Ознакомительная версия.
— Это что, нам? Спасибо… А почему?..
— Просто так, — сурово нахмурился Соболев. — У меня от шампанского голова болит, а у девушки на розы аллергия. Арриведерчи, дети мои, и да хранит вас Дева Мария…
… — Так что там врет наш немецкий герр? — шагая по тенистой аллее, вернулся к заявлению девушки криптолог.
— Все врет, — безапелляционно фыркнула Даша. — Там точно дом семьи Поло! Я что, по-твоему, итальянский дом и дворик от таверны не отличу?!
— Успокойся, солнце мое! Не далее как сегодня ночью мы эту сову разъясним. А пока…
Нет, видно, судьбе по какой-то причине не очень-то хотелось, чтобы Соболев заполучил в объятия милую девушку в легком сарафанчике. Уже в нескольких шагах от гостиницы кто-то окликнул Дашу — оказалось, один из местных забулдыг, работавший с московской аспиранткой на раскопе. Мужичок, наслаждавшийся местным портвейном у одного из прилавков небольшого рынка, раскинувшегося рядом с «готелем», торопливо допил стаканчик и резво подбежал к терпеливо ожидавшим его москвичам.
— День добрый, дядько Василь! Ну, как вы там с новым хозяином ладите?
— Ой, Дашенька, так вы еще не знаете? — вытер мокрые губы мужичок и, закуривая дешевую сигаретку, пожаловался: — Так ведь выгнал нас всех фашист этот, чтоб ему… Теперь у него какие-то черные работают — вроде как турки… Они дня три назад приперлись.
Далее дядько Василь обстоятельно поведал, что не далее как сегодня утром немец разогнал наемных рабочих из местных; «ну как раз после того, как мы плиту каменную раскопали; а на плите той — буквы-закорючки и лев! С крыльями, мордатый такой…»
— Лев с крыльями… — переглянулись Соболев с Дашей. — Герб Венеции?
— Василий, а какие буквы на плите были? — Криптолог достал из кармана пиджака записную книжку, ручку и живо набросал на листке несколько слов латинскими буквами. — Такие?
— Не-е, — замотал головой Василий, — эти я знаю, в школе немецкий учил… Там такие… ну, закорючки, говорю же!
— А вот такие? — Соболев изобразил древнегреческую надпись.
— Не… Ну, дай-ка ручку… — Василь сосредоточенно посопел пару минут и протянул Виктору блокнот: — Вот, что-то вроде этого, червячки с хвостиками и точки…
Соболев сделал еще одну попытку и вывел несколько слов арабской вязью.
— Во! Точно такие! Лев и вот эти закорючки — зуб даю! Раскопали мы с мужиками ее, я по плите-то ломиком постучал, а под ней, похоже, пусто… Только мы хотели поддеть ее, как немец налетел, наорал да и рассчитал нас всех сразу…
Отвязаться от Василия, все порывавшегося в сотый раз поведать, каким гадом оказался «этот немец», удалось не сразу и не так-то просто. Солнце уже прикидывало, как бы половчее ему смыться за горизонт и подремать несколько часиков до раннего рассвета, когда в двери гостиничного номера мягко щелкнул замок и Соболев наконец-то смог свободно вздохнуть и обнять свое «сарафанное сокровище»…
… — Ну никак не может быть на плите с венецианским гербом арабской надписи! — Соболев задумчиво выпустил колечко дыма и, вновь затягиваясь сигаретой, рывком сел на широкой гостиничной кровати. — Разве что… сделанная гораздо позже?..
— Что ты там бормочешь, Вить? — чуть сонным голосом спросила Даша, расслабленно-лениво прикрываясь невесомой простыней.
— Да я все о плите той думаю… Спи. Скорее бы стемнело, что ли…
— Теперь это меня мало волнует, герр Соболев… Я спать хочу, — невнятно пробормотала девушка и, улыбаясь, добавила: — На свете есть занятия поинтереснее возни в пыльном раскопе. Все, Витька, я сплю…
Соболев не ошибся в прогнозе — после полуночи на черном небосводе, как ей было и положено в это время года, красовалась луна. И выглядела она вовсе не глупой, а загадочной и таинственной, словно ей было известно нечто невероятно мудрое и сокровенное — может быть, именно то, над чем безуспешно бьются записные мудрецы всех времен и народов. А в остальном все было, как и положено летом в теплых южных краях: легкий шорох морских волн, неумолчное стрекотание невидимых насекомых и невероятное количество огромных лучистых звезд, перемигивавшихся друг с другом о чем-то своем, загадочно-космическом. Соболев с Дашей, облаченные в легкую спортивную одежду темных расцветок, вышли из ярко освещенных дверей гостиницы, минуту-другую постояли на крыльце, осматриваясь и прислушиваясь к тишине ночной улицы, лишь кое-где подсвеченной редкими фонарями…
Мужчина, распластавшийся на гребне прятавшегося в непроницаемой тени густых высоких каштанов кирпичного забора, внимательно наблюдал, как Соболев докурил сигарету, бросил окурок в урну и, обняв свою девушку за плечи, направился с ней куда-то в сторону старой крепости. Наблюдатель опустил бинокль и довольно усмехнулся, пробормотал что-то вполголоса и, легко спрыгнув с забора, осторожно, но довольно быстро двинулся вслед за скрывшейся в темноте парочкой, размышляя о том, что вряд ли криптолог и его спутница отправились на романтическую прогулку — слишком уж быстро и целеустремленно они исчезли…
По дороге в крепость Даша пару раз испуганно хваталась за рукав спортивной куртки Соболева и настороженно прислушивалась — сначала показалось, что где-то позади хрустнули камушки под чьей-то неосторожной ногой, а потом краем глаза она вроде бы уловила быстро промелькнувшую тень. Виктор, ничего не заметивший, сердито проворчал что-то насчет женской мнительности и предложил Даше поторопиться, поскольку до рассвета оставалось не так уж и много времени…
Черные прямоугольники раскопов находились довольно далековато от моря и были обнесены хлипким заборчиком из каких-то старых досок, а раскоп, в котором по сведениям, полученным от дядьки Василя, была обнаружена плита с изображением крылатого льва, был дополнительно укрыт еще и навесом из рубероида. Лопату и ломик «ночные археологи» обнаружили прямо в раскопе, на дне ямы, а кое-какие специальные инструменты вроде ножа и миниатюрных совочков-метелочек Даша предусмотрительно принесла с собой. Соболев постоял на краю обширной ямы, многозначительно указал Даше на светившееся в полукилометре окошко жилого трейлера, а затем, подсвечивая себе узким лучиком маленького фонарика, спустился на дно ямы…
Дядька Василь не соврал: под тонким слоем мусора и земли, наспех насыпанных явно недавно и явно с маскировочными целями, обнаружилась каменная плита чуть больше метра шириной и метра полтора в длину. На плите красовался крылатый пышногривый лев, смотревший на ночных гостей молча и очень серьезно. Правой лапой лев придерживал так же высеченную в камне раскрытую книгу с каким-то текстом. Кроме текста на страницах книги на камне была высечена еще какая-то надпись красивой арабской вязью.
— Черт возьми, — шепотом выругался Соболев, — а надпись сделана действительно по-арабски, и она явно не поздняя, а высечена одновременно со львом… Крылатый лев — герб Венеции, но венецианцы-то были здесь лишь до второй половины XIII века, а потом их выгнали генуэзские купцы — их лютые враги и конкуренты… Нет, что-то с этой вязью не то, ну никак ее здесь быть не может!
Виктор осторожно счистил с плиты землю и мусор, смахнул остатки широкой кисточкой и вновь внимательно присмотрелся к надписям. Молча указал Даше на выбитое латинскими буквами слово «Poulou». Девушка, подсвечивая надпись фонариком, тихо шепнула:
— Отец и дядя Марко Поло?
— Возможно, — неопределенно пожал плечами Соболев. — А ведь это не арабский язык и не тюркский. И не латынь… Это… да, греческий, только для записи использовались арабские буквы — ну, вроде того, как наши пацаны когда-то песни «Битлз», не зная языка, на слух записывали русскими буквами…
Виктор провел ладонью по тексту, вновь ткнул пальцем в группку слов и быстро зачертил обломком сухой ветки по песку рядом с камнем.
— Вот смотри… Читаем: «Мандилион убрус». На латыни это выглядит примерно так: «Mandilionus ubrus», а на греческом — так: «Ub».
— И что это за путаница? — недоуменно посмотрела на спутника Даша.
— Все очень просто, солнце мое! Кто-то из Поло записал греческий текст арабскими буквами, чтобы скрыть нечто важное от чужих глаз… Венецианцы широко торговали с Востоком и вполне могли знать арабский — отсюда и буквы для примитивной тайнописи. Араб не прочел бы, поскольку не знал греческого, а грек ни черта не смыслил в арабских письменах… А вот сам текст недвусмысленно указывает на Византию…
— Да черт с ней, с Византией! Что там за «мандилион» такой? — нетерпеливо спросила девушка.
— Мандилион убрус — это «чудотворная ткань»…
— И что за «ткань»? Плащаница? Так та вроде бы сейчас в Турине… Подожди! Семья Поло держала здесь свою торговлю до прихода генуэзцев. По времени это получается сразу после четвертого Крестового похода, в котором как раз по заказу хитрых венецианцев крестоносцы разгромили Константинополь и основали там свое королевство… Слушай, Витька, — Даша взволнованно схватила Соболева за рукав и торопливо зашептала: — Тогда в руки братьев Поло вполне могла какими-то путями попасть какая-нибудь священная реликвия, связанная с именем… самого Христа? А что?! С Туринской плащаницей до сих пор так и нет полной ясности — подлинный ли это погребальный покров Иисуса или более поздняя подделка…
Ознакомительная версия.
