Гринчук сделал паузу.
Владимиру Родионычу показалось, что там, в телефоне что-то щелкнуло, словно кто-то захлопнул дверцу машины.
– Гринчук! – окликнул Владимир Родионыч.
– Да, – отозвался Гринчук.
– Вы там что, в машине?
– Угадали, – засмеялся Гринчук, – призовая игра. Классная вещь эти мобильные телефоны. Звонишь откуда хочешь и куда угодно. Только вот…
– Что?
– Потом кто-то может взять и проверить, с кем вы разговаривали, получить все распечатки звонков и номеров телефонов, по которым вы звонили. Нарушение свободы, понимаешь. А в мобильнике Громова мог быть телефон того самого, убивцы. И уж, во всяком случае, зная номер Громова, даже если он регистрировал телефон не на свое имя, можно было узнать все номера, по которым он звонил. Я выяснял, Громов регистрировал свой телефон не на свое имя. Вот убийца и унес его аппарат. Не стал рисковать, умница. Ему было вовсе не нужно, чтобы запаниковавший и попавший в поле моего зрения Громов все испортил. Четыре миллиона долларов – вещь конкретная, а бабки, которые можно было срубить на шантаже Чайкиных – кусок тоже лакомый, но не сиюминутный. Тем более что кассеты Громов все равно отснял. И, по большому счету, был уже не нужен. Но если бы я натолкнулся на знакомую фамилию в списке абонентов Громова, то это могло все спутать.
– Но телефон унесли, а номера его вы не знали?
– Не знал. А выспрашивать у его окружения – не мог, чтобы не спугнуть. Но тут помог случай. Меня решили убить руками Милы. На почве личной неприязни.
– Я помню, вы мне объясняли. Единственный способ убрать вас, не привлекая внимания к делу.
– Совершенно верно. Организатор всего этого театра не был заинтересован в излишней рекламе. Он слишком хорошо понимал, что вам не интересно привлекать всеобщее внимание к вашим внутренним дворянским делам. И вы согласитесь с первой же более-менее удобной версией. С версией о Романе Ильченко.
– А вы делали все, чтобы заставить его шевелиться?
– Именно. С Гирей мы ссориться отказались. Мехтиев меня убирать бы не стал, у нас не было с ним точек трения. Автокатастрофа или еще какая глупость – все делала понятным и прозрачным. Все, даже вы, принялись бы искать организатора моего убийства, и стало бы понятно, что на Ильченко все не закончилось.
– Мы это уже обсуждали. И то, что вы обыскали вещи уснувшей Милы, и то, что испортили пистолет… Это выглядело очень мелодраматично.
– А еще я проверил ее мобильник. Уж у нее-то в телефоне номер любимого человека должен был сохраняться. Не станет же она каждый раз набирать все цифры любимого номера. И, не смотря на то, что милая Милочка также телефон на себя не регистрировала, в списке сохраненных номеров я обнаружил имя Гена. Геннадий Громов. К тому моменту, когда Мила проснулась и отправилась меня убивать, я знал уже не только номер Громова, но и номер того, кому он звонил незадолго перед своим загадочным самоубийством.
– А тот наивный свой номер регистрировал на себя?
– Конечно, нет. Но у меня, по случаю, его номерок был. И все совпало.
– Что совпало?
– Абсолютно все, – сказал Гринчук. – Абсолютно. И даже то, что Липского после похищения прятали на заводе. На заброшенном заводе.
– При чем здесь завод?
– У нас есть факт повтора методов – два самоубийства. В первом случае есть лишняя деталь в виде наркотиков. А во втором – ружье вместо пистолета. Человек пришел к Виктору Евгеньевичу, оглушил его, а потом достал ружье из оружейного сейфа. Он не знал, что в обычном сейфе есть пистолет. А когда прятал в обычный сейф, после убийства, видеокамеру Громова и часть кассет, на пистолет внимания не обратил. Торопился.
– А завод?
– Есть у нас еще одно совпадение в этом деле, напрямую с похищением не связанное. Секундочку…
Связь прервалась.
Владимир Родионыч посмотрел на телефон. Положил его на стол.
Что имел ввиду Гринчук? В голову ничего такого не приходило, и это рождало ощущение бессилия.
Завод. Совпадение. Самоубийства. Завод.
Снова зазвонил телефон.
– Да, Юрий Иванович.
– Вы детективы читаете?
– Иногда.
– Кто обычно виноват? Главный признак?
– Не морочьте мне голову!
– Алиби. Главный признак – очень твердое алиби. У Агаты Кристи убийца тот, на кого думаешь меньше всех.
– А у нас?
– А у нас за всем стоит человек, у которого также очень надежное алиби. Бронированное. Железобетонное. Он был на виду во время похищения. Он не мог участвовать в нападении. И он все время должен был находиться рядом с нами, держать, так сказать, руку на пульсе. Чтобы вовремя реагировать и иметь возможность принимать адекватные меры. В пределах своих возможностей, конечно.
– Таких достаточно много…
– Ну да, вы, Полковник, я, Инга… Продолжать список?
– Вы на меня намекаете?
– Нет, вы человек влиятельный, но на стратегическом уровне. Вы сами не сможете найти конкретных исполнителей, а потом еще своей рукой убить двух человек. Это если не считать того, что вы и шагу не можете ступить без охраны. А свидетели в таком деле – верная смерть. Полковник, кстати, не подходит на роль организатора всего этого бардака по той же причине.
– Вы, ясное дело, тоже, – с иронией в голосе сказал Владимир Родионыч.
– Это почему? Я, как раз, абсолютно подхожу. Может быть, я с вами разговариваю уже с борта авиалайнера, летящего через океан. Нашел деньги, загрузил их в багаж. Вы думаете, я не смогу такого провернуть?
– Не сможете.
– Спасибо за комплимент. Давайте остановимся на этой версии. И еще уберем из числа подозреваемых вашу Ингу. Она, во-первых, все время возле вас и не смогла бы надолго отлучаться. А во-вторых, она слишком вам предана. Даже обидно.
– И кто же тогда остается?
– Ну, пошевелите мозговой извилиной, Владимир Родионович. Прибавьте ко всему выше перечисленному то, что человек склонен к однообразным поступкам. Я же не зря вам говорил о заводе. Ну?
Заводе, подумал Владимир Родионыч. Заводе… Кто из людей, обладающих всеми нужными качествами, имеет отношение к заброшенным заводам?
Владимир Родионыч чуть не выронил телефон. Они ведь с Полковником разговаривали об этом. В первый день, в день похищения Леонида Липского. Как там говорил Полковник?
Гринчука трудно запугать дешевыми трюками… А он специалист именно по дешевым трюкам… Он повезет Гринчука в старые мастерские… А Шмель специалист именно по дешевым трюкам.
– Шмель?
– Он мне на днях дал номер своего мобильного телефона. Откуда он мог знать, что Мила сохранит номер Громова, а я получу распечатку, в которой будет фигурировать разговор Громова именно с номером Шмеля.
– Шмель… – повторил Владимир Родионыч.
Чушь. Чушь? Все сходилось. После того, как была названа фамилия, все сходилось. Все укладывалось, не оставляя зазоров и трещин. Шмель…
– Подождите, Гринчук, – внезапно вспомнил Владимир Родионыч. – Получается, что вы знали об этом уже давно?
– Со вчерашнего утра – наверняка.
– И молчали?
– Да.
– Его же нужно немедленно брать.
– Естественно, – легко согласился Гринчук. – Берите его.
– А сами…
– Сам я его вычислил. И знаю, где он находиться. Но подумал, что вы захотите поставить точку во всем этом лично? Возможно, вы не захотите делать достоянием гласности то, что организатором похищения и убийства стал тот, кто должен был все охранять? Это ваше, так сказать, внутренне дело.
– Я вам потом все скажу, – выкрикнул Владимир Родионыч. – А сейчас скажите, где находится Шмель. Вы ведь это знаете?
– Знаю. Он сейчас вместе с Леонидом Липским находится в особняке Липских.
– Что? Как он смог захватить Липского?
– Захватить он его не мог ни под каким видом. Извините, но я этого не допустил бы. Я лично попросил Шмеля отвезти Липского домой и обеспечить ему охрану.
Владимир Родионыч почувствовал, как оборвалось сердце.
– Вы… Что?
– Что слышали.
– Он же…
– Думаете, он может… Зачем ему убивать Липского? Он воспримет мои действия, как признак доверия. И выведет меня на деньги. Вот и все.
– Деньги? Деньги? Я с вами разберусь потом, Юрий Иванович. А сейчас…
Владимир Родионыч выключил телефон. Быстро набрал новый номер:
– Полковник? Немедленно спецгруппу к особняку Липских. Немедленно. И пришлите машину за мной. Потом объясню.
Владимир Родионыч вскочил с кресла, и открыл шкаф. Нужно одеться.
Гринчук… Жадная сволочь. Он переступил черту.
Липский вытер с лица кровь и попытался встать.
– Лучше лежи, – сказал Шмель. – Лежи и вспоминай, где деньги. Они мне нужны.
Липский дрожащей рукой дотронулся до губы. Она распухла и болела.
– Давай, милый, говори, – Шмель присел возле Липского. – Деньги ты отдашь мне, а не тому менту.
– Я… не могу, – Липский попытался сглотнуть, но комок так и остался в горле, не давая свободно дышать. – Мне нужно их отдать Гринчуку.
