Все понял? Резюмирую: если ты фордыбачишь — смерть, как поросенку. Имя твое оглашается как имя наемника-террориста, следствие, естественно, работает и с твоей матерью, и с твоими друзьями, которым очень, очень трудно будет доказать свою непричастность. Естественно, все твои накопления-квартиры конфискуются, мать в нищете. Впрочем, она вряд ли такую твою славу переживет. С Принцессой тоже в этом случае придется кончать, потому что она слишком много знает о твоей связи со мной. И до сих пор, кстати, от тебя без ума. Чем это, интересно, ты ее так завлек? Неужели ей нравится зверский секс? Короче, ты хорошо все понял? Ситуация-то простенькая... А вот другой вариант, не поросячий. Ты мне помогаешь устранить одного хорошо охраняемого типа. Имеешь с этого гарантию полной неприкосновенности после операции и еще сто тысяч долларов. Ты понял? У Принцессы уже твой задаток в сто тысяч, и еще сто. Затем, если мы сработаемся, тебя ждет интересная и очень выгодная работа на меня. С правом ухода на пенсию, когда пожелаешь.
Выбирай!
— А чего тут выбирать? И так все ясно, — прохрипел я. — Попить дайте.
Я так и лучился радостью: Каток меня искушал, значит, я сразу понял Его правильно. Конечно, с Ним бывает непросто. Но уж если ты сумел на Его волну правильно настроиться, Он всегда вместе с проблемой даст и ее решение. Всегда. Нужно только за первым разглядеть и второе. Без выбора.
— Вижу, что мы не ошиблись в тебе, — удовлетворенно расслабился Каток.
— За что я вас, солдат фортуны, уважаю, — не разводите антимоний. Деньги на бочку — и кончен базар.
Я знаю, с кем они «не ошиблись». Принцесса видела меня насквозь. И мою тревожность, и тоску по деньгам, и, само собой, неодолимость тяги к ней самой. Вот только о Нем они, включая Принцессу, ничего не знали. В их системе координат такого фактора не было. Что и давало мне шанс.
— Кого надо устранить? — спросил я. — Еще пить.
— Пожалуйста. Это неважно кого. Не Ельцина. Но тоже одного из предателей, президентствующего в одном из обломков Советского Союза. Ради личной власти раздоры и нищету плодит, людей в тюрьмы сажает. Очень, кстати, непопулярен в народе. Распихал оппозицию по тюрьмам... — Каток заметил, что я чуть поморщился, и поспешил уточнить:
— Знаю, что для тебя подобное — мура, но это нельзя не учитывать при подготовке операции.
Поддержка местного населения многое решает. Ты, к слову, склонен недооценивать морально-политические факторы, а зря. Я вот присягал СССР, и я этой присяге верен. Да, при этом я умею выгадывать и личную пользу. Но это — вторичное. Главное — верность присяге. Ладно, вот тебе еще таблетка.
Отсыпайся пока, набирайся сил. Времени у нас в обрез.
— Подполковник, — спросил я, чуть-чуть играя немощность, — какое число?
— Седьмое февраля. Почти трое суток, — понял он, что меня интересовало. — Но ничего серьезного. Без сотрясений и переломов. Все, что ты украл у Гнома, уже на месте. Отдыхай спокойно.
* * *
Погружаясь в дрему, я успел заказать своему подсознанию вопрос: насколько я должен рисковать? И очнулся с четкой фразой на языке:
— Пусть сами разбираются.
— Что? — спросил Каток. — Кто разбирается? С чем?
— Не знаю... Приснилось что-то, — ответил я сразу и вполне искренне, а потом вспомнил, и понял что это и есть ответ.
Это покушение — не моя игра. Горцы решают свои проблемы так, как им суждено. Не мне в их дела соваться. Тут Он лучше знает. А вот Каток и его козни — моя проблема. Ба, а кто это с ним рядом, кто к нам пришел? Юрий Юрьевич к нам пришел. Стоп! Меня везли на самолете. Значит, и он летел с самого начала, голубок.
— Ладно, не важно, — сказал Каток. — Хотя и в жилу... Вы знакомы, но познакомьтесь заново: майор Лапиков Василий Николаевич.
— Привет, — ощерился Лапиков. — Ну и как тебе Принцесса? Ротиком она...
— Майор! — прикрикнул Каток, и Лапиков, погано щерясь, умолк. А он, похоже, ревнует всерьез. С чего бы это, если она с ними? Впрочем, я бы на его месте тоже все равно ревновал. Зато на своем мне не до этого.
— Встать можешь? — участливо спросил Каток.
— Попробую...
Наручников уже не было. Я осторожно, демонстрируя муки и героическое их преодоление, сел и краем глаза заметил, что наручники остались на месте, на спинке кровати, просто их расстегнули. Машинально поерзал ягодицами по мятой простыне: все вроде бы на месте. Все-таки моя система заначек — «авось сгодится» — себя оправдывает. Кто всерьез осматривает раненого поросенка? Никому-то это не надо...
Встал, не стесняясь своей наготы. Головокружение все еще ощущалось, но быстро проходило. Юрий Юрьевич, он же майор Лапиков, смотрел на меня прищурясь. Молчал, демонстрируя, что работать будет с тем, с кем ему приказано. Интересно, за сколько майор подчиняется в таких делах подполковнику? Если мне, бывшему лейтенанту, двести кусков отвешивают, то уж майору никак не меньше полумиллиона пообещали, а? Или у них уравниловка?
Все равно: откуда такие деньги? Не от «Резо-гарантиии» ли? Ладно, все тайное рано или поздно проясняется. Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе. Как говорит При, из школы запомнилось.
«Принце-ес-са», — мысленно обратился я к ней и невольно заулыбался.
— Что? Приятно вернуться в строй? — хмуро порадовался за меня Каток.
Человек-загадка. Он не крутил и не лукавил, каждое сказанное им слово было искренним. Но то, что он недоговаривал, полностью меняло смысл произнесенного. И гадать бесполезно.
— Ладно, одевайся, Олег, и — на инструктаж.
Они вышли, а я, чувствуя затылком наблюдение за собой, постепенно осваивая собственное тело, от которого порядком успел отвыкнуть, принялся плавно натягивать солдатское белье, потом камуфляж. Повезло: шмотье было всего на размер-другой больше, чем надо. Я и без зеркала знал, каким доходягой с тонкой болтающейся в просторном воротнике шеей сейчас выгляжу.
Это было бы просто прекрасно, если бы я таким просто выглядел, если бы на самом деле я был полон сил... Но, к сожалению, я таким доходягой и являлся.
Как сейчас моя форма соответствовала моему содержанию — так ей этого еще никогда не удавалось. И совершенно я не помнил, что со мной происходило в эти дни. В памяти все было подряд: проложенная в снегу дорога, взрыв, пшикающий мне в лицо Шмелев, самолетный грохот и холод, а потом все, я — уже тут...
Что с ребятами? Почему При сказала о Боцмане? И почему ей позволили о нем сказать? Или — велели? Голова пухла и кружилась.
Дверь в мою камеру была распахнута, сквозь нее доносился гомон мужских голосов. Прежде чем выйти на люди, я пару раз присел и поизгибался. Нет, ныне я не боец.
Пошел на голоса, придерживаясь стенки, но стараясь не переигрывать.
Свет тут, в большой, метров в двадцать пять, комнате был ярок, так что я вполне естественно прищурился, как бы маскируя неуверенность движений.
Никаких окон. Подвал? Сидело вокруг стола, вместе с Катком и Лапиковым, человек десять. Все приумолкли, оглянувшись на меня. Ба, сколько знакомых лиц. Тут и Барсик, которого я запомнил по встрече в казематах у Гнома. Мой сувенир здорово перекосил ему рожу. Тут и две дамы — Лариса Курбанова и Зоя Матвеевна Каткова. Еще какие-то знакомые рожи. Все в камуфляже. У всех глаза блестят предвкушающе.
— А вот и Олег, позывной Муха, — представил меня собравшимся Катков. — Наш стрелок-наводчик ПТУРСа. Садись, Муха, где тебе удобнее. Начинаем.
Руководит операцией Чапай. — Он кивнул на Василия Лапикова, и тот встал, развернул на столе карту.
Ксерокопия плана города. Названия замазаны. Но не Москва, хотя речка имеется. Судя по пунктирчику со стрелками, показывающими направление движения объекта, мосты, с которыми вечно в таких операциях масса проблем, здесь особой роли не играют: полкарты занимает лесной массив. Или парк.
— Итак, — уверенно начал, откашлявшись, Чапай, — сегодня девятое февраля. Восемь пятнадцать. Сверили часы? Начало операции приблизительно в двадцать три — двадцать три тридцать. Выдвижение на закрытую позицию, — он обвел кончиком ручки какой-то значок — то ли строение, то ли памятник в глубине парка, примерно в километре от пунктира маршрута, — к двадцати двум сорока пяти. Базу покидаем в двадцать один тридцать. Помимо нашей группы, вспомогательно-страховочной, действует основная, состоящая из местного населения. Она сосредоточивается тоже в двадцать два тридцать вот здесь, справа по ходу движения объекта.
За десять-пятнадцать минут перед проездом объекта, как положено, охрана проверяет трассу. После их осмотра, по сигналу, основная группа занимает огневую позицию здесь. Мы одновременно — вот здесь, справа и дальше по ходу движения объекта. Объект находится в бронированном «мерседесе». «Мерседес-600», 1995 года выпуска. Салон — бронированная капсула. Конструкция колес дает возможность машине двигаться и после поражения шин стрелковым оружием. Такой «мерседес» мы проверяли на подмосковном полигоне: «мухи» и другие РПГ разносят его вдребезги. Если умело целиться, впрочем.
