— Ну и дурак! Видно, извращенец. Нормальные мужики ценят молодых…
Опять унижает! И снова при всех! Хотел плеснуть ей в лицо остатки пива, но вовремя удержался. Среди клиентов были те, кто немедля вступился бы за Русалку. Эти сообразили б из парня отбивную за минуту, и никаким врачам не удалось бы Мишку собрать вновь.
Он в тот же день узнал, что Лелька давно замужем, родила сына, живет, забыв о прошлом, не имеет дружков из прежних клиентов, ни с кем из тех не общается и не хочет ни знать, ни слышать о них.
Мишка видел, что Русалку каждый день привозит и увозит с работы муж. С клиентами своего пивбара Лелька держится недоступно и жестко, не позволяя по отношению к себе никаких вольностей.
Она не терпела напоминаний о своем прошлом и тех, кто пытался их оживить, не щадя выбрасывала взашей из пивбара. Потому никто из посетителей не пытался полезть к ней не только руками, а и трепом. Лелька сама умела постоять за себя.
«И все ж я тебя обломаю!» — думал Мишка, глядя на Лельку.
Да, с тех пор баба резко изменилась. Она не красилась и не одевалась столь вызывающе, как раньше. Сняла и смыла с себя прошлое. Держалась совсем иначе. И несмотря на то что была хозяйкой пивбара, никогда не курила при посетителях.
«Поломала тебя жизнь!» — подумал Мишка однажды, увидев, как жадно ест баба в перерыв рыбные консервы с черным хлебом.
Обратил внимание на одежду Русалки. Все, казалось бы, неплохо. Но костюмчик поношен, туфли уже не первой свежести, на каблуках порвана кожа, простые, обычные колготки, какие носят уже пожилые бабы, потертая, потерявшая вид сумочка, даже сережки совсем дешевые, копеечные, вовсе не такие, какие надевала в притоне. Даже волосы не распускала по плечам золотистыми волнами, а собирала в потускневший пучок на резинку.
Изменилась Лелька, потеряла прежний лоск и блеск. Но когда смеялась, в глазах вспыхивали шальные огни. И на короткий миг тот баба снова становилась Русалкой.
— Ну! Увидел стерву? — спросили его крутые.
— Да! Морда в морду, но она не узнала.
— Тем лучше…
— Почему?
— Отморозок! Она засветила наших ментам. Не раскололась на навар, не хочет давать налог как все!
— Натурой возьмите! — нашелся Мишка.
— Слишком дешево! Корефаны хотят бабки. Да и кому нужна Русалка? Теперь малолетки в спросе. Лелька смылилась, состарилась. Смотри, кого нынче дружбаны тянут! Юная поросль, мать их бешеная сука! У них меж ног еще не оперилось, а они уже к мужикам на хер сами прыгают. Даже таксу установили. А ты о ком? На Русалку теперь ни у кого не смаячит. В музей ее кибенизировать пора! Врубился? Лишь тот, кто на свой хрен в обиде, на Лельку оглянется, либо по бухой. Теперь глянь, кто бал правит? Сплошные сикухи! У них ни спереди, ни сзади признаков пола нет. А приколись, узнаешь, что такая уже полгорода мужиков познала, ее даже в стардоме суворовские гвардейцы прошли, все, кто еще на ногах самостоятельно держится…
— Я был в притоне недавно. Предлагали мне девку. Нормальную, лет семнадцати, — ответил Мишка.
— Это Сонькин бардак! Он разоряется. Нет у них клиентов, потому что в нем старые бабы. Теперь в пятнадцать лет девки спросом уже плохо пользуются. В семнадцать и подавно. Тебе, коль с нами тусуешься, знать такое надо. И не трахаться со старухами…
А через месяц узнал Мишка, что крутые Сыча изнасиловали Лельку в Вовкиной квартире.
— Сама она возникла. Соскучилась, видать. Ну, Сычу не пофартила. Тот оттянул ее как надо, она бренчать на него стала. Он и скинул сучку братве. Те ночку поиграли с ней. Вроде все утрясли. Каждый свое получил. А эта сукота засветила Сыча ментам. Короче, посадила им на хвост лягавых. Может, не сама, а ее мужик. Но тоже за нее братанов достал. В общем, ты понял?
— Чего?
— Убрать надо курву!
— А я при чем?
— Иль ты не понял, как она тебя забрызгала? Никого не рисковала так отделать! Любой из нас давно б размазал за это. А она не врубилась. К тому ж братов замели. Ты секешь, что и тут она? Понятно, что своих мы будем доставать отовсюду. Но везде не успеть. И еще: Русалка, засветив крутых, дышать не должна.
— А она ли засветила?
— Это точно. Из-за нее Сыча не стало. Кто будет следующий? Я или ты? Ведь она и тебя видела с нами. Сыча у нее в пивбаре размазали. А ты что, лучше Вовки? Вот и шевели рогами. Видно, с ментами сука путается. Всех до единого заложит, лярва!
— Не может быть! Ведь ее мужика щекотали. Говорят, еле выжил. Неужель до нее не дошло?
— Выходит, нет! А потом, пойми, нам надо корешей достать, но кто-то обязан наказать. Тебя облажала больше всех! Конечно, как только братва отвалит от ментов, Русалке не дышать и минуты! Но захотят ли с тобой кентоваться, это вопрос!
Мишка понял все. Ему велено убрать Лельку. Но как это сделать? Зарезать? Нет, не сможет! В пивбаре всегда кто-то есть, кроме нее. Враз и его менты возьмут. Дома загробить? А и там мужик! Самого размажет вмиг. Хотя можно из пистолета. Отцовского! Из него не промажет…
Целыми днями выслеживал Лельку. Наблюдал за каждым ее шагом. Но та будто почувствовала. Даже ставни на окнах закрывала на ночь. А ведь убить бабу задумал именно через окно.
— Ладно, сука, от меня никуда не денешься! — Он нащупал пистолет и вернулся домой.
Он теперь подолгу сидел на балконе или на скамейке во дворе. Курил. И по привычке выбрасывал окурки на землю, за что его постоянно ругала дворничиха. Мишка огрызался, а потом послал ее матом. Та разоралась так, что на крик все жильцы выглянули из окон и стали стыдить Мишку. Тому и вовсе обидно, обложил матом всех, обозвал грязно. Насулил всякого. Люди возмутились. Мужики хотели спуститься во двор и наподдать соседу хорошенько. Другие предлагали сдать его в милицию, мол, она напротив, дотащим.
Мишка от греха подальше ушел домой. А утром, встретив дворничиху, извинился перед ней, пообещал не бросать окурки возле дома. Та простила, а парень благодарил отчима за подсказку:
— Зачем она тебе? Ведь все дворники в стукачах. На ментов работают. С ними ни дружить, ни враждовать нельзя. Извинись и обходи говно десятой верстой. Спокойнее жить станешь.
Но с жильцами дома так легко не примиришься. На него не просто косились, а ругали и материли в лицо. Мужики, спускаясь по лестнице навстречу Мишке, не сторонились. Перли напролом, буром, не оглядывались, отдышался сосед после столкновения плечами или все сидит на ступенях?
Дома вечерами, как только Мишка возвращался из города, отчим звал за стол:
— Давай ужинать! — доставал из холодильника запотевшие бутылки с пивом. — Ты с рыбой, слышь, Мишка, я ж специально для этого кету взял. Не-е! Не терплю воблу! Она в зубах лохмотьями остается! А кета — рыба благородная! Ешь!
Мать садилась рядом, гладила по плечу мужа, трепала сына легонько, ласково. Ставила перед мужчинами еду. Знала, пиво будит аппетит, и ждала того момента.
— Давай-ка этот годок отдохни. А на следующий надо определяться. Найдем тебе путевое дело, чтобы ты быстрее на ноги встал. Когда ты станешь хозяином, весь ветер из головы улетучится мигом. Это я по себе знаю! — смеялся отчим. — Вот познакомлю тебя с дочкой моего друга! Девка что надо! Мединститут заканчивает! Хирург-гинеколог! Умница! И дома все умеет. Чистюля, хорошая хозяйка! Не шляется по подругам. С парнями дел не имеет. Ни с кем не встречается.
— Ну и тоска! Будто эту телку из прошлого века сперли! Видать, отменная страшила, что до стольких лет никому не сгодилась? Теперь средь двенадцатилетних все бабы!
— Она серьезная девушка. Очень мила собой. Может, старомодна. Но для жены эти качества бесценны. У нее есть все, чтоб стать тебе достойной парой. Она не будет изменять. Однолюбка. Привязана к семье и дому. Не тряпочница и не мотовка. Бережлива. Не выпивает и не курит. За нее дадут хорошее приданое.
— Сколько лет ей, этой невесте?
— Двадцать три!
— Ого! Какая старуха! — возмутился Мишка.
— Ты что, болван? Самое что надо! Хорошей матерью и женой станет! Зачем тебе недозрелые свиристелки? Они на ночь. Для жизни негодны.
— Из какой пещеры ты ее выкопал?
— Слушай, Мишка, не доставай. Многие серьезные люди добиваются руки и расположения девушки. Может, она, увидев тебя, тоже откажется даже знакомиться. Ведь на всю рожу печать прохвоста стоит. Ты для распутниц находка, как конфету всего оближут. Серьезная девка и не оглянется…
— На кого?
— На тебя. Ты шельмец. И если теперь не женишься, то навсегда останешься в холостяках. И вся жизнь пройдет мимо, скучно и пусто. Никому не нужным проживешь и уйдешь, даже вслед никто не помянет и не облает…
— А как зовут твою телку? — спросил Мишка.
— Почему мою? Я для тебя ее присмотрел. А зовут Катей. Екатерина! Почти императрица! — сиял отчим.
— Ага! Совсем императрица! Только рост пониже и говно пожиже. Опиши телку, — подвинулся поближе к отчиму.
