— Может считает, что еще рано.
— Но он уже много раз был здесь!
— Мы с тобой знакомы дольше и ближе, ты тоже не говорил о любви! — осмелела баба.
— Я что? Еще не убедил? — привстал Федька.
— Успокойся! Сядь! Я совсем о другом! — спохватилась женщина.
— Тонька! Не заводи! Не дергай зверя за усы! — присел Федька и продолжил:
— Так вот закончим о гусях. Не случайно теперь хозяева домашних птиц отстреливают без жалости каждую утку или гуся, пытающихся улететь вместе с дикими караванами. Знают, не долетят они до жарких стран. Коротким и больным будет их любовный роман. И обрывают его в самом начале, чтоб никто не мучился…
— Ты это к чему? Уж не хочешь ли меня пристрелить? — рассмеялась баба.
— Тонь! Ты любишь Мишку?
— А черт меня знает! Но если найдется получше, забуду его, как тот вожак гусыню. Я ни по ком не стану плакать. На всех козлов не хватит слез. А в сердце только сын живет. Другому нет в нем места. Ни Мишке, ни тебе, никому. Если и выйду замуж, то за такого, без какого жить не смогу!
— Вон как! Значит, все еще принца ждешь? Эх-х, баба! Опустилась бы на землю грешную, не стоит тебе высоко взлетать. Ненароком сдадут крылья и свернешь шею в падении, а ведь у тебя малец совсем еще птенец и ты ему еще долго будешь нужна живою. Вот ты знаешь, почему я теперь ушел из дома к тебе? — неожиданно спросил Федор.
— Роза приехала, вот и позвал Степановну.
— Тоня! Мой Михалыч любит эту Розу. Я хотел дать им возможность побыть наедине. Ведь о любви не кричат, о ней говорят совсем тихо. Без лишних ушей и глаз. А твои сорвались как отморозки. И, конечно, помешают. А жаль. Люди часто не успевают или опаздывают с этими словами, а потом жалеют всю жизнь о том, — опустил голову человек.
— Любовь не доказывают словами, а только жизнью, в каждом дне. Наговорить можно много красивых слов, но зачастую в душе ничего не находится кроме пустоты и холода, — отозвалась Тоня. И оглядев соседа, добавила:
— Если человек действительно любит, он свое не доказывает грубостью, по животному, он бережет любимого от обид и зла.
— Ну, это смотря по обстоятельствам, кому как дано. Всякому свои способы убеждения отпущены, о них не спорят. Я тебе о другом говорю. Я знаю, ты тоже не любишь Мишку, но принимаешь и можешь за него пойти замуж, чтобы доказать всем вокруг, мне, самой себе, что ты еще нужна и пользуешься спросом, что тебя хотят. Это обычный бабий трюк, далеко не новый. Но финал у него всегда один — горькая расплата и сожаление, не только для тебя…
Роза робко постучала в дом Михалыча. Куча чемоданов и сумок топорщились у ворот. Их только что выгрузили из такси. Дарьи не оказалось дома, выходит, не ждала она подругу, а может, ее не успели предупредить? А может, на работе задержалась или засиделась у дочери с внуком. Но как бы там ни было, дольше ждать невмоготу. Очень холодно. А когда вернется Дарья, никому неведомо. Может у дочери остаться на ночь. Та живет в другом конце города.
— Что ж! Коли меня здесь не ждут, пойду туда, где мне рады! Не замерзать же на пороге! Вот черт, совсем отвыкла от холода! Руки, ноги онемели. Нужно пошевелиться, — попрыгала женщина и, перетащив багаж во двор к Михалычу, ждала, пока ей откроют. В окнах этого дома горел свет.
Двери открыл сам Андрей. Увидел Розу. Схватил в охапку и притащил в дом, целуя женщину на ходу, торопливо, пока не опомнилась.
— Андрюш! Зайка! Там во дворе багаж, чемоданы и сумки! Их домой надо внести. А то украдут прохожие! — тут же завопила Роза на весь дом.
— Федя! Федька! Принеси со двора все, что там стоит! — скомандовал Андрей Михайлович. Сын мигом выскочил из дома.
— Ну-ка, раздевайся, лапушка! Давай к камину поближе. Садись сюда, в кресло, — подбросил в топку дрова, на горячих углях они мигом взялись огнем.
— Господи! Какая благодать, я чуть ни околела у Дарьиной двери! Представляешь, ее нет дома! Ты предупредил обо мне?
— Само собою! Да никуда она не денется, твоя Дарья! Или на работе торчит, либо у Петровича. Они всегда в это время чаи гоняют, или у ней, иль у Васи. А ты у меня будь. Я так ждал тебя! — взял руки Розы в свои ладони, грел дыханием, целовал:
— Приехала! Не обманула! Какая радость! Даже не верится, что ты вот она, уже со мной!
— Ты правда рад?
— Я счастлив! Посиди чуть, я накрою на стол.
— Ничего не хочу. Побудь со мной, дай согреться, — придержала женщина человека. Тот присел рядом, смотрел в глаза:
— А ты все такая же, милая моя! Ничуть не изменилась, только зарумянилась от холода. Но я согрею тебя! — накинул ей на плечи плед…
— Как долго я добиралась! Вылет на три часа задержали. А здесь принимать нас не хотели из-за метеоусловий. Ветер мешал. Потом таксиста еле уговорила. Не хотел на окраину впотьмах ехать. А когда увидел, что мне не открыли у Дарьи, спросил:
— Ну, как, бабка? Давай обратно поедем, пока твой самолет не улетел? А то к утру сосулькой станешь! Слышь, бабуля! Наши холода шутить не любят! Никто тебя тут не ждет!
— Вот где обидно стало!
— Попей чайку! Согрейся и забудь все дорожные неприятности!
— Знаешь, я даже смеяться разучилась от холода, — дрожали руки женщины.
— Я не отпущу тебя никуда и ни к кому! И никогда! Навсегда здесь, у меня останешься. Я каждую минуту о тебе думал и помнил. Не смогу жить без тебя…
— Об этом мы еще поговорим, зайчик мой! Ведь я сюда надолго. Ни в отпуск. Устала совсем. Измучилась душой и сердцем. Вконец извела эта война. Сколько людей погибло! То автобусы взрывают, то рестораны, обстреливают целые кварталы. Поехала к друзьям в гости, а их дом снаряд прошил насквозь. Мы во дворе были в это время. Представляешь, какая жуть?
— Ты хоть изредка меня вспоминала?
— Даже очень часто. Всех вас! Если б не вы, не знаю, как выжила б! Знала, что тут меня ждут, здесь нужна. Смешно тебе покажется, мол, мотается человек с одного конца света в другой и все пристанища никак не сыщет. То отсюда улетела от горя, теперь оттуда — от беды и никак не найду покоя. Ведь вот и устроилась, зарабатывала неплохо, а главное могла потерять. И кому нужны те заработки? Хотя имела все. А как рванул над головой тот снаряд, ничего не нужно и не мило стало. Сразу захотелось домой, в свою тишину, в соловьиные песни, ромашковые поляны, к своим друзьям, под радугу и ливни, там их нет. А меня измучила ностальгия. Я думала, она пройдет, да не тут-то было. Она доставала даже по ночам. Во сне я купалась в нашей реке, ходила в березовую рощу, пила воду из родника, собирала в лесу малину. Это то, чего не купишь там ни за какие деньги. Я пыталась задавить, заглушить в себе ту тоску, но не получилось.
— Спасибо тебе, что приехала…
— Я даже не думала, что так нужна здесь! — обняла Михалыча за шею.
— Роза! Я жил твоими письмами. Перечитывал, носил с собой повсюду. Каждую новость о тебе ловил, как мальчишка. Увидеть тебя мечтал. И повезло!
— Андрюша! Козлик! А что нового у тебя? — прижалась к плечу человека.
— Ты приехала! — ответил тихо и добавил:
— Все остальное мелочь. Ты уже здесь, у нас нет войны, другое уладим, — погладил ее руки, и в это время вошли в дом Дарья и Петрович.
Нет, Андрей Михайлович не отпустил Розу. Никакие уговоры не помогли. Человек упрямо разгородил подруг и пообещал Дарье, что на следующий день отпустит Розу.
— Ты целый день будешь на работе до позднего вечера, а ей одной каково? Пойми, Степановна, здесь Розе будет лучше. И отдохнет с дороги, и пообщаемся. Нам есть о чем потолковать, я столько лет ждал ее! — глянул на Дарью, та все поняла и согласилась.
Давно заснул в своей комнате Федор. Погас свет в домах Петровича и Дарьи. И только в окне Михалыча до самого рассвета горела настольная лампа. Здесь не спешили ложиться спать, людям нужно было выговориться за все годы, разлучившие их, раскидавшие в разные края света.
— Андрюшка! Я и не предполагала, что у тебя все так серьезно. И, честно говоря, не думала, будто кому- то еще нужна. Не собиралась заново обзаводиться семьей. Хотела немного успокоиться, переждать здесь весь ужас, что происходит там. Женщины не созданы для войны и не переносят ее. Слишком трудно переживаем потери. С каждой, поневоле, теряешь саму себя и я не выдержала. Поняла, что наступил предел…
