— Как ты до города добрался?
— Пешком, через лес… Двое суток отлеживался — долбанулся я все же крепко, — а потом ножками, ножками… Направление чуял, что называется, верхним чутьем. Пять дней шел, обходным путем, специально кружил, следы для надежности путал…
— Чем же ты питался?
— Птиц ловил. Силки делал и ловил. Да я вроде легендарного солдата Шуры Македонского: могу питаться тремя финиками в сутки и при этом сохранять боеспособность. Это спортсмен ни на что не годен без хорошей жратвы. Я не спортсмен.
— Спички-то у тебя были?
— Была зажигалка, но она при падении разбилась.
— Но ведь ты разводил костер?
— Ни фига. Пичужек я так харчил, сырыми…
— Ты!.. — Яна захлебнулась дыханием.
— Да, Яночка, да, — усмехнулся Север. — Я приспособлен выживать в любых условиях. Моя подготовка в чем-то даже круче спецназовской. А лес я хорошо знаю — все же бывший егерь…
— Ну ты, Север!.. — девушке не хватало слов. — Подожди… А как тебе удалось не порвать эту свою одежду, которая на тебе? Или она в принципе не рвется?
— Рвется она с трудом, но дело не в этом. Просто поверх нее на мне был дорожный костюм — кожаная куртка, кожаные штаны… Я их потом закопал, когда к городу вышел, — чтобы не светиться. А шлем закопал еще раньше.
— И что ты собирался делать? Ну, если б меня не встретил?
— Не знаю… Бомжевать пока.
— А в Москве у тебя друзей не осталось?
— Я ж тебе говорил… Паша Кузовлев, врач, и его жена Лиза. Но их телефон есть в моей записной книжке, так что к Кузовлевым мне соваться нельзя — их могут замазать укрывательством, а то и соучастием… Менты ведь наверняка проведут баллистическую экспертизу моего ствола, а он паленый, на нем столько трупов висит — не счесть. И плевать, что все трупы бандитские, что я ни разу не обидел ни одного невиновного человека, — менты все равно обязаны посадить меня. Работа у них такая.
— А почему ты ствол не сбросил?
— Держал про запас. Не новый же покупать, если вдруг понадобится.
— Врешь! — заявила Яна убежденно.
— Конечно, вру… — Север вздохнул. — Ствол — это память о ней… Пусть подарила мне его не она, но ствол — это хоть косвенная память…
— О той девушке, нимфоманке? — спросила Яна сочувствующе.
— Да… У меня же ничего от нее не осталось, она забрала все свои личные вещи, когда уходила!.. А наряды, которые я ей покупал, она даже не надевала… и прочими моими подарками практически не пользовалась… Ствол — единственное, что напоминало мне о ней, поскольку он был с нами, пока мы были вместе… — Север смешался и замолчал.
— Ты по-прежнему ее любишь? — голос Яны звучал несмело.
— Нет… Нет! — Север почти кричал. — Она предала меня! Но… — он осекся. — Наверно, я люблю память о ней… О тех двух коротких периодах, когда мы с ней были счастливы…
— Ничего о ней не знаешь?
— Нет. И не хочу знать. Отрезано. Выпьем!
— По последней, — предложила Яна. Вино еще оставалось, но девушка видела: Север хочет спать. Яна и сама чувствовала себя пьяной и усталой.
Выпили.
— Я постелю тебе в моей комнате, — сказала Яна.
— А ты?
— А я лягу на кухне, вон, на диване…
— Ну нет! — возразил Север решительно. — Давай наоборот. И не спорь, пожалуйста! — прикрикнул он, заметив, что она собирается перечить. — Из нас двоих мужик здесь все-таки я!
— Я пришла к тебе с приветом, только ты молчи об этом! — Яна трясла никак не желавшего просыпаться Белова за плечо. — Север! Вставай, солнце мое! Уж за полдень давно! Вставай, со-окол!
Север, лежавший на боку спиной к Яне, наконец резко развернулся к ней лицом.
— Ой, Янка… — он улыбнулся. — Разоспался я… Обычно сплю вполглаза, любой шорох фиксирую, а тут… Хорошо у тебя. Спокойно, как в могиле…
— Н-ну, т-ты порой и пошутишь! — фыркнула Яна возмущенно.
— Да я не в том смысле! — Север спустил ноги на пол, сел. — Я имею в виду, что безопасно. Опасность я всегда чую. А где безопасно — сплю бревно бревном. Расслабляюсь.
— Вот и расслабляйся на здоровье! — радостно заключила девушка. — Сейчас завтракать будем. Голодный?
— С бодуна не особо. Но аппетит обязательно придет во время еды, знаю… Кстати, то, что я так крепко спал, — хороший знак.
— Почему?
— Это означает, что бандиты, которые тебя ищут, на твой след еще не вышли. Иначе я бы чувствовал угрозу.
— Правда?!
По голосу девушки, по тону ее вопроса Белов вдруг понял, насколько Яна боится своих преследователей. Аж замирает от страха, лишь внешне хорохорится…
— Правда, правда, успокойся, — сказал Север ласково. — Зуб даю… на отсечение…
— На отсечение?! — рассмеялась Яна. Видно было, что она полностью поверила Белову.
— Именно на отсечение! — заявил Север важно.
Продолжая смеяться, Яна направилась к плите.
— Сейчас приготовлю еду, и разбудим Славку. Слушай, Север, а вот пока мы спали, Славка вполне мог начать бузить. Он дурной бывает, когда уколется… Такого рода угрозы ты не чувствуешь?
— Почувствовал бы. Но она отсутствовала. Видать, Славка бузить не собирался.
Завтрак Яна состряпала быстро.
— Идем моего братишку поднимать, — предложила она.
К двери Славкиной комнаты Белов подошел первым. Толкнул — дверь оказалась заперта.
— Чего это? — удивился Север.
— Не обращай внимания, — махнула рукой Яна. — Он всегда запирается, ширяясь. Привычка такая. Постучи.
Север постучал. Ответа не последовало. Север постучал сильнее. Безрезультатно.
— Спит, наверное, — предположила Яна беспечно. — Ладно, пусть спит. Идем есть, а то остынет.
— Нет, погоди… — остановил ее Север встревоженно. — Не нравится мне это…
Он забарабанил в дверь достаточно громко. Прислушался. В комнате Славки царила гробовая тишина.
— Тебя ничто не будило ночью? — спросил Север Яну: ее комната находилась через стенку от комнаты брата. — Никакие посторонние звуки со Славкиной стороны не доносились?
— Нет… — покачала головой девушка недоуменно. — Я спала, как сурок…
— Надо ломать, — Белов кивнул на дверь.
— Может, не надо? — Яна положила ему на предплечье свою легкую ладошку, заглянула в глаза. — Ну, спит парень крепко. Намучился он за последние дни…
Видно было, что девушка просто себя успокаивает.
— Нет, надо ломать, — Север оставался непреклонен. — Спящий человек дышит, а Славкиного дыхания я что-то не слышу.
— Попробуй услышь через дверь… — слабо возразила Яна.
Не отвечая, Белов двинул дверь плечом. Внутренняя задвижка вылетела вместе с гвоздями, которыми была прибита. Север пошел в комнату. Яна робко шагнула следом.
Славка, закинув голову, лежал на диване. На левой руке паренька рукав был закатан, рядом валялся резиновый жгут, а в районе локтевого сгиба алел след от свежего укола, выделяясь среди многочисленных следов прежних инъекций. Пальцы правой Славкиной руки продолжали сжимать шприц. На губах юного наркомана застыла идиотски-счастливая улыбка. Янкин брат был мертв.
Яна слабо вскрикнула. Север тотчас зажал ей рот, обнял за плечи и прижал к себе.
— Тихо, милая, тихо! Пожалуйста! — умолял он. — Шума поднимать нельзя, понимаешь?!
Девушка кивнула. Она вся дрожала. Север прижал ее к себе еще крепче и не отпускал, пока дрожь немного не унялась.
Наконец Яна, почувствовав, что накатившая было истерика миновала, не начавшись, сама убрала руку Белова со своих губ.
— Я в порядке… — через силу произнесла девушка. — А с ним… с ним что?! — она опять едва не кричала.
— Янка, Яночка, спокойнее! Ну прошу тебя! — Север сложил ладони лодочкой.
— Да, конечно, извини… — потупилась Яна. — Посмотри, что со Славкой…
Белов подошел к подростку, окинул взглядом его щуплую фигурку, приподнял большим пальцем Славкино веко. Отпустил, досадливо прищелкнул языком.
— Что?! — Яна еле сдерживалась.
— Передозировка… «Золотой вмазкой» «торчки» называют смерть от передозировки, — расшифровал Север.
— Кто называет?! Торчки?..
— Ну да, наркоманы. Те, кто «торчит».
— Значит, он умер…
— Умер… Зря мы вчера за ним не проследили… Впрочем, ты знала его обычную дозу?
— То есть?
— Ну, сколько героина он себе колол за один раз? Знала?
— Нет…
— Вот и я не знал, естественно. Ничего мы не могли сделать.
— Но как… Почему он… — потрясенная до глубины души, Яна терялась. — Он что… ошибся? Дозу перепутал?..
— «Золотая вмазка» — обычное явление после долгого наркотического голодания. «Торчок» вводит себе свою обычную дозу, а организм уже отвык… Славка долго воздерживался?
— Не очень… Его ж ломало…
— Ах, ну да… Значит, совсем недолго.
