Он не враз рискнул рассказать жене о происшедшем. Ответил лишь, что сын попросился в деревню, к бабке, и он отвез его.
Мать посмотрела удивленно. Ей не верилось. Она слишком хорошо знала сына и поняла, что случилось неладное. Мишка ни с чего никогда не срывался из города. К бабке сматывался после ссор с ней или отчимом.
Может, именно потому так пристально посмотрела на нового мужа и спросила:
— Иль опять бабки просил, а ты послал его подальше? Так уж лучше бы дал! Ведь знаешь, какой он злопамятный!
— Да не просил ничего!
— Сам в гараж возник и попросился в деревню? Ты кому это рассказываешь? Или своего сына не знаю? — Уперла руки в бока: — Говори, что он отмочил снова?
— Лучше б ты не спрашивала. Но коль настаиваешь, знай!
Рассказал все.
— То-то, смотрю, менты объявились. Ко всем нос суют, о чем-то спрашивают. По дому шепот идет. Я и ума не приложу, что делать теперь? Где придурка прятать? Лягавым смотаться в деревню — запросто. Коли нас начнут трясти, скажем, что у кого-то из друзей. Где именно — не знаем. У него нет сотового телефона. И вообще Мишка нам не отчитывается. О сегодняшнем дне скажешь, что сын весь день помогал тебе в гараже с ремонтом машины, а потом ушел к друзьям или на свидание к какой-нибудь девчонке. Мол, он никогда и нигде не бывает один.
— Хорошо, только я весь день был на работе и уехал как всегда. Меня все видели. Так что менты брехню расколют.
— Скажи, что мотался с ним по магазинам. Он к тебе на работу приехал. Ты пораньше ушел.
— Ага! И подвез домой бухгалтера!
— Ладно! Придумай сам! И собственно, к чему мы готовимся? Целый дом жильцов! Почему именно нас заподозрят? Чем мы хуже всех? В нашей семье судимых не было.
— Думаю, что скоро будет, — грустно заметил отчим и продолжил: — Надо искать хорошего адвоката…
— Ты не хуже меня знаешь, каких людей убивали в городе. И сколько! А вот убийц до сих пор не нашли.
Мишка в ту первую ночь долго не мог уснуть. Все ворочался, койка под ним скрипела ржавыми голосами.
Старая бабка никак не могла взять в толк, отчего внук приехал ночью, крадучись, как вор. Утром Мишка рассказал ей обо всем, и старушка вовсе потеряла покой. Она невольно вспомнила, что со своим сыном не знала бед. Единственной слабостью его были женщины, но тут ей не приходилось вмешиваться. Сын сам умел улаживать свои отношения со всеми. Его в деревне любили и вспоминали всегда только по-доброму. Врагов он не имел.
Другая судьба была у внука. Он не считался ни с кем, любил только себя. Мишка редко помогал ей и никогда не любил деревню.
Единственное, к чему тянуло парня, так это к прогулкам по лесу. Там он пропадал целыми днями. Иногда приносил оттуда мешок орехов или корзину отборных белых грибов. Случалось, собирал ведро лесной малины.
Вот и в этот раз не засиделся в доме, подошел к незнакомому мужику. И, забыв, что отчим не велел высовываться, сам заговорил с ним, сводил в лес за орехами, а вернувшись, уехал с ним в город. Старухи соседки видели и рассказали ей.
Никто не мог понять Мишку. Его считали придурком и подлецом, гадом и негодяем. И ни один человек не попытался заглянуть к нему в душу — одинокую, непонятую, больную.
Уж так сложилось, что все, кого любил Мишка, ненавидели и презирали его. Враги объединялись и мстили вдесятеро больнее. Никогда никто в жизни не пожалел парня. Он всегда и везде оказывался лишним.
Хотел полюбить одноклассницу, она уже была шлюхой. И не могла любить. Мишка быстро забыл ее. Но потом не верил ни одной.
Чем старше становился парень, тем меньше оставалось тепла в душе…
«Скоро его и совсем не станет. — Обхватил руками голову. — Как темно и страшно вокруг! А впереди и вовсе нет просвета. Что там? Пожизненное? Уж лучше бы расстрел сразу. Кому нужна жизнь в клетке? Да еще без просвета и надежд! Может, лучше самому уйти без суда? Какой в нем смысл? А как уйти? Даже ремень у меня забрали, значит, были случаи и я не новичок, кто подумал о самоубийстве. Только они, как видно, довели свое до конца. Потому теперь менты страхуются. Но ведь ремень не единственный способ ухода из жизни. А что еще? — оглядывал он себя. — Ни хрена! А жаль! Майку со штанами не порвешь на веревки. Синтетика! Да и где здесь повеситься? На чем? На шконке — не получится. Где еще? Кругом голые стены. Впрочем, чего это я загоношился? Надо дождаться, не нужно опережать Вову, — вспомнилась поговорка Сыча. Он зверски избивал всех, кто пытался его опередить. — Может, суд помилует? С чего так жидко? Вот мент может урыть! Да таких, как я, у него… Руки не станет марать! — спорил Мишка сам с собой. — Может, отчим поднатужится? У него ведь корефаны, как в сортире тараканы! А вдруг возьмет за бока будущего тестя и скажет ему: «Спаси зятя! А то останется твоя Катька в перестарках и никто ее не возьмет даже вместе со всеми кирпичными заводами!»
Дурак я! Правда это! Отчим чужой человек, а и тот обо мне беспокоится. Девушку нашел, видно, хорошую. А я что утворил? От тоски иль от страха подвалил к менту? Конечно, от страха! Ведь до чего дошел, куриного квохтанья бояться стал. Да и с кем тут поговоришь? С бабкой? Ну, рассказал ей. А она что понесла? Лучше б я умер вместо отца! Вот так-то! Порадовался новому человеку в деревне. При-брехнул. Но уж очень хотелось похвалиться. Многие мужики этим хворают. Если имел одну любовницу за всю жизнь, о сотне болтать будет. И верят ему! А как иначе? Вот и я трепался. Хотя, по правде говоря, не только трахать Лельку, даже потискать не привелось. Другим повезло с ней. Да разве теперь докажешь? Она откинулась, а я сам на себя наклепал. А значит, и получу на всю катушку!» — роняет голову человек на грудь и слышит, как натужно скрипит в замочной скважине ключ и голос от двери зовет:
— Эй ты, давай на допрос к следователю!
Мишку будто током ударило. В один прыжок оказался в дверях.
— Вперед! — услышал Волчок голос охранника.
Мишка вошел в кабинет, споткнувшись на пороге. Остановился неуверенно, всмотрелся в следователя. Сомнений не осталось, это был он, тот самый человек, с которым заговорил в деревне, а потом ходил за орехами.
«Выходит, меня ему засветили. И навели, сказали, где искать нужно. Но в городе, кроме отчима, никто ничего не знал и не видел. Значит, это он! Ну а кто же еще? Отделаться решил от меня, козел, навсегда. Ну, паскуда! Вот от кого не ожидал никогда! И эта мамаша привела кобеля себе! Может, не без ее совета он такое отмочил? Эх-х, родители!» — выдохнул горько. И услышал:
— Присядьте!
Виктор Новиков указал на стул напротив.
— Михаил, как понимаете, многое мне известно из ваших рассказов еще в деревне. Вот только о главном умолчали, что женщину эту вы убили. Свели с ней счеты. Я знаю, из какого оружия и откуда именно стреляли. Оно осталось от отца. Он же учил стрелять. Для вас не было сложным заглушить звук выстрела. Всему научил предусмотрительный родитель. Но знай он, как примените его именной пистолет, наверное, уничтожил бы оружие заранее, а вас наказал бы по-своему, по-отцовски. Выбил бы из головы лишний мусор!
Мишка сидел, вздрагивая всем телом.
— Теперь случившееся не исправить. Расскажите по порядку, как все произошло? Чистосердечное признание, конечно, поможет вам при определении наказания. Но знайте, что мне известно по делу многое, практически все! — предупредил следователь.
Мишка молчал. На вопросы Новикова лишь усмехался криво.
— Решили отмолчаться? Ваше дело! Только это не поможет, заранее предупреждаю. Сами все усугубляете. Думаете, что молчанием поможете своим друзьям — крутым? Напрасно! Под стражу взяты все. В том числе небезызвестный Заяц, то есть Роман Зайцев, с каким обговаривали убийство Русалки. Вам давно было велено убрать ее! Вы долго не решались, и тогда он надавил на самолюбие.
Мишка съежился. Понял, откуда ветер дует. «Значит не отчим, а Заяц заложил ментам! Тоже мне корефан! Еще трепался, что выручал братанов! Стоило его взять, тут же засветил!» — подумал Волчок и, опустив плечи, заговорил глухо:
— Я не хотел ее урывать. Это правда, тянул резину сколько мог. Но и не насиловал Лельку. Я никогда с ней не был в постели. Я сбрехал в деревне!
— Зачем? — спросил Новиков.
— Хотелось выглядеть как все — мужиком! Ведь с ней почти каждый кувыркался. И только мне не обломилось. Смеялись надо мной корефаны, вот и придумал легенду, будто ее обломал. Крутым не говорил, они знали, что это туфта, и не поверили б. Когда сами тянули Лельку в очередь, меня с ними не было. Да и не вхож я был к Сычу, как и к другим. Они сторонились меня, ни у кого не был дома. Считали слабаком. Хотелось доказать обратное…
— Вам не приходилось задуматься, почему крутые сами не хотели расправиться с Русалкой? У них и опыт, и возможности не сравнить с вашими. К тому ж — банда, это не любитель-одиночка, вдобавок киллерский заказ с Лелькой стал первым. Почему на вас взвалили?
