Я обогнал ее и загородил дорогу. Сбиваясь с дыхания, быстро заговорил:
— От меня вы, конечно, можете убежать, от них — нет…
Видимо, интонация, с какой я выговорил эту фразу, ее охладила, успокоила, что ли. Она пронзительно взглянула мне в глаза, будто хотела проникнуть в душу, словно за сердце взяла.
А мне хотелось взять ее за руку и прикоснуться губами.
— Что дальше? — спросила она, и я понял, что женщина умеет владеть собой. Вместо страха в ее глазах появился вызов.
— Не торопите… Я не волшебник и принес вам далеко не благую весть.
— Дайте мне пройти, — попросила она и указала рукой на дом. — Если вам действительно есть что сказать, скажете там… Извините, меня ждут.
Я сделал шаг в сторону и пошел рядом. В горле словно затычка, два слова не сложить.
— Хорошо, идемте, — наконец выговорил я, — но учтите, разговор предстоит тяжелый.
— Не угрожайте! Что бы вы ни сказали, на попятную я не пойду. Поэтому особенно не затрудняйте себя…
Она меня, конечно же, принимала не за того. За одного из холуев Рэма.
Однако в дом я не пошел. Остановился у толстой колоды, предназначенной для колки дров. В край был вбит колун с толстым топорищем.
Я остался на улице, она вошла в дом и через пару минут вновь появилась на крыльце. В руках она держала двустволку, и я на глаз определил, что это была «тулка» двенадцатого калибра. Я понимал, что такое оружие может стрелять не только «заячьей» дробью, но и крупной «волчьей» картечью и «медвежьими» жаканами.
Ружье она держала двумя руками, опустив стволы к земле.
Нас разделяло всего несколько метров. При желании я успел бы в два прыжка оказаться рядом и выбить из рук ружье. Но я этого не сделал. Я чувствствовал, стрелять она не будет, хотя мысленно похвалил ее за решительность. Жизнь стоит того, чтобы иногда ее оберечь двенадцатым калибром.
Видимо, на моем лице появилось что-то вроде улыбки, ибо Велта, скривив свои красивые губы, сказала:
— Давайте объяснимся — кому и что от меня нужно?
— Заварзину нужна ваша жизнь… Жизнь вашего мужа он уже взял…
Трудно быть палачом, но у меня просто не было времени, ни желания затевать дипломатические игры. Ее руки вздрогнули, она побледнела, по щекам покатились слезы.
Это был уже не боец, а плачущая, постигшая горе женщина.
— Я так и знала, что это случится, — пошептала Краузе и выпустила из рук ружье. Оно стукнусь о крыльцо и сползло прикладом на первую ступеньку.
Я не знал, что сказать, и только молчал, подобно колоде, возле которой стоял. И чувствовал себя таким же тяжелым и немым. Хотелось взять колун и отрубить себе руку.
Краузе отвернулась и уперлась лбом в потрескавшуюся от старости дверь. Я сделал несколько шагов в ее сторону и, не в силах делить с ней эту свинцовую паузу, проговорил:
— Если вы доверитесь мне, то еще можно найти выход для вас и для вашего сына.
— Мне уже все равно, — нервно, в отчаянии дернула она плечами. — Если они однажды пошли на это, где гарантия… — не сдержавшись, Велта заплакала навзрыд.
— Нет такой гарантии, — отрезал я. — За вами уже началась охота. Не сегодня-завтра здесь появится молодец из бригады Рэма и потребует от вас окончательного решения. Я тонкостей ваших взаимоотношений не знаю, но, по известным мне признакам, они принимают траурный оттенок.
— Вы что — следователь? Кто вы и почему говорите какими-то загадками? — Велта повернулась в мою сторону и вытерла ладонью глаза.
— Если я все вам скажу, разговора не получится. Одно могу сказать: если бы здесь, на вашем месте, находился этот самый Заварзин, он уже не стоял бы, а лежал. Он мой кровный враг, и вы мне или поверите, или же повернетесь и уйдете. Это будет для меня знаком, что дальнейший разговор не имеет смысла.
Она взялась за ручку двери. Это даже не ручка, скорее, скоба с язычком посередине. Однако она не открыла дверь, а лишь надавила на нее, как бы плотнее прикрывая. Затем она спустилась с крыльца и пошла в мою сторону. Ветерок донес тонкий аромат духов.
— Честно говоря, выбора у меня нет, — уже более спокойно сказала она. — Давайте немного пройдемся.
Мы направились вверх по тропинке. Теперь слова рвались наружу, я понимал, что второго такого случая для исповеди не представится. Но я прикусил язык и рассказал только то, что помогло бы ей понять мою роль в этой истории. Я выложил многое, но умолчал, конечно, сколько жертв было у меня на счету — боялся, что это отпугнет ее.
Велта шла молча, подавленная. Но, думаю, не изза моих откровений, просто еще не отошла от известия о гибели мужа.
— Что же делать? — сдерживая слезы, спросила она. — Я просто в панике… С Заварзиным можно бороться только его же методами. Полиция куплена, судьи боятся сами. Он уже сидел, его несколько раз арестовывали, и каждый раз он выкручивался. Недавно его задержали в ресторане за незаконное ношение оружия. Чего бы еще? Но и тогда он отделался легким испугом и подпиской о невыезде…
— А что вы предлагаете? Убрать их всех?
— Честно говоря, будь на то моя воля, я бы так и сделала. Из них порядочных людей уже не получится. Это настоящие зомби, и я не хочу их даже сравнивать с животными. А ведь считают себя солью земли, это с мобильниками в кармане и деревяшками вместо души…
— Насколько мне известно, Заварзин принуждает вас отдать какой-то дом.
— За который моя фирма уплатила пятьдесят тысяч долларов. Когда-то он принадлежал моему дальнему родственнику, которого при Хрущеве приговорили к расстрелу. За якобы экономические преступления. Дом как дом — двухэтажный, с кариатидами, я его отремонтировала, вбухала немало, теперь там мой офис. Заварзину он очень приглянулся… правда, после того, как я ему дала от ворот поворот. Мерзкий] такой типчик с бакенбардами… |
Я уточнил:
— Сидит в СИЗО и оттуда дирижирует. Все схвачено. Кого вы знаете из его команды?
— Почти всех. Некоторые проходят свидетелями по делу о вымогательстве своего патрона, встречалась с ними у следователя. Один к одному — или бывшие уголовники, или потенциальные убийцы. Мишка Иванов — ближайший порученец, другой…Родимчик… Это кличка, на щеке огромная родинка. Солдатенок — он пятнадцать лет отсидел… Я ж говорю, окружение еще то, как на подбор. Еще один верзила, кажется, по кличке Носорог, тоже сидел за разбой. Одного, слава Богу, нашли придушенным в канальчике у Бастионной горки. Если верить газетам, с кем-то не поделили торговые ларьки…
Велта замолчала, и мы свернули к реке. Под старой ивой продолжили разговор.
— Что же делать? — повторила она свой вопрос.
— По-моему, прежде всего нужно похоронить… Кто этим займется?
— Кто же, кроме меня…
— Нет, это исключено. У вас в Риге есть близкие родственники?
— Его старший брат Борис, сестры, племянники.
— Дайте координаты брата и черкните ему писульку, а я передам.
— Но это же не выход. Самого близкого человека похоронят другие, а я буду здесь отсиживаться… — Велта снова заплакала, не скрывая слез.
— Я согласен с вами, но зато так безопаснее. Давайте смотреть правде в глаза. Мы с вами для них уже потенциальные трупы и потому не будем играть в поддавки. Вы с сыном останетесь здесь, но с условием — ни шагу за пределы дома. Забудьте о рынках и магазинах. Между прочим, если еще раз будете брать в руки ружье, не забудьте взвести курки. И стволы не должны смотреть вниз. Стреляйте поочередно, а не из двух стволов одновременно. Кстати, кто заряжает ружье?
— Гунар, мой брат. Он охотник и вообще… Пока Гунар в отпуске, я под его защитой.
— Попросите у него патроны с крупной дробью… Пока будете здесь, я постараюсь добраться до Заварзина или кого-нибудь из его бригады.
— Они вас убьют.
— Возможно. Это лотерея. Телефон в доме имеется?
— Да, — Краузе назвала номер, и я никак не мог сразу его запомнить. Мешало ее лицо — не мог отвести от него глаз. Я понимал, что красота — категория относительная, но во внешности Велты я не находил изъянов.
— Если в один прекрасный день я вам позвоню и скажу, что делать, не медлите и выполняйте все без раздумий и отговорок. Идет?
— Не знаю, — она опустила голову. — Все это настолько нереально, что я чувствую — просто с ума схожу.
— Такое случается со всеми. Хоть раз в жизни, но случается. Сильнее страха и неизвестности ничего не бывает. Но дело не в этом. Сейчас главное, чтобы вы поняли, о чем идет речь.
— Понять-то я поняла, но не уверена, что хватит силенок. И очень хочу попрощаться с Эдиком… Он окажется в могиле, и я его так больше и не увижу.
— Зато он навсегда останется в вашей памяти живым.
Не было смысла утешать. Бывают ситуации, когда что бы ни сделал, все скверно. И усугублялось это тем, что я незаметно подпадал под ее власть, чувствовал себя на коротком поводке.
— Если позволят обстоятельства, я за вами приеду… В день похорон…
Мы вернулись к дому, и Велта отправилась писать деверю записку. Я отказался от ее приглашения и, присев на колоду, бессмысленно уставился в зеленый, пронизанный солнцем мир.
