— Потрудитесь прочесть.
Урванцев водрузил на переносицу очки и принялся читать. По мере знакомства с содержанием бумаги его лицо постепенно покрывалось пятнами.
— Как это понимать? — не скрывая возмущения, сказал он. — Вы что, пытаетесь прикрыть Щербакова?
Коновалов посмотрел на него с плохо скрытой неприязнью.
— Перед вашим приходом у меня побывал Буртин. Этот список он принес с собой. На словах он просил меня передать вам следующее… До тех пор, пока вы не представите неопровержимые доказательства вины Щербакова и его окружения в совершении инкриминируемых им преступлений, вашим людям запрещено производить обыски в здании фонда на Воровского и в офисах двух фирм: «Росинпол» и «Столица».
— А с какой стати я должен выполнять указания Буртина? — вновь возмутился Урванцев. — Да кто он такой, в конце концов?!
— Я вам сейчас объясню, — сухо сказал Коновалов. — Буртин является доверенным лицом главы государства, и вам об этом должно быть известно. Ко мне он приехал прямо из Барвихи, после разговора с Борисом Николаевичем. Я вижу, что вы смелый человек, так попробуйте пойти против воли президента. А чтобы вы потом не ссылались на плохую память, я вам еще раз прочту перечисленные там фамилии…
Коновалов взял со стола листок и стал читать вслух:
— Щербаков, старший, естественно, Лианозов, Захаров, Епифанов и Ватагин. Запомнили?
— Запомнил, — нехотя бросил Урванцев.
— Тогда запомните еще одно, — продолжил Коновалов. — Даже я не имею права дать санкцию на их арест. Когда закончите сбор доказательств, доложите, как положено, мне, а я уже сообщу наверх. Пусть они сами решают судьбу этих людей.
— Я могу быть свободен?
— Нет. Я еще не закончил.
Он достал из магнитофона кассету и помахал ею в воздухе.
— Вы твердо убеждены, что это фальшивка?
— Конечно, — пожал плечами тот. — А разве у вас другое мнение?
— На вашем месте я не стал бы делать столь категорические заявления. Сначала нужно как следует разобраться. Леонид Трофимыч, ответьте мне на такой вопрос… Вы уверены, что полностью контролируете свою службу? Или некоторые ваши подчиненные ведут себя, как та кошка, которая гуляет сама по себе?
— Не понимаю, директор, о чем идет речь. В моей фирме строгая дисциплина и порядок.
— Ну-ну, — не скрывая скепсиса, хмыкнул Коновалов. — Не исключено, что уже завтра у меня на руках окажутся видеокассета и фотоснимки. Интересно, что вы тогда мне скажете?
Коновалов бросил испытующий взгляд на «коллегу». Тот заметно побагровел лицом, но в целом он этот удар выдержал неплохо.
— Вы говорите, завтра?
Урванцев отвернул голову к окну. Он понимал, что Коновалов не блефует. Возможно, журналистам удалось заснять некоторые эпизоды. Непонятно другое: почему Коновалов решил его предупредить? Информация убойная, ему выгоднее держать ее в тайне, незаметно раскопать всю эту историю, а потом нанести внезапный удар. На его месте Урванцев поступил бы именно так. Коновалов протянул ему руку помощи, вернее, бросил ему спасательный круг. В чем же тогда заключается его собственный интерес?
Ответ лежит на поверхности: Коновалов опасается за собственное будущее. Скандал ему ни к чему, он как бы намекает своему заместителю на то, что у того появились проблемы, вылезли наружу концы, нужно их убрать побыстрее, пока еще не поздно. Он понимает, что свалить Урванцева ему все равно не удастся, так что лучше худой мир, чем война.
В сущности, это означало только одно — он делает все для того, чтобы при любом раскладе сохранить за собой пост директора. Поэтому будет и дальше лавировать между Сциллой и Харибдой, между Переверзевым и Урванцевым.
— Может, и послезавтра, — пожал плечами директор. — Но в любом случае я этот материал добуду, можете не сомневаться.
— Я почти уверен, что это будет очередная фальшивка, состряпанная людьми Переверзева, — сказал с бесстрастным лицом Урванцев. — Но если сигнал подтвердится, в чем, повторяю, я очень сомневаюсь, то я сам смогу примерно наказать своих подчиненных.
Коновалов встал из-за стола, показывая, что аудиенция подошла к концу.
— Я рад, что вы сделали правильные выводы. Потому что если вы сами не наведете порядок в своей службе, то этим займутся уже другие люди.
— Ну что, закончили? — спросил Урванцев, входя в свой кабинет.
— Так точно, Леонид Трофимыч, — бодро отрапортовал Владимирский. — Я свой блок информации изложил.
— А этот американец оказался не такой уж простой штучкой, — задумчиво произнес Скопин. — Надо же, какой фокус придумал. Даже додумался до того, чтобы оборудовать себе запасную явку. Прыткий хлопец, не зря нас его земляки предупреждали…
— Ничего удивительного в его поведении я не вижу, — сразу же вошел в разговор глава службы. У него было прекрасное самообладание, на лице не осталось даже тени тревог. В свой недавний разговор с директором подчиненных он решил не посвящать. На это у него были свои веские основания. — Я сразу же понял, что Брэдли не очень-то доверяет своим соотечественникам. И все же он вызывает во мне восхищение. Вы только посмотрите на него, каков сукин сын! Настырный мужик, на его месте любой другой уже давно свалил за бугор.
— Вы верно подметили, Леонид Трофимыч, что он не доверяет своим, — поддакнул начальнику Владимирский. — Иначе зачем ему было вызывать в Москву своих приятелей, сотрудников МАТ? Он явно решил спутать нам карты и сыграть по своим правилам… Ничего, Жора-маклер шепнул нам адресок, так что мы в курсе. Знаете, как он поступит скорее всего? Ближе к вечеру попытается оторваться от слежки, переберется на заранее подготовленную явку, после чего позвонит Первушину, думаю, в самый последний момент и сообщит новые условия сделки. Но в любом случае ясно, что от своего он теперь не отступится.
— Как вы полагаете, Игорь Юрьевич, Брэдли догадывается, что его водят за нос?
— Не думаю, — покачал головой Владимирский. — С нашей стороны игра была очень тонкой. Главное, чтобы американцы не напортачили.
— А этот вариант с двумя квартирами, которые он арендовал у маклера, вы его тоже предусмотрели? — настороженно спросил Урванцев.
— Мы готовы к любым неожиданностям, — не раздумывая, ответил тот. — Я уже разослал по всем адресам людей, чтобы они как следует оборудовали местность.
— Жаль только, что нам не удалось прихватить Лианозова или Захарова, — подал реплику Скопин. — Тогда эффект был бы еще больше.
— Придется исходить из того, что имеем, — посмотрел на него Владимирский. — Синицын и Мигунов офицеры СВР, первый из них служил в одном отделе с Лианозовым. Материалы, подтверждающие их принадлежность к организации, у нас имеются. Кто-нибудь из них, думаю, больше подойдет Синицын, еще и предсмертный спич произнесет. А если и нет, то мы сами за него все придумаем. Остальное, как говорится, дело техники.
— Все дискеты просмотрели? — спросил у него Урванцев.
— Так точно. Для нас нет ничего нового. Кейс с пальчиками Брэдли мы отдали американцам, а другой, такого же формата, подложили Калганову в сейф. Дальше уже их забота.
— От Первушина ничего не было?
— Нет. Брэдли пока не подтвердил контакт. В любом случае он должен позвонить еще до полудня.
— А где сейчас сам Брэдли?
— На Кропоткинской, — ответил полковник. — И эти двое охранников с ним ночуют.
— А почему бы его не пришить прямо сейчас? — спросил Скопин.
— Вы уже одного пришили, специалисты моржовые, — угрюмо сказал Урванцев. — Сейчас нельзя. Объясняю, почему. Во-первых, там крутятся контрразведчики Переверзева. Вечером мы найдем способ отсечь их от журналиста. Во-вторых, у нас нарушится координация совместных с американцами действий. В-третьих, мы обязаны соблюдать последовательность этапов… Достаточно? И запомните, при любом раскладе к началу следующих суток Брэдли должен быть мертв. Все, инструктаж на этом закончен. Скопин и Мелентьев свободны, вы, Игорь Юрьевич, останьтесь на пару слов.
Когда они остались вдвоем, Урванцев надолго погрузился в размышления. Если не обращать внимания на некоторые накладки и неувязки, в целом его план близок к осуществлению. Но совершенно неожиданно возникли некоторые неприятные моменты, которые в эти минуты не могли его не тревожить. Он не предполагал ранее, что противодействие Щербакова и Переверзева окажется столь масштабным, что в орбиту их конфликта окажутся втянутыми разные влиятельные люди, вроде Буртина. Да что там говорить, если сам президент счел нужным сказать свое веское слово. К тому же, по неясным для него причинам, изменилась политическая конъюнктура. Ему очень не понравился тон, которым вчера общался с ним Рыжий. Такое впечатление, что Рыжий и его друзья чем-то недовольны. Впрочем, из-за этого он особо не переживал. Все они повязаны одной веревочкой. Если один пойдет ко дну, то потащит вслед за собой и другого.
