Да, все правильно. Наша жизнь – всего десять лет свободы: семь до школы и три после выхода на пенсию.
Сжимаю его крепкую ладонь:
– Понимаю, Илюха. И спорить не стану – тут есть над чем подумать. В общем, давай поступим так, – передаю другу простенький сотовый телефон, – держи – это еще один подарок. Как примешь решение, выбери удобный момент и брякни мне пару слов. Только времени у тебя ровно сутки – извини, дольше ждать не могу.
– Послушай, Аркадий… А если у тебя не получится собрать команду? Что будешь делать?
– Сам возьмусь. В одиночку. Другого выхода у меня нет.
* * *
Машину Барков дал.
Он вообще производил впечатление человека положительного, серьезного, не бросавшего слов на ветер. Стоило мне согласиться участвовать в секретной операции, посвятить его в свой план и заикнуться о деньгах, как тот немедля выложил нужную сумму: и на сотовый телефон, и на гостинцы для Супруна, и на проезд. С той же скоростью обеспечил и автомобилем – бежевым «жигуленком» шестой модели. Стареньким, непрезентабельным, но рабочим, с чистыми документами и с заправленным под заглушку бензобаком.
На один из цементных заводов под Новороссийском я ехал со странным чувством. Каких только задач не приходилось выполнять в былые времена! При этом всегда ощущал за спиной властную поддержку государства в виде официальных приказов, тщательно подготовленных штабистами карт, письменных боевых распоряжений… Да, Барков обмолвился о боевом распоряжении, но до сих пор о предстоящей операции я не знал ровным счетом ничего, кроме необходимости набрать небольшую команду профессионалов. Пусть и бывших, но профессионалов. «Такое чувство, будто записался в партизанский отряд. Или в банду», – кручу баранку, сворачивая с трассы на Орловскую улицу Верхнебаканского рабочего поселка.
Впереди виднеются старые корпуса цементного завода, расположенные по обе стороны железной дороги и бегущего параллельно ей шоссе. Если бы не завод, то небольшой населенный пункт вполне сошел бы за обычный дачный поселок: узкие улочки, одноэтажные домишки, засаженные фруктовыми деревьями участки. Притормозив у отдельно стоящего кафе, я глушу двигатель и неторопливо закуриваю…
После свидания в колонии-поселении Супрун раздумывал недолго. Позвонив ночью того же дня, он сообщил о согласии и коротко рассказал, где и когда удобнее сдернуть из-под наблюдения контролеров. В общем-то, по признанию подрывника, сбежать труда не составит: его бригаду каждый день возили на цементный завод, где за работой приглядывал единственный и безоружный сотрудник колонии. На том и остановились: я прихватываю нормальную одежду, приезжаю к условленному часу в Верхнебаканский поселок и жду приятеля возле кафе с подходящим названием «Встреча».
Илья появляется минут через пятнадцать. В черной рабочей робе, перепачканной белесой пылью; запыхавшийся от быстрого бега, он выныривает из-за кафе и прямиком устремляется к машине. Плюхнувшись на заднее сиденье, бросает:
– Готово!
– Переодевайся, – трогаю в сторону шоссе.
Когда старенькая «шестерка» выруливает на трассу, облаченный в джинсы и футболку Супрун уже завязывает шнурки кроссовок.
– Порядок. Прижмись к обочине – выброшу казенные шмотки.
Роба и кирзовые «гады» летят в придорожную канаву.
Машина резво несется по трассе на северо-восток – в Славянск-на-Кубани. Там проживают мои дальние родственники, и именно у них я рассчитываю спрятать на первое время друга.
Мы довольны удачным побегом, смеемся, шутим, однако через тридцать минут планы приходится корректировать. Когда позади остается Крымск, я замечаю сзади две милицейские машины.
– Уж не за нами ли? – поглядываю в зеркало.
Оглянувшись и увидав две иномарки с синими полосами и включенными мигалками, подрывник волнуется:
– Не может быть. Слишком оперативно для Минюста и МВД. Уверен, меня еще на заводе не хватились!
– В таком случае не стоит дергаться. Спокойно едем дальше, не нарушая правил движения.
Так мы и поступаем: «шестерка» слегка сбрасывает скорость и прижимается к обочине, уступая дорогу куда-то спешащим сотрудникам милиции. Однако те, догнав «жигуленок», внезапно берут его в клещи.
– Ясно, – вдавливаю в пол педаль газа. – Держись, Илюха, начинается ралли!..
Краснодарский край
18–23 июля
Старенький движок надрывно ревет, «шестерка» послушно летит вперед, и я благодарю про себя Баркова за то, что не подсунул полудохлую двадцатилетнюю рухлядь. Справа мелькают строения станицы Троицкой, а стометровый мост через Кубань мы пролетаем в три секунды.
– Не отстают, сучары, – оглядывается Супрун.
– Я вот что думаю, Илья. Впереди голая степь – там уйти не получиться. Надо бы поворачивать на юг – к побережью.
– Поближе к лесам?
– Точно. А там бросим машину – и в отроги. Хрен они нас в горах возьмут!
– Толково. Тогда сворачивай перед Славянском вправо на грунтовку – по ней через плотину идет дорога на Абинск. А от него до берега сплошные леса.
Однако до названной грунтовки доехать не получается – навстречу со стороны Славянска уже несутся наперехват несколько легковых автомобилей. И, дабы опять не оказаться в клещах, я решительно кручу руль вправо.
«Шестерка» резво скачет по колее вдоль перепаханного поля, оставляя за кормой клубы желтой пыли.
– Ничего из-за пыли не вижу. Где они? – спрашиваю друга, не отрываясь от дороги.
– Висят. Приотстали немного, но висят, – отзывается Илья. И добавляет: – «Калаш» бы сюда – все проблемы враз бы решили.
– Ого! Так за это не пяток, как за побег, а все двадцать впаяют!
– Чего теперь считать-то? Пять, десять, двадцать… Поздно, Аркаша, пить боржом! Нас в Калининграде прожженные подрывники знаешь, как учили? «Боишься – не высовывайся. А взялся – доводи до конца!»
Бело-голубые иномарки прыгают на бездорожье, бьются днищами об ухабы, и «шестерке» удается немного увеличить отрыв. Но на асфальтовой трассе преследователи снова нас нагоняют, и мне приходится выжимать из движка все, на что тот способен…
В Абинск заезжать не стали. Проскочили небольшую рощицу, пронеслись пару километров вдоль узкого ручейка и помчались прямиком к торчавшим над горизонтом горным пикам – западным отрогам Большого Кавказского хребта. Обоим сейчас не до тонкостей дальнейшего плана действий. Главное – добраться до густых лесов, а там будет видно. Не один год повоевали в горной Чечне и не раз попадали в переплеты. А там приходилось иметь дело не с мальчишками из городских отделов милиции, а с настоящими и хорошо подготовленными к войне боевиками.
– Еще посмотрим, кто кого, – плотнее сжимаю руль.
Абинск остается сзади и слева; за окнами мелькают садовые участки – до леса рукой подать. И вдруг с плотины, перегораживающей мелкое озерцо, один за другим на проселок выползают три зеленых «уазика». Выползают перед самым носом – я даже не успеваю понять, куда повернуть, дабы избежать столкновения. Лишь инстинктивно нажав тормоз, кричу:
– Держись, Илюха!
* * *
Протараненная «УАЗом» бежевая «шестерка» несколько раз переворачивается и остается лежать на боку.
Ударившись во время кульбитов головой об стойку крыши, я с трудом улавливаю смысл дальнейших событий. Кто-то выволакивает меня и матерящегося Супруна из покореженного салона, бросает на пыльную обочину проселка, замыкает на запястьях наручники. Потом нас грубо впихивают в темное нутро грузовой будки и куда-то везут…
Едем долго и без остановок.
Лежу на боку, изредка приподнимаю голову – оглядываюсь на двух бугаев в камуфляже, сидящих возле единственного зарешеченного оконца в двери. Говорить с ними бесполезно, потому, утерев плечом сочившуюся из рассеченной брови кровь, снова отворачиваюсь к замызганной и ржавой стенке сварной «конуры».
Сапа ворочается рядом. Вздыхаю, представив его состояние…
О чем он сейчас думает? О тех девяти месяцах, что оставались до выхода на свободу и о внезапном свидании с армейским товарищем, разом перечеркнувшем все благие надежды? Или о том, как глупо попался, не успев и часа побыть на воле? Или же о странном появлении ментов, так расчетливо и оперативно сработавших на трассе?..
Да, последняя странность изрядно удивляет и меня.
Во-первых, слишком быстро хватился беглеца контролер.
Во-вторых, с трудом верится в то, что, узнав о побеге, начальство колонии с той же умопомрачительной скоростью организовало погоню и выставило перехваты даже на проселочных дорогах. Откуда взялась такая прозорливость? Отчего извечно неповоротливые чиновники вдруг проявили расторопность? Откуда, наконец, столько отмобилизованных сотрудников и транспортных средств?
Вопросов много. Ответов – ни одного.
…В последний раз качнувшись на кочке, грузовик останавливается, снаружи звякает замок. Нас ослепляет ворвавшееся внутрь будки яркое летнее солнце. Но ненадолго – бугаи заставляют спрыгнуть вниз и, пригнув обоим головы, ведут под руки по обширному замусоренному двору. Боковым зрением замечаю серые бетонные корпуса, похожие на заводские. На территории повсюду разбросаны рельсы, шпалы, остовы полуразрушенных механизмов, бурыми пятнами разбавляющие пыльную зелень бурьяна.
