Это была здоровая самка, которую хотелось ублажить прямо здесь, у колонны ресторана.
Шело наверняка почувствовала замешательство Малко, потому что еще плотнее прижалась к нему и хищно обнажила зубы:
– Я вам нравлюсь? Я кубинка.
Кубинка в Багдаде?!
Малко припомнил все, подобающие случаю, общие фразы, но Шело не отставала. Ее цепкости могла бы позавидовать взрослая рыба–прилипала. Каждый раз, опуская глаза, он видел в сантиметре от своего лица ее чувственную, многообещающую мордашку.
– Если хотите, чтобы мы встретились у меня в номере, – прошептала она, – заплатите пять динаров метрдотелю, и он меня отпустит. Я живу в «Амбассадоре». Дадите еще динар портье, и он скажет, где меня найти.
Малко тактично отклонил предложение, зато задал Шело несколько вопросов о багдадской жизни. Она тут же принялась вдохновенно ругать социалистический строй. Это звучало точь в точь как заученный монолог доктора Шавуля, только совсем в обратном плане.
Вот, значит, почему красавица Шело проявляла к нему такой интерес: она самый обыкновенный провокатор! Малко на мгновение захотелось этим воспользоваться – она того стоила, – но он тут же передумал. Это показалось ему несерьезным.
– Я с вами не согласен, – резко заявил он, не моргнув глазом. – Я считаю, что Ирак – истинно демократичная страна. Иначе вы были бы сейчас в другом месте. За высказывания против существующего строя!
Это замечание повергло танцовщицу в глубочайшее раздумье. Она почти перестала двигать животом и глубокомысленно наморщила лоб. Но оркестр смолк раньше, чем она успела что–либо понять. Малко галантно проводил ее к столику, поклонился, вернулся к Джемалю и обо всем рассказал ему. Курд проворчал в ответ:
– Надо было тебе пойти с ней в отель, трахнуть ее, а потом отделать как следует, чтобы знала как доносить… Жаль, что она не одна. Видел того скрипача в темных очках?
Малко видел. В огромных ручищах музыканта скрипка казалась игрушечной, а темные очки и бритый наголо череп выглядели и вовсе не по–концертному.
– Ну и что же?
– Он тоже стукач, – с отвращением сказал курд. – Он и не думает играть: только прислушивается, о чем шепчутся на танцплощадке…
Очень мило, – подумал Малко. – Музыкант–стукач – такого он еще не встречал.
– Бедняжка Шело, – проговорил он. – Наверное, отрабатывает свое разрешение на занятие проституцией…
Прекрасная Шело больше не подходила к их столику. Малко еще несколько раз замечал среди танцующих ее зеленое узкое платье. Он не мог понять, что заставляет такую женщину прозябать в Ираке. Если уж на то пошло, за границей на такую сексуальную девушку клюнул бы не один толстосум… Конечно, при условии, что она не окажется полной идиоткой.
За четверть часа до полуночи Малко оплатил счет. Пора было уходить. История с Шело говорила о том, что ему следует удвоить осторожность.
* * *
…Малко вышел в коридор, оставив дверь номера незапертой. В правом кармане пиджака лежало только что написанное письмо, казавшееся ему готовой взорваться бомбой. Как и всегда, когда ему грозила опасность, он ощущал легкое покалывание на тыльной стороне ладоней. План был готов, но огромное место в нем занимала импровизация.
Письмо жгло ему карман. Он вспомнил, как странно посмотрели на него три агента — «картежника», когда он входил в отель.
Впереди хлопнули двери лифта. Прокравшись на цыпочках по коридору, Малко едва успел увидеть, как Мишель прошла в свой номер.
Он подождал с полминуты и устремился вперед. Сейчас его никто не должен был видеть. Малко негромко постучал в дверь француженки. Она, видимо, решила, что пришла одна из ее подруг, поскольку дверь сразу же распахнулась. У Мишель вырвалось негромкое восклицание.
– Что вы здесь делаете?
В ее голосе прозвучало больше удивления, нежели упрека. В синем вечернем платье с аккуратной косметикой на лице она выглядела довольно впечатляюще. Малко почти не покривил душой, когда, поцеловав ей руку, объявил:
– Вы просто неотразимы! Вот такой я и хотел вас увидеть перед расставанием.
И он проскользнул в номер, прикрыв за собой дверь. Мишель попятилась, бормоча: «Вы с ума сошли! Уходите немедленно».
Но когда Малко уселся в глубокое кресло, она покорно устроилась напротив него. Он чувствовал, что француженка смущена и растеряна. Она, чувствовалось, не из тех, кто привык принимать у себя мужчин.
– Уходите, я хочу спать, – сказала она.
Малко встал, поднял ее за руки и заключил в объятья. Ее поцелуй получился неумелым, но руки мягко обвились вокруг его шеи. Затем она отвернулась и спросила:
– Зачем вы меня целуете?
Малко редко задавали такие идиотские вопросы. Не найдя, что ответить, он предпринял новую попытку. На этот раз она прижалась к нему более доверчиво, но тут же нервно отстранилась:
– Я не хочу ложиться с вами в постель. Идите к себе.
– Помилуйте, да у меня такого и в мыслях не было! – сказал Малко.
И это была чистая правда. Он думал только об одном: как переправить за границу письмо. Его план, несмотря на внешнюю сложность, обещал почти стопроцентный успех.
– Зачем вы здесь? – почти жалобно спросила Мишель. – Мы с вами не подходим друг другу.
Малко почувствовал, что сам себе противен.
– Я хотел увидеть вас, – и его глаза посмотрели так нежно, что она сама приблизилась и положила голову на его плечо. Малко старательно поцеловал ее.
– Довольно, – прошептала она, высвобождаясь из его объятий. – Теперь уходите. Мне нужно раздеться.
Малко указал на дверь ванной:
– Пожалуйста, снимайте свое замечательное платье. Клянусь, я не буду пытаться воспользоваться этим. Я просто хочу побыть с вами еще немного.
Мишель помедлила. Малко молча молил Бога, чтобы она согласилась. Иначе он стал бы себе противен еще больше.
– Значит, клянетесь?
– Клянусь.
Француженка скрылась в ванной и щелкнула замком, на что Малко очень надеялся.
Когда она, завернувшись в розовый пеньюар, появилась в комнате вновь, Малко встал с кресла и взял у нее из рук вечернее платье.
– Я даже помогу вам собрать вещи, – сказал он весело.
Сложив платье, он аккуратно уложил его в чемодан. Мишель растроганно наблюдала за ним. Потом сказала:
– Я еще никогда не встречала такого вежливого мужчину, как вы…
Появление Малко всколыхнуло ее монотонную, размеренную жизнь.
– Я никогда вас больше не увижу, – печально произнесла Мишель.
– Почему же? Я как раз собирался попросить вас позвонить в Бейруте моему хорошему другу. Он вам все обо мне расскажет.
– О да, конечно! – обрадовалась она, едва не захлопав в ладоши.
Малко записал ее парижский адрес и дал номер телефона Теда Хейма. Она нацарапала его в своем блокноте.
– Позвоните, как только приедете, – попросил Малко. – Он будет рад.
– Не сомневайтесь, обязательно позвоню, – ответила Мишель, глядя на него блестящими глазами.
Прежде чем открыть дверь, они еще раз поцеловались. Мишель раскраснелась, как школьница во время первого свидания. Обхватив руками голову Малко, она вдруг заметила:
– У вас какой–то грустный вид. Что с вами?
– Ничего, – сказал Малко, – просто ностальгия. Уехать бы с вами…
В коридоре не оказалось ни души. Малко сразу же лег спать, приняв снотворное, чтобы ни о чем не думать. Машина была запущена.
* * *
…Тед Хейм поднял трубку. Звонила какая–то женщина. Она отвратительно говорила по–английски и упорно коверкала его фамилию. Он уже собирался было нажать на рычаг, когда вдруг уловил, что женщина упомянула имя Малко.
Хейм чуть было не оборвал провод. От Малко ничего не было слышно уже десять дней. Зато из Вашингтона каждое утро присылали шифрованную телеграмму, где требовали дать отчет о событиях.
– Как вас зовут? – медленно и громко спросил он. – Где вы находитесь? – Чтобы облегчить ей задачу, он перешел на французский.
Через пять минут Тед Хейм был на грани инфаркта. Он выяснил, что Мишель приехала из Багдада, что она встречалась с Малко, что Малко просил ее позвонить своему лучшему другу Теду. И все. И все! Хейм ровным счетом ничего не понимал.
– Может быть, он говорил что–нибудь еще? – в десятый раз спросил американец.
– Нет, больше ничего, – ответила Мишель в полной растерянности. Она никак не могла взять в толк, почему это друг Малко так разнервничался.
– Лучше бы уж тогда открытку прислал! – в бешенстве прорычал Тед.
– Пардон?
В голосе Мишель слышалось такое искреннее недоумение, что Хейм вдруг обо всем догадался.
– …твою мать! Какой же я мудила! – сказал он вслух, но, к несчастью, позабыл прикрыть ладонью трубку.
– О!..
Последовал сухой щелчок, затем короткие гудки. Мишель не любила грубиянов.
