Наконец он поднял голову и посмотрел долгим взглядом на своего подчиненного.
— Игорь Юрьевич, вот что я хотел вам сообщить… Если нам удастся задуманное, вас ждет повышение в звании и должности.
— Сделаю все, что от меня зависит, — заверил его полковник.
— А сделать придется немало, — по-прежнему глядя ему прямо в глаза, сказал Урванцев. — Скопина и Мелентьева придется убрать. Внесите в список также Первушина и его подельников. Еще два-три дня, и всех их заметут. Пора нам избавляться от балласта, не так ли, Игорь Юрьевич?
Мелентьев появился в офисе «Комес-Секьюрити» в половине восьмого утра. Вместе с ним прибыла «группа товарищей». При одном взгляде на их суровые сосредоточенные лица у Первушина испарились последние надежды на благополучный исход дела. Но винить было некого, разве что самого себя. За глупость и неосмотрительность, например. За то, что не счел нужным прислушаться к своему внутреннему голосу и не свалил из Москвы еще неделю назад, когда появились первые признаки опасности, и так легко угодил в нехитрую, в общем-то, ловушку. Его поймали на жалкий кусочек сыра, как серого мышонка.
Разве мог отставной чекист, а ныне специалист по оказанию весьма специфических услуг предположить, что его давняя встреча с неким американским репортером сыграет в его собственной судьбе столь значительную роль? Нет, конечно. Он даже успел забыть о самом факте встречи. И напрасно, как это вскоре выяснилось.
Четыре дня назад, в понедельник, бывшие коллеги попросили его о небольшом одолжении. Так и сказали: у нас к тебе последняя просьба. Намек вполне прозрачный, но сигнал тревоги почему-то не сработал. Да, в тот роковой понедельник он даже не подозревал, что его песенка уже спета.
А как мягко они стелили… «Андрюша, ты не мог бы оказать нам небольшую услугу? Последнюю. Что от тебя требуется? Сущий пустяк. Майкл Брэдли, спецкор «Вашингтон пост», знаешь такого? Вспомнил? Вот и прекрасно. Передашь ему конверт и свободен на все четыре стороны… Ты занят? Ах, торопишься… Мы в курсе. Нам даже известно, что некий Шахов Иван Никифорович, полномочный представитель компании «Рога и копыта», собирается завтра днем отбыть авиалайнером в Копенгаген. А в этом славном нерусском городе Шахов И. Н. самоликвидируется, и в Монреаль полетит уже другой гражданин, некий Микульчик, натурализовавшийся канадец… Как узнали? Обижаешь, Андрюша. Работа у нас такая, все обо всех знать. Выполнишь наше поручение, и «гудбай, Россия». Еще и проводим по первому разряду, как ветерана и ударника труда, уходящего на заслуженный отдых. А коли нужда имеется, так можем и деньжат подбросить, это будет тебе прибавка к пенсии…»
Насчет пенсии они, конечно, шутят. Первушин не нуждался в подачках. Свое будущее он неплохо обеспечил, «товарищи», естественно, об этом догадываются. И домишко он присмотрел себе в окрестностях Сореля, это недалеко от Монреаля, славный такой домик, а главное, не броский особо и недорогой, всего полтора миллиона местных долларов. Он мог позволить себе и более шикарный особняк, но зачем это ему? Манией величия он пока еще не страдает, да и зачем ему три десятка туалетных комнат? Так недолго и засветиться.
Поручение и впрямь оказалось пустяковым. Встретился накоротке с Брэдли, напугал его почти до смерти, сунув ему этот дурацкий конверт, да еще шепнул на ухо пару слов. Казалось бы, все, свободен, гражданин Первушин, он же Шахов, Микульчик и т. д. Езжай на свою благословенную Канадщину и живи там спокойной жизнью вплоть до глубокой старости. Ан нет, не вышло. Тут же взяли в оборотку. Отсекли его верных напарников, которые по совместительству состояли при нем в качестве «отбойщиков», и увезли их, как говорится, в неизвестном направлении. Сказали, в санаторий, нервы подлечить. А самый простой способ излечить человека от нервных болезней — это его пришить. И будет он лежать в могилке тихо и спокойно, без нервов.
Самого Первушина доставили на Ленинградский, в его родной офис, где он уже четвертые сутки ждет от злодейки-судьбы приговора. А чтобы не было скучно сидеть одному, Мелентьев выделил прислугу, всего-навсего шесть человек. На все руки мастера: что кофеек сварганить, что в шахматы партию сгонять, что человеку дырку в затылке просверлить.
Куда ему одному против шестерых. Они при пушках, а он с голыми руками. Так что не в мышеловку он угодил, а в крепкую клетку с толстенными металлическими прутьями, которые даже его волчьими клыками не перегрызть.
— Собирайся, — коротко приказал Мелентьев.
Первушин кивком показал ему на «вертухая», торчавшего у двери.
— Алексей, могу я переговорить с тобой наедине?
Мелентьев обернулся к охраннику:
— Выйди в коридор. Скажи нашим, чтобы прибрали после себя.
Затем посмотрел на Первушина.
— Говори.
— Леша, отпустил бы ты меня, а? — понизив голос, сказал Первушин. — Давай вместе рванем, слышишь? У меня все приготовлено: деньги, паспорта…
— Заткнись, — грубо оборвал его Мелентьев. — Ничего у тебя нет, понял? Ни денег, ни паспортов. Получишь обратно, когда закончим работу.
— Нашли? — Из груди Первушина вырвался короткий стон. — Вот твари!
Он бросил быстрый взгляд на кобуру, краешек которой выглядывал из-под расстегнутого пиджака.
— Не глупи, Андрей, — спокойно сказал Мелентьев. — Не нужно меня огорчать.
— Леша, ты же умный человек… По крайней мере, таковым я тебя знал раньше. Неужели ты не видишь, что они хотят от нас избавиться?! Я, по крайней мере, им еще пока нужен. А тебя могут ликвиднуть в любой момент, может, даже прямо сегодня.
Мелентьев выдавил из себя мрачный смешок.
— У тебя развилась мания преследования. Но даже если ты прав, то все равно задний ход поздно давать. Мне тоже перекрыли кислород. Документы и аккредитивы изъяли, обещали отдать, когда все закончится. Так что в Копенгаген, Андрюша, скорее всего полетим одним рейсом.
— На тот свет мы полетим, в тартарары, — угрюмо процедил Первушин. — Значит, тебя тоже взяли на цугундер?
Мелентьев слегка пожал плечами.
— А ты как думал? Или ты думаешь, я из голого энтузиазма тут с тобой лясы точу? Сам знаешь, какие схемы у нас выстраиваются… Я тебя держу за мошонку, Скопин и Владимирский, соответственно, меня прихватили, а Бич держит за глотку этих двоих. Его тоже дергают за веревочки. Как в сказке: дедка за репку, бабка за дедку… Ладно, кончаем базар.
Он приоткрыл дверь и громко крикнул:
— Ну что, закончили? Тогда по машинам.
Жестом он приказал Первушину следовать впереди него.
— А что, если он позвонит, пока мы будем в дороге?
— Все предусмотрено. В машине есть телефон и рация, будем держать постоянный контакт с Мясницкой.
Брэдли и его соотечественники провели эту тревожную ночь практически без сна. У них возникли опасения, что из-за терактов и возникшей в связи с этим суматохи противная сторона может все переиграть и попытаться решить проблему Брэдли уже этой ночью.
В связи с такой угрозой Маховски и Тофлер предприняли максимально возможные в их положении меры безопасности. Они забаррикадировали входную дверь, загородив всю прихожую мебелью. Брэдли пришлось ночь просидеть на коврике в ванной, рядом с ним лежал бронежилет и противогаз. Арендуемая им для семьи квартира находилась на третьем этаже шестиэтажного дома. Так что даже если кому взбредет в голову предпринять штурм, то через окна попасть во внутренний контур будет не просто. Впрочем, все эти меры окажутся недостаточными, если за них возьмутся всерьез.
Когда солнце высветлило вершины соседних домов, Маховски встал с кресла, в котором он коротал ночь, потянулся и громко произнес:
— Майкл, можешь выбираться из своего «бункера». Слава господу, пронесло.
Они с Тофлером распихали по двум объемистым спортивным сумкам оружие и спецснаряжение, сумки убрали в чулан. Вряд ли все это пригодится им в течение дня. Затем отправили Брэдли на кухню, готовить на правах хозяина завтрак, а сами принялись растаскивать мебель по ее штатным местам. Завтракали и пили кофе в полном молчании, лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими репликами. Тофлеру удалось наковырять во всех углах квартиры добрую дюжину «жучков», но это вовсе не означало, что помещение теперь свободно от прослушивания.
Брэдли перебрался в гостиную, достал из кейса чистый лист бумаги и «Паркер». Пока выкурил сигарету, успел заполнить своим быстрым летящим почерком полностью одну сторону листа. Дал прочесть своим компаньонам, затем сжег бумагу, а пепел спустил в унитаз.
Было десять часов утра, когда они вырулили из-под арки дома на Кропоткинскую. Может, это и совпадение, но у каждого из них при этом возникло такое ощущение, что они только что пересекли невидимую черту, которая отделяет мир обычных людей от смертоносных тропических зарослей. Где-то среди этих городских джунглей затаились охотники. В Москве начинался сезон сафари. В качестве дичи выступали американский журналист Майкл Брэдли и двое его соотечественников.
