— Уверен?
— На все сто. У него слэва все ребра пэрэломаны, похоже, и сэрдце сплющило. Ты же его прямо в эту железную дуру заутюжил. На полном скаку..
Вернувшись на свое место, чернявый захлопнул дверцу и тихо скомандовал:
— Полный вперед! Выруливай теперь обратно на кольцевую и жми к Сухарю на Русаковскую… Там с ним по-быстрому разберемся и — в Кратово. Только не особенно гони — не хватало нам на засаду дэпээсников нарваться. — И когда тяжелый джип выехал на шоссе, добавил: — Только не понимаю, зачем Краба-тο надо было убирать. Краб — мужик был толковый. И не болтун. А, как думаешь, Лифан?
Лифан насупился:
— Кайзер мне шепнул, что Краб начал на сторону поглядывать. Жаба его задушила.
— И ты, брат, этому веришь? — поднял брови Кок. — Чтоб Краба жаба задушила? Да ты ж с ним в Чечне служил. Ты что ж, Краба не знаешь? Уж кто-кто, а Петя не куркуль, всегда был готов последним куском хлеба поделиться. Не то что Саня Сухарь… Вот его я с превеликим удовольствием порву, падлу…
Лифан скривился, точно у него вдруг разболелся зуб.
— Меньше сомневаешься — крепче спишь, — глухо бросил он и, чиркнув взглядом по щиту-указателю, свернул с шоссе на МКАД.
— Меньше сомневаешься — крепче спишь, Максим Петрович, — ровным басом вещала радиотелефонная трубка. — Сейчас самое главное — убрать все торчащие концы Как там у вас складывается ситуация?
— Мне только что позвонил мой человек… Буквально за десять минут до вашего звонка… — Максим Шубин медленно расхаживал по комнате, прижимая трубку к уху. — Там все разрешилось по намеченному плану. Проведена ликвидация обоих…
— Хорошо. Кроме этих двоих кто еще был задействован в позавчерашней операции? — нетерпеливо поинтересовался собеседник.
— Еще трое… Но они принимали участие только на подготовительной стадии и там не присутствовали. Кстати, двое из них и осуществили сегодня… финальную фазу… — Максим невольно вздохнул, вспомнив о звонке на мобильный от Кока. Сейчас Кок и Лифан, ликвидировавшие Петю Краба, последнего непосредственного участника позавчерашнего покушения на Ильинке, ехали сюда, в Кратово, от Лобни. — С ними мне как поступить? — Он задержал дыхание, с опаской ожидая услышать ожидаемый ответ. Ему стало искренне жаль Краба — парень был на редкость толковый, безотказный и, что важно, не рвач…
— Поступайте как сами считаете нужным, Максим Петрович. Это меня уже не заботит, — сурово отрезал далекий собеседник. — А мы с вами подождем новостей о Варяге. Ведь пока с ним нет полной ясности — все равно ничего предпринимать нельзя. Если он жив, это одна ситуация. Ведь оано или поздно ему придется делиться общаком с заинтересованны» * людьми, и у нас тогда возникнут крупные проблемы. Если же он наконец ушел в мир иной или если его арестуют, — а я надеюсь на это, — все-таки, как ни крути, Игнатов подозревается в покушении на крупного кремлевского чиновника, то тогда ситуация будет совсем другая. Многие — не только ваши — захотят наложить лапу на обвык, и тогда начнется большой шмон. Будет жестокая драка. И нам придется очень аккуратно все разруливать… Словом, как только все устаканится — начнете действовать… Мне пока не звоните. Я с вами сам свяжусь в случае надобности!
Кайзер даже нс успел попрощаться, как на том конце провода послышались отрывистые гудки. Он положил радиш рубку на базу и задумчиво выглянул в окно.
Могучие клены на дачном участке уже пожелтели и побагровели и с печальным шуршанием обнажали черные ветки, готовясь к близящейся зимней спячке. А что ему делать — тоже к спячке готовиться? Максим невесело усмехнулся, прокрутив в голове только что состоявшийся короткий раз-говор. Что же он услышал от своего высокопоставленного куратора? Ничего особенного, кроме того, что надо ждать. Сидеть и ждать… Ну, и долго ему придется торчать тут — день, два, неделю?
Он задумчиво проутюжил взглядом обшитую дубовыми панелями стену, облицованный крупными серыми камнями угловой камин, картины с деревенскими пейзажами в тяжелых золоченых рамах… Эту старую, довоенной постройки, но еще очень крепкую дачу в подмосковном Кратове приобрел Кайзер лет пятнадцать назад, когда не был он ни вором в законе, ни даже крупным и, как стало нынче модно выражаться, «авторитетным предпринимателем». В ту далекую пору, в конце семидесятых, был Максим Петрович Шубин майором милиции, служившим в аппарате московского ГУВД на тихой непыльной должности, работал главным образом с бумажками, получал раз в месяц продпаек да ежегодно выезжал на отдых в приморский санаторий «Крымские зори», где оттягивался по полной программе с оголодавшими но мужским ласкам генеральскими женами из Таганрога и Харькова.
Так и дослужился бы он, видимо, до трех полковничьих звезд· и места начальника отдела МВД в ближнем Подмосковье, а то и в самой Москве. Но судьба распорядилась иначе. Как-то ему в руки попало досье дерзкого московского жулика, который занимался «разводкой на бабки»: под видом сотрудника милиции он навещал подпольных коллекционеров антиквариата и директоров крупных магазинов и беззастенчиво их шантажировал, принуждая «делиться» укрываемыми от советской власти доходами. Опыт гениального шантажиста навел Максима на аналогичную идею — только ему-то устраивать «разводилово» можно было почти законным образом: он ведь носил майорские погоны! Его первая же встреча с генеральным директором популярного в столице ресторана стала поистине судьбоносной. Ресторатор, невысокий плотный мужчина с плутоватыми бегающими глазками, торопливой речью и бурной жестикуляцией, сразу понял, к чему клонит хитрый майор и неожиданно сделал ему встречное предложение, посулив такие комиссионные, отчего у наглого милиционера даже голова закружилась. Как говорится в русских народных сказках, долго ли, коротко ли, стал Максим Шубин своего рода юрисконсультом московской продовольственной мафии. И очень быстро, за год с небольшим, образовались у него от этих консультационных услуг изрядные сбережения.
Тогда-то он и прикупил двухэтажную кирпичную дачу у еврея-виолончелиста, намылившегося на ПМЖ на историческую родину предков. Дача была роскошная — и не только по понятиям кратовских старожилов: красного кирпича, с обилием окон по периметру и вторым этажом, с тремя эркерами и просторным подвалом, она выглядела солидно и богато, ни дать ни взять особняк какого-нибудь академика-ядерщика, осыпанного почестями еще при кровавом сталинском режиме. Правда, наличие этой роскошной дачи майор милиции Шубин был вынужден скрывать от завистливых сослуживцев, но недолго. В восемьдесят первом году Максим Петрович со своим тайным адвокатским бизнесом «сгорел», и ему уже светила отправка на «красную зону» в Нижний Тагил, где тянули свои сроки осужденные работники органов внутренних дел, как вдруг в его судьбе опять произошел чудесный поворот. В «Матросской тишине» его навестили двое мужчин с суровыми, но добродушными ЛИ-цими. Посветив ему красными корочками сотрудников КГБ, они прямо предложили ему весьма перспективную выгодную сделку…
Максим Петрович размышлял недолго и через три дня дал согласие. Приговор суда был беспрецедентно мягким — пять лет без конфискации. Через три года осужденный освободился и вернулся в Москву. В милицию он, понятное дело, не вернулся, зато влился в ряды практикующих адвокатов — благо диплом заочного юридического института у него имелся. А дальше все пошло как бы само по себе, но накатанной. Всю жизнь проработав в милицейской конторе, Максим обнаружил вдруг в себе качества, о которых ни он сам, ни его коллеги даже не догадывались: коммерческое чутье и сухой прагматизм, помноженные на тонкое умение уговаривать — или обламывать — людей, помогли ему быстро наладить деловые контакты с влиятельнейшими людьми — отнюдь не из числа советских служащих. Тогда-то его и приметил вор в законе Шота Черноморский, только-только сменивший здоровый сухумский климат на гнилой московский. И грузинский авторитетный предприниматель предложил Максиму сотрудничество. Именно Шота Черноморский, необычайно ценивший аналитический ум и дерзость коммерческих проектов Шубина, придумал для него шутливое прозвище — Кайзер, в честь своего давнишнего кумира, немецкого футболиста Беккенбауэра. Кликуха прилипла, а когда Максима по представлению Шоты короновали на одном из сходов, слух о Кайзере прошелестел по всей матушке России — от Питера до Магадана.
Деловое сотрудничество Максима Кайзера с Шотой быстро переросло в некое подобие партнерства и даже дружбы, основанной на полном доверии. Почти полном — потому что, рассказывая воровскому крестнику обо всех своих делах, Максим не упоминал об одном — о том, что регулярно, раз в месяц, он составляет подробные записи бесед с Шотой и другими московскими криминальными авторитетами и около станции метро «Горьковская» передает их из рук в руки одному из тех двух гэбэшников, которые навестили его в тюрьме накануне суда.
