крыльце магазина, он не выдержал, и спросил: — Вас как зовут?
— Ирина.
— Ирина, знаете, мне, почему-то, знакомо ваше лицо. Вы в Москву никогда не приезжали?
Девушка засмеялась, отрицательно мотнула головой.
— В столице я не была, я вообще дальше Красноярска не ездила. Но, говорят, я очень похожа на свою тётку в молодости. А вот её вы прекрасно знали.
Ирина сделала паузу, давая последний шанс своему новому знакомому, а потом с той же знакомой улыбкой нанесла свой разящий удар.
— Её зовут Наташа, в девичестве Домбровская.
Остановившись, Михаил схватился рукой за голову и, простонав, воскликнул: — Боже мой! Какой стыд, а? А ещё журналист! Ведь вы не просто похожи, вы стопроцентно похожи! Как мать и дочь, нет, даже как две сестры-близняшки.
Шалимов не кривил душой. Рост, лицо, даже голос девушки удивительно походили на одноклассницу Михаила Наташку Домбровскую. Ирина от души смеялась, этот звонкий девичий смех неожиданно вызвал откуда то из глубины души Шалимова волну неожиданного мужского желания. Журналист заметил даже, что один из передних верхних зубов девушки был слегка развёрнут боком, и это просто изумило его. Точно такой же дефект был и у Натальи. Это Шалимов помнил отлично. Михаил плёл что-то про общие с ее теткой школьные годы, но попутчица сразила его на самой середине рассказа.
— А ведь вы не только сидели пять лет за одной партой, дав ведь? Было еще кое что. Признайтесь честно? Было?
Шалимов смешался. Наташка действительно была первой любовью, и первой женщиной Михаила. Всё это теперь казалось смешным и нелепым, но он ни как не думал, что кто-то ещё кроме его одноклассников помнит об этом.
— Д-да, было, было кое что ещё, — признался он. — Ну, а вы то откуда-то знаете?
— Ну, тётка меня обожает. Своих детей у неё нет, так что всю нерастраченную любовь она выливала на меня. Мы с ней одного роста и комплекции, так что большую часть своих нарядов в школе я донашивала за ней. А сейчас мы с ней как подруги, она знает всё про меня, я про неё. Видимся только редко.
— Она сейчас, вроде бы, живёт в Красноярске? — припомнил Михаил со слов Бабича.
— Да. Заведующая секцией в магазине, большого такого, на проспекте Мира. Живёт хорошо, вот только в личной жизни не везёт. Всё меня к себе зовёт, да я не хочу её стеснять. У ней каждый год новый мужик, и каждый раз неудачно.
В интонациях голоса девушки Шалимов услышал непонятные нотки, и спросил: — А что это вы так с завистью? Вы то замужем?
