Но в нем победил полицейский, и Ханнес опустился на колени к раненому.
Баптист поворачивал голову из стороны в сторону, его веки дрожали. Ханнес ударил его по щекам:
– Очнитесь! Не уходите! Посмотрите на меня! Сколько пальцев вы видите?
Баптист хрипло дышал:
– Trois [68].
– Вы меня узнаете? Кто я такой?
– Un trou du cul [69].
– Могу зайти в другой раз, я так понял? Насколько мне хватило школьного французского.
– Нет!
Баптист крепко вцепился Ханнесу в запястье, в его рукаве зияла прореха, на темной ткани пиджака расплывались еще более темные пятна крови. Ханнес расстегнул рубашку, чтобы установить источник кровотечения. Порез прошел через всю грудь Баптиста, вспоров рубашку. Это была всего лишь поверхностная царапина. Второй удар пришелся под реберную дугу, из раны толчками вытекала кровь. Ханнес прижал палец к теплой плоти, нащупал место удара (под пальцами чувствовался пульс) и зажал его. Под его рукой резко опускалась и поднималась грудная клетка Баптиста.
– Спокойно. Дышите спокойно. Где Оливер?
Баптист чуть приподнял и тут же опустил вялую руку, указывая на стеклянную дверь. Ханнес обернулся. Снаружи следы терялись среди деревьев. Они вели в направлении калитки, которая выходила на аллею Генриха Манна, к берегу реки. А там был только Изар.
Баптист открыл рот. Ханнесу пришлось наклониться, чтобы разобрать слова:
– Не трогайте его… Он не виноват…
– Виноват или не виноват – это не в моей компетенции.
Он нажал еще сильнее, ему показалось, что кровотечение уменьшилось.
– Скажите ему…
– Скажете ему сами, если угодно! Я посыльным не нанимался! – Голос Ханнеса сорвался. – А теперь соберитесь и возьмите на себя ответственность! Черт, вы умираете тут у меня на руках! Черт! Не смейте этого делать!
– А что тогда? – Неужели Баптист улыбнулся, или это подергивание мускулатуры?
Ханнес наклонился к его уху:
– Тогда вам там, наверху, придется ждать лет пятьдесят, пока я не врежу вам по яйцам.
Вначале ему показалось, что это галлюцинация, вызванная чрезмерным возбуждением, но звук становился громче, приближаясь. Сирена.
Сад наполнился людьми, его расчерчивали лучи фонарей. Вехтер не требовал отчета и не задавал вопросов. Все потом. Сначала нужно было найти мальчишку с ножом.
– Где он?
– Наверное, выбежал через задний двор, – сказал Ханнес.
Он сидел на полу среди моря осколков и смотрел на свою руку как на посторонний предмет, который ему трансплантировали. Она вся была в крови. В этот момент от Ханнеса толку было мало.
– Где Элли?
– Она отправилась за ним, не хотела ждать, пока следы заметет.
– Одна?
Недолго думая Вехтер включил фонарик и осветил дорожку следов, которые в ярком свете казались черными пятнами и вели к маленькой калитке позади деревьев. Туда свет из окон не попадал. Калитка была распахнута и скрипела в петлях. Под ней образовался треугольник, чистый от снега.
– Оливер! – крикнул он в темноту.
За садом простиралась незастроенная территория, до самой пешеходной дорожки вдоль реки. Снег забивался ему в туфли, промочил брюки внизу. Вехтер не обращал на это внимания и ступал дальше. Блеклые фонари освещали аллею, отбрасывали тени на заборы вилл. Никто здесь не хотел любоваться видом Изара, все отгородились от реки каменными стенами и наблюдательными вышками.
Вехтер остановился, прислушался, принюхался. Дорожка с обеих сторон была безлюдной, теряясь между деревьями. Вехтер заставил себя осознать, что находится посреди большого города. Дальше лежал в темноте высокий берег реки.
Темный силуэт Элли показался на краю дорожки.
– Ну наконец-то ты явился, – сказала она и побежала, не дожидаясь его.
Ветер мел по земле, засыпая следы. Хорошо, что Элли не стала его ждать. Следы вели к месту на берегу, где сугробы были усеяны отпечатками обуви.
– Тише, стой. – Он схватил ее за плечо.
Тут шум раздался снова, значит, он верно расслышал. Шорох где-то на обрыве.
– Оливер!
Шорох стих, словно Вехтеру всего лишь показалось. За деревьями аллеи начинались дикие заросли кустарника. Им пришлось пробираться по сугробам, бороться с тонкими сухими ветками, хлеставшими по лицу. Луч карманного фонаря лишь создавал прыгающие тени, и Вехтер выключил его. Света от уличных фонарей и снежного неба было достаточно. На небольшом обледенелом холмике посреди кустов он поскользнулся и схватился за ветку. Тут снова послышался шум со стороны обрыва.
– Оливер, оставайся на месте! – крикнул Вехтер.
Никакого ответа.
Что случилось бы, если бы они за ним не погнались? Может, он попал в беду из-за того, что они пустились в погоню? Или он уже давно находился далеко отсюда, в нескольких трамвайных остановках, а они преследовали куницу или крысу? Вехтер шагнул вперед, но дальше идти было некуда, склон обрывался почти вертикально вниз. Комиссар вновь поскользнулся, поцарапал руку о ледяную ветку и замерзшие комья земли. И, когда Вехтер снова ощутил под ногами твердую почву, он увидел его.
Небо было светлым, как полярной ночью, грязно-желтым от смога, дымки и отсветов уличных фонарей.
Берег был укреплен валунами, между которыми образовалась щель, – небольшая отмель с блестящей, омытой волнами галькой вдавалась в реку. Изар не замерз: быстрый черный поток нес куски льда. Оливер шел в направлении воды. Его босые ноги шагали по покрытой льдом гальке, как по ковру.
Вехтер на ходу включил фонарик и направил луч на затылок мальчика:
– Стоять!
Ноги Оливера коснулись ледяной воды, он не колебался ни секунды. Было бесполезно наводить на него оружие, он ничего не слышал, ничего не чувствовал, шел все дальше и дальше.
– Стой! – крикнула Элли, ее голос прозвучал как резкая брань.
Что-то все же подействовало на Оливера. Он остановился, когда его тощие ноги были уже по колено в воде, пропитавшей его джинсы. Они должны были подойти ближе. Так близко, чтобы схватить его.
Элли по дуге обошла Оливера, подбираясь к нему сбоку. Вехтер догадывался, что она замышляла. Но как им вдвоем блокировать одного? Может, стоило отправить на поиски больше людей? Но что бы это дало? Повергло бы загнанного зверя в еще большую панику? Сейчас нельзя было толкать Оливера. Невозможно будет выловить человека из этого черного бурлящего потока. Если мальчик упадет, его тело унесет течением. Оливер даже не замечал, что стоит босыми ногами в ледяной воде. Он был похож на лунатика, балансирующего на коньке крыши, и его нельзя было будить. Вода затекала в ботинки Вехтера, холод обжигал, он словно шагал по огненному ковру.
– Оливер, подойди ко мне. – Он поднял руки и показал ему ладони.
Оливер развернулся. В его глазах была пустота. На бледном лице виднелись веснушки, более темные, чем обычно. Нет, это не веснушки. Капельки крови.
– Давай… давай… – Он подманивал его, как ведьма, отступал потихоньку назад, стиснув зубы. Каждый шаг в ледяной воде отдавался болью во всем теле.
Краем глаза он видел, как Элли продвигается вперед. Он не мог на нее смотреть, он не мог выпустить Оливера из поля зрения. Прочь, прочь от воды. Оливер, как робот, двигался к нему. Всего несколько сантиметров отделяло его от вытянутой руки Вехтера. Элли подобралась ближе. Слишком близко. Он сделал жест, чтобы ее остановить, и она замерла. Здесь он все должен был уладить один, наедине с Оливером.
– Подойди ко мне, дай мне руку.
Оливер протянул руку.
– Все будет хорошо.
Оливер вздрогнул всем телом. Его лицо исказилось, раздался звериный крик, и он замахнулся. Сверкнул металл.
Спустя пять минут Ханнес сунул руки под горячую воду и принялся тереть их, пока кожа не начала саднить, а ногтевые ложа – кровоточить. Сквозь дыру в окне свистел ледяной ветер, здесь было так же холодно, как и снаружи, под подошвами хрустели мокрые осколки стекла. Он злился на себя за то, что согласился выехать сюда. Нет, он злился на Вехтера, потому что тот отправил его в это дерьмо. Когда Вехтер появится, Ханнес тогда… он тогда ему…
