я не испугался и не боюсь этих сосунков, но… Мне стало не по себе от лицемерия и подлости, от предательства тех, кого я всю свою жизнь считал своими, родными и дорогими. Меня все до одного учили, что мы братья и есть вместе одно целое, неразделимое и близкое, а оказалось, что этой молодёжи кто-то говорит другие слова… Или у них это в крови, впитанное с молоком матери? Но по-любому, это во мне вызывает какую-то необъяснимую злость и ненависть. Только от его небольшой фразы с меня сразу же слетела вся интернациональная братская суть. Я не хочу этого, но именно они меня делают националистом… И все эти здесь, в клубе. Они издеваются над нами, считая нас как минимум дебилами, с которыми можно обращаться и разговаривать так, как они разговаривают с нами. Знаешь, хочется взять и поставить их на своё, предназначенное… место… А приходится улыбаться. Но они сами бегут к той невидимой черте, перейдя которую умоются кровью. Они сами несутся сломя голову в мир, в котором останутся одни со своим национализмом и гордостью великого и неповторимого народа. И я им не желаю успехов на этом пути. Я сюда ехал, чтобы помочь им, а они сами меня так быстро попросили этого не делать… Ну что ж, сами виноваты…
Слова Инчакова для меня стали тоже холодным душем, и то, что произошло с ним в гостинице десять дней назад, он носил это в себе, как мудрый человек, чтобы не настроить нас всех сразу на ненависть. Он жил с этими мыслями, прислушиваясь к себе. Может, этот молодой человек – случайность в большом коллективе людей, который зовётся азербайджанским народом, может, таких немного? Так зачем делать скороспелые выводы и настраивать всех: и своих подчинённых, и начальников на агрессию против всех сразу? Он, Юра, единственный, который всё время повторял, и теперь я вспомнил это, напоминал, чтобы никто из нас не расслаблялся, что ситуация – намного сложнее, чем она представляется кому-то, и даже хуже того. Я обратил внимание, что Юра стал особенно щепетилен даже в еде. Он перестал покупать любые продукты в местных магазинчиках и перестал питаться в местном управленческом буфете. И нас с Кшнякиным быстро убедил, что быть голодным полезнее, чем съесть что-либо не то из рук продавца, который улыбается тебе в глаза, а какую иголку засовывает в продукты, продаваемые тебе, – неизвестно…
Исходя из этого, оставив оперов и Розина беседовать с начальником клуба, я, вместе с Кшнякиным и Инчаковым, озаботился организацией обороны объекта. Каждый из наших офицеров знал, что делать. Кто-то уже дорисовывал схему здания, прилегающих улиц и даже района в целом. Очень пригодилась карта, добытая нашим водителем Протасеней. Распределились и заняли позиции для отражения возможного нападения. Правда, в это особенно не верилось: «Кто посмеет напасть на сотню вооружённых и хорошо подготовленных спецназовцев?» Но всё равно, как положено, нарисовали так называемые «карточки огня» и каждому определили сектора для стрельбы.
Наступал вечер. Смеркалось. Вокруг помещения Дома культуры засветились фонари уличного освещения.
– Непорядок это! – сказал Кшнякин, глядя на зажигающиеся лампочки на улице. – Мы здесь с этим светом будем через хорошо просматриваемые огромные окна нашего здания как на ладони… На улице свет на ближних подступах надо убрать! Как вы думаете? Оставить только дальний свет. Ближний свет будет слепить нам глаза, а оттуда, из тени противоположной стороны улицы, будет удобно вести огонь…
Все задумались, оценивая его слова…
– Да, он прав. Фонари надо погасить. Но не из автомата же по ним стрелять!
– Зачем автомат? Для чего выдали вот это? – показал Валерий Иванович пистолетик в мягкой кобуре у себя на поясе. – Как специально для этого придумали…
Валерий Иванович, взяв с собой Инчакова, вышел на темнеющую улицу. Они вдвоём, ловко прицеливаясь, затушили все окружавшие здание фонари. Со стороны это выглядело, как некое волшебство. Всё происходило почти в полной тишине. Как будто бы передача некой энергии из поднятых рук офицера спецназа в сторону светящегося столба… и сверху сыпались осколки от разбитой лампочки. Звука выстрела слышно не было, а пистолета в его крупных руках – не видно. Жужжание какого-то «шмеля», удар по колпаку фонаря, и разбитая лампочка осыпается вниз… Вернулись весёлые и возбуждённые неожиданно придуманным самими развлечением.
– Ну вот! Так значительно лучше… Согласны?
– Согласны… – ответил я, – только надо вернуться и гильзы от спецпатронов собрать.
– Ах, ты… Да-да! Сейчас соберём, – засуетился Валерий Иванович и помчался с Юрой собирать гильзы на уже тёмной улице.
В ожидании чего-то непонятного мы провели пару часов, уточняя диспозицию и действия каждого из нас на случай отражения атаки. Сидели в тёмном здании, окружённые неприветливым городом, и рассуждали о происходящем.
– Почему же так происходит, что это вдруг азербайджанцы накинулись на армянские семьи и давай их бить и крушить? Веками жили вместе, дружили, женились, совместно праздники проводили. И «вот тебе, бабушка, Юрьев день!» – начал разговор кто-то из темноты.
– Потому что одни – мусульмане, а другие – христиане…
– Да нет! Ерунда это. Большинство ни в Бога, ни в Аллаха не верит…
Голос из темноты на это откликнулся: «Так, между прочим, скажу: Бог и Аллах – это одно и то же!»
– Ну, я в смысле того, что вера здесь ни при чём… Большая часть людей у нас уже давно материалисты и коммунисты. О Боге давно никто не думает…
– Не скажи. В этих республиках вера намного сильнее пронизывает общество, чем у нас где-нибудь в Рязанской или Костромской областях. Если бы не парткомы, здесь мечетей было бы намного больше.
– Да какая разница, кто, как и какому Богу молится? Дело – не в вере…
– Это точно! Дело – в её отсутствии!
– …
– Ого! Кто это так глубоко копает? – вступил в разговор ещё кто-то.
– Считай, что это – голос свыше! Когда сюда ехали и из автобусов выскакивали, про Бога, наверное, каждый вспомнил? А потом кто-то вдруг говорит, что дело не в вере!
Именно в этом дело. Не нам определять, что есть на земле правильно, а что нет. Себя-то не обманешь. Была бы вера, не было бы такой расхлябанности людской.
…Помолчали, покурили тихонечко в кулачок, чтобы не видно было огонька от сигаретки.
– Из-за земли всё! Из-за Карабаха…
– Разговор с рабочими Дома культуры помните? – спросил, обращаясь и ко мне, и ко всем сразу Алик, который сидел рядом и пока в разговоре не участвовал. – Мужик один, такой взрослый, громче всех орал, что армян надо убивать… Что в Карабахе они убивают азербайджанцев, и за это надо мстить… Помните его? Мы
