– Я принесу деньги, – сказал Липский.
– Да, конечно, – кивнул Шмель, – а я пока приготовлю нам обоим кофе. Вместе пойдем. Это ведь в доме?
– Да, – кивнул Липский, – в доме.
– Очень хорошо. Просто замечательно. Пошли.
Шмель поднял за шиворот Липского с пола, поставил его на ноги и подтолкнул вперед.
– Веди.
* * *
Гринчук снова посмотрел на часы, потом перевел взгляд на дорогу. Зазвонил мобильник.
– Да?
– Они на подходе, – сказал Михаил.
– Понял, – ответил Гринчук.
Он застегнул куртку и вышел из машины.
Над городом стояло марево из рассеянного света, в котором вязли огоньки звезд, а тут, над пустырем, звезды были яркими и колючими. И ветер продолжал гнать поземку. И леденил лицо.
Гринчук поднял воротник.
Из-за бугра, со стороны автобусной остановки показался свет фар. Микроавтобус спецгруппы. Приехали.
Гринчук шагнул на дорогу и поднял руку.
* * *
– Первый, я Шторм-три, – подала голос рация.
– Я Первый, – ответил Полковник.
– На дороге человек. Поднял руку.
– Что за человек?
– Это Зеленый, – сказал Шторм-три. – Повторяю – это Зеленый.
– Остановитесь, – приказал Полковник и посмотрел на Владимира Родионыча.
Тот кивнул.
– Мы сами с ним поговорим.
Было видно, как микроавтобус, мигнув стопами, затормозил. Машина Полковника обогнула микроавтобус.
Гричнук стоял, сунув руки в карманы. Увидев, что к нему приближается машина, отошел в сторону. И стоял там, пока Полковник и Владимир Родионыч не вышли из машины и не подошли к нему.
– Славная такая ночь, – сказал Гринчук. – На четыре миллиона.
* * *
Липский шел первый. На втором этаже особняка, в правом крыле был небольшой зимний сад. Несколько пальм в бочках, лианы и одуряюще пахнущие цветы. Липский остановился возле пальмы:
– Вот здесь. Второе дерево.
– Дерево «во»! – показал руками Шмель. – И мужик в пиджаке.
– Я достану, – сказал Липский.
– Нет уж, лучше я, – сказал Шмель. – Где тут секрет?
– Сзади, на бочке выступ. Потянуть в сторону. Отойдет, а там уж… Давайте лучше я, – Липский даже наклонился, чтобы открыть тайник, но Шмель отшвырнул его в сторону.
Леонид упал, зацепив полку с цветочными горшками. Горшки обрушились на пол.
– Я сам, – сказал шепотом Шмель. – Я сам.
Он вытер со лба пот, стал на колени, нащупал выступ.
Крышка тайника легко подалась.
– Я сам, – снова прошептал Шмель. – Я сам. Твою мать!
Шмель вынул руку из тайника.
Пистолет.
Шмель яростно взглянул на Липского, который как раз пытался встать.
Шмель поднял пистолет, прицелился в один из горшков, висящих не стене, и нажал на спуск.
Грохот выстрела, горшок разлетелся осколками. Гильза ударила в стекло.
– Сам достанешь? – спросил Шмель. – Умненький мальчик. «Ствол» даже не на предохранителе. Наивный дядя Шмель ждал бы, пока добрый мальчик Леня Липский достанет деньги, а тот взял бы пистолет и всадил бы дяде пулю куда-нибудь сюда…
Пистолет выстрелил.
Липский рухнул.
Ему показалось, что кто-то просто вырвал из-под него пол.
* * *
– Я вас уже прямо заждался, – сказал Гринчук.
Владимир Родионыч шагнул к Гринчуку, словно собираясь ударить его. Гринчук ждал.
Владимир Родионыч остановился, оглянулся на Полковника.
– Где Шмель? – спросил Полковник.
– В особняке, – качнул головой в сторону дома Гринчук. – Только вы на машине лучше не едьте. Из дома этот отрезок хорошо просматривается. Лучше вы свою пехоту двигайте цепочкой, отсюда и со стороны поля. И постарайтесь отсечь возможность прорыва к соседним домам, если не хотите потом играть в заложников.
– А Липского для этой игры будет не достаточно? – зло спросил Владимир Родионыч.
* * *
– Переиграть меня задумал? – спросил Шмель. – Маленький ты еще. Умный, но маленький. Жизни не видел.
Липский стонал, схватившись за перебитую пулей ногу. Он не слышал Шмеля, так что ирония пропадала впустую. Леонид слышал только свой стон и свою боль. Слепящую безумную боль.
Шмель вытащил из тайника увесистый пакет, заглянул в него.
Вот они, четыре миллиона. Вот они.
Шмель оглянулся на Липского.
– Все в порядке, Леня, – сказал Шмель. – Деньги у меня. Все могло быть куда веселее, если бы ты не порол горячки. А теперь, извини, мне придется делать отсюда ноги. А тебе…
Шмель поднял пистолет.
– Не надо было тебе пытаться меня переиграть, Леня. Ты еще слишком сопливый.
Леонид посмотрел на Шмеля.
В зимнем саду было темно, и Липский рассмотрел только темный силуэт. И силуэт этот поднял руку.
– Нет, – сказал Липский.
– Да, – сказал Шмель. – Да.
Пистолет выстрелил. Потом еще раз.
Тело на полу выгнулось.
Еще выстрел. И еще.
Тело замерло.
Шмель прицелился и остаток обоймы всадил в голову Леонида.
Пакет с деньгами положил в сумку, которую прихватил заранее.
Быстро спустился на первый этаж.
Открыл дверь, вышел на крыльцо. Замер, прислушиваясь.
Тишина.
Шмель спустился по ступенькам. Подошел к калитке и снова остановился. Прислушался.
Взялся за ручку.
Легкий скрип. Так бывает скрипит свеженарезаная капуста, когда хозяйка разминает ее, делает мягче и сочнее. И еще так скрипит снег под осторожными шагами.
Шмель достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя.
Вряд ли это пасли его, но лучше… Что именно лучше, Шмель додумать не успел. Краем глаза они заметил движение над забором слева от себя.
Тень двигалась бесшумно. Движение Шмель смог заметить только потому, что тень на секунду перекрыла звезды.
Шмель выстрелил.
Выстрел гулко прокатился по двору. Где-то неподалеку залаяли собаки.
Владимир Родионыч вздрогнул.
– У ваших глушители? – спросил Гринчук.
– Да, – коротко ответил Полковник.
Снова ударил пистолет.
– Значит, ваших выстрелов мы не услышим, – констатировал Гринчук. – Вы дали приказ брать живым? Или разрешили бить на поражение?
– По обстоятельствам, – ответил Полковник.
Возле особняка рвануло. Огненный клубок вспух на мгновение возле особняка.
– Граната, – сказал Гринчук.
* * *
Шмель выскочил на улицу сразу после взрыва. Его машина стояла немного в стороне, ее взрыв затронуть был не должен.
Снег отчаянно скрипел.
Слева послышался невнятный возглас. Шмель выстрелил на звук и побежал к машине.
Что-то сухо ударило в дерево рядом с Шмелем. Стреляют, понял он. Из бесшумного. Явно не менты. Кто тогда? Кто?
Щелк, щелк, щелк… Дорожка из снежных фонтанчиков почти бесшумно добежала до забора. Пуля с визгом отлетела от кирпича.
Шмель оглянулся, выстрелил туда, где, как ему показалось, что-то шевельнулось.
До машины оставалось всего несколько шагов, когда новая дорожка снежных фонтанчиков догнала Шмеля и ударила по ноге. Шмель упал.
Его хотели взять живым. Поэтому стреляли по ногам. В два автомата. Одна очередь свалила Шмеля. Вторая чуть запоздала и ударила уже по лежащему. Спина, бок, шея, голова.
Этого Шмель даже не почувствовал. Не успел.
* * *
– Вы знаете, что я с вами сделаю, если с мальчиком что-то случится? – спросил Владимир Родионыч.
Гринчук промолчал. Он молча шел справа от Владимира Родионыча, стараясь не отставать и не забегать вперед. Владимир Родионыч старательно держал темп, но слышно было, что давалось ему это с трудом. Он сипел так, что заглушал скрип снега под ногами. Полковник дипломатично держался чуть сзади.
– Не нужно так торопиться, – сказал Гринчук. – Судя по всему, ваши парни уже закончили.
Захрипела рация в руках Полковника.
– Слушаю, Шторм-три, – сказал Полковник.
– Что там? – остановившись, спросил Владимир Родионыч.
Он пытался справиться с одышкой.
– Шмель оказал сопротивление, и его убили. Случайно. У нас ранено три человека. К счастью – легко.
– Орлы, – тихо сказал Гринчук.
– По…помолчите, – потребовал Владимир Родионыч. – Что там с Липским?
– Еще не знают. Просят разрешения войти в дом.
– Пусть входят, – сказал Владимир Родионыч. – Пойдемте.
– Не нужно было бежать пешком. Прекрасно подъехали бы на машине, – сказал Полковник.
– Ничего, воздухом подышим. Но если…
– Я уже слышал, – сказал Гринчук. – Если что-то случилось с Липским.
– Я… И вся ваша наглость и хитрость не помогут вам, – предупредил Владимир Родионыч, поскользнулся, но его успел подхватить Гринчук.
– Руки уберите, – потребовал Владимир Родионыч.
Они уже подошли к калитке, возле которой темнел силуэт одного из бойцов, когда рация снова подала голос.
– Да, Шторм-три, – сказал Полковник. – Где? Понял.
– Что там? – спросил Владимир Родионыч.
Полковник не ответил и быстрее прошел через двор и поднялся в дом по ступенькам.
За ним вошел Владимир Родионыч и Гринчук.
В доме горел свет.
