Вода была холодная и освежающая. Владимир, глянув на соседок, наслаждающихся вином, подумал, что неплохо бы и им распить хотя бы бутылочку «Белого муската». Сказал как бы осуждающе:
– Холодная и… невкусная. Может, вермутом разбавим?
– Попозже, – уточнила Тамара. И, допив воду, поднялась.
Они станцевали еще два танца, и Тамара предложила:
– А не глупо ли в такую погоду дышать в помещении пылью, когда на улицу приглашает Луна, спутница влюбленных?
– Согласен, – поддержал предложение партнерши Владимир, догадываясь, что последует за этим.
Они вышли из клуба. Вечер действительно был чудесный: прохладный, тихий, с ароматом скошенной в парке травы и рано распустившихся осенних цветов. Вышли по аллее на центральную улицу и оказались у ресторана «Уссури».
– Зайдем? – кивнул он на призывно светящуюся витрину.
Тамара подумала.
– Из одной душегубки в другую?
– Мы на минутку. Освежимся бокалом вина.
Тамара предупредила:
– Только ненадолго. И вместо вина я предпочитаю рюмку коньяка.
– Согласен.
Народу в ресторане было немного, и они выбрали столик недалеко от эстрады, на которой неплохо пела немолодая, довольно симпатичная певица.
«…Как жаль, что мы на разных берегах зимой и летом, встречаем свой рассвет и свой закат под разным небом…»
– Это про нас, – усмехнулся Владимир.
Пока официант выполнял заказ, Тамара стала расспрашивать его о службе, о родителях:
– Наверное, переживают? Ведь летная профессия и без войны очень опасная?
– Не более других. На машинах чаще разбиваются, чем на самолетах. Родные, конечно, переживают, особенно сестренка: она у меня одна, недавно вышла замуж. Но я письмами, звонками по телефону успокаиваю их.
– Где они живут?
Ее вопрос внезапно напомнил о мстителях, которые, несомненно, разыскивают его. Тамара, разумеется, отношения к этому не имеет, но старший следователь уголовного розыска, расследовавший попытку покушения на Владимира, отправляя в отпуск, предупреждал не особенно откровенничать даже с новыми друзьями. И он сказал Тамаре неправду:
– В Москве.
Даже если кто заинтересуется фамилией Крутогоров, пусть поищет ее в многомиллионном городе.
– А вы где живете, чем занимаетесь? – спросил Владимир.
– В Хабаровске. Преподаю в средней школе русский язык и литературу.
– Мой любимый предмет, – вздохнул Владимир. – И благодаря учительнице Анне Тимофеевне стал летчиком. На уроках литературы мы заслушивались ее. Наизусть знала столько стихотворений и поэм и читала их с такой выразительностью, что у девчат слезы навертывались.
– А вы кого из поэтов любите?
– Разумеется, Пушкина, Лермонтова, Есенина. Из зарубежных – Гейне, Байрона.
– А из современных, наших?
– Разве они есть? – пошутил Владимир. – Недавно в Краснодаре я зашел в книжный магазин и поразился: полки завалены переводной литературой. Наших книг – только Маринина да Устинова.
Официант принес им заказ. Владимир наполнил рюмки коньяком.
– Вот теперь по-настоящему за знакомство.
Тамара неторопливо выпила коньяк, не морщась, закусила долькой лимона – похоже, не в новинку напиток, заключил Владимир. Помолчала и вдруг с чувством прочитала:
Видишь, милый, давным-давно люди песню
о нас сложили.
Залепил листопад окно, листья встречу
запорошили.
Я одна сквозь сентябрь иду. Вянут листья,
и сердце вянет.
Мы с тобою – рябина и дуб. Нам вовек
не сплестись ветвями…
– Интересные стихи, – похвалил Владимир. – Кто автор?
Тамара загадочно усмехнулась: догадайся, мол, сам, коль я призналась, что занимаюсь литературой. Он догадался, но хотел удостовериться:
– Я никого не знаю из современных поэтов.
– И неудивительно, – кивнула Тамара, – поскольку их не печатают. Это стихотворение одной моей подруги. Она с детства пишет стихи, и, как вы поняли, неплохие. Обращалась в издательства. Не берут. Говорят, нет денег; поэзия ныне не пользуется спросом. Издала она книгу за свой счет, заплатила пятьдесят тысяч рублей за сто экземпляров, раздарила родственникам, приятелям. Вот и вся радость.
– Да, – согласился Владимир, – ныне, насколько мне известно, писателям, художникам, людям искусства живется нелегко. Народ потерял интерес к искусству, книг почти не читает. Потому мораль скудеет, все покупается и продается.
– Нет, народ не потерял интерес к искусству, – не согласилась Тамара. – Из него просто стараются вытравить порядочность, высокую нравственность – быдлом легче управлять. И если бы каждый человек сознавал свою ответственность за безопасность ближнего, не было бы убийств, насилий, войн. Вот ты военный человек… – внезапно перешла она на «ты». – Как считаешь, нужна нашему народу эта война в Чечне?
«Она изрядно захмелела, – подумал Владимир. – С чего это ее вдруг заинтересовала политика?»
– Знаешь, – перешел и он на «ты», – по-моему, ответ на вопрос, нужна ли нашему народу война в Чечне, однозначен, если бы не второй вопрос: как было избежать войны, когда один народ стал уничтожать другой, когда самозваный правитель игнорировал все существующие ранее законы, договоры и решил править так, как ему вздумается? Я своими глазами видел, как боевики изгалялись над русскими, отбирали у них кров, нажитое, резали, убивали. – Подумал: Тамару волновал тот же вопрос, что и его перед первым боевым заданием. Да и теперь он был уверен, что Ельцин сделал не все, чтобы пойти на компромисс. Но обсуждать этот сложный вопрос с Тамарой считал неуместным. Постарался смягчить свою откровенность: – Мы слишком отвлеклись от того, зачем сюда пришли. Мы познакомились, и я рад, что приобрел еще одного симпатичного, хорошего приятеля, с которым, надеюсь, наша дружба продолжится. Выпьем за это.
– Извини, – виновато склонила голову Тамара. – Моя профессия, моя неудовлетворенность творчеством невольно затуманили голову, вот я и высказала наболевшее. – Она подняла рюмку и осушила одним глотком. – Прости, – сказала еще раз.
– Так это твое стихотворение? – открыл он свою догадку. – Ты не только преподаешь литературу, ты и развиваешь ее?
Тамара опустила глаза.
– Ты очень опасный человек, – сказала она с улыбкой, – умеешь читать чужие мысли. Да, я пишу стихи, накропала на целых два тома. Критики оценивают положительно. Но, кроме сборника за свой счет, издать ничего не смогла.
– Потерпи. Я думаю, положение в скором времени изменится. Наши руководители поймут, что без духовного воспитания поколения не добиться сильного государства.
– А ты доволен своей службой?
– В основном – да. Я мечтал стать летчиком – и стал. Но… бывает всякое. Жизнь – это борьба. А борьба без шишек и потерь не обходится.
Тамара пододвинула к нему рюмку:
– Я хочу выпить за тебя. Чтобы ты летал без шишек и потерь. Налей.
Они осушили еще по рюмке.
– …Давно я так не набиралась, – смеялась Тамара, отрывая от грозди виноградинку и невпопад суя в рот. – Вот Аполлинарий увидел бы меня…
– Ревнивый?
– Не то слово. Возвращается из плавания и перетрясает все мои исподние. Словно ищейка, обнюхивает их. Представляешь, как это противно!
– Представляю. Представляю, и как по несколько месяцев жить без мужа. По-моему, это как сидеть у ручья и ждать, когда тебе дадут напиться.
– Хорошо сказал. – Внимательно посмотрела ему в глаза. – Не осуждай меня, но ты угадал: я приехала в санаторий, как к роднику. Надоело томиться без любви, без удовлетворения. Давай хлебнем еще по глотку и отправимся в теплую постель. Ты с кем живешь в номере?
– Один.
– Отлично. А я с двумя соседками, не пользующимися особым спросом… Пойдем к тебе.
– Мой номер рядом с дежурной. – Владимир посмотрел на часы. – Уже без пяти одиннадцать. А гостей разрешается принимать только до одиннадцати.
– Жаль, – вздохнула Тамара. – Может, с дежурной договоришься? Сунь ей пару сотен…
– И как будем смотреть ей в глаза?
– Н-да, – вздохнула Тамара. – Что ж, придется потерпеть до завтра. Во сколько к тебе прийти?
– До обеда всякие обходы врачей, процедуры. Приходи после обеда.
– Договорились.
Раздеваясь, он думал о Тамаре: симпатичная, умная женщина, стихи пишет, детей учит, мужа имеет, а счастливой ее не назовешь: даже в учебное время вырвалась в санаторий. Что за этим: страстная натура или распущенность? Хотя… в наше время ни мужчины, ни женщины не отличаются высокой нравственностью. И в прежнем гарнизоне, где он начинал службу, имелись блудницы. Их знали, и о них судачили чуть ли не на каждом перекрестке: рассказывали, как били их мужья, выгоняли из квартир, потом мирились, сходились, и начиналось все сначала. Потому Владимир и не спешил жениться: не дай бог попадется такая стерва. Наташа, разумеется, была не из таких, но генеральская дочка – своенравная, властная. Быстро предпочла другого, не поняв желания Владимира быть настоящим летчиком, а не инструктором. Тамара… Очень уж похотлива, дежурную не стеснялась… Хорошо, что он не уступил. Так вот, с первого знакомства… Нет, надо получше в себе разобраться. И в ней. Мало ли что она наговорила о себе. А стихи ничего… Нет, она неплохая женщина, но не удовлетворенная жизнью: есть муж – и нет мужа – в постоянном плавании. Да и еще что-то не ладится в ее судьбе. Он сочувствовал ей и думал, как скрасить ее и свой санаторный отдых. С этой мыслью и уснул.
