Захотелось врезать кулаком по чему-нибудь твердому. Сергеев спрятал руки за спину.
– И обратите внимание, – сказал Сергеев, кашлянув, – вам ведь предложили спокойно уехать. Тихо и спокойно, без конфликта. Кто вам мешал приехать домой и там возбудить дело о пропаже, тем более что вам, как подполковнику милиции, дома…
– Я думал, что мне, как подполковнику милиции, и здесь… – начал Гринчук, но Сергеев перебить себя не дал.
– Но вы не уехали. Вы почему-то вспомнили о своем удостоверении уже на блокпосту. Отчего так? Сразу показали бы корочку, обошлось бы без рассеченной губы и наручников. Поговорили бы как…
– Как подполковник с подполковником, – подхватил Гринчук.
– Вот именно, – Сергеев снова щелкнул пальцами и принялся ходить по комнате.
– Я вас очень прошу, – почти жалобным тоном попросил Гринчук, – перестаньте ходить, меня укачивает. Сядьте в кресло. Я, честное слово, не стану выпрыгивать в окно или на вас нападать. Я вообще стараюсь не бить старших офицеров. Субординация, знаете ли. Если подполковники не будут уважать подполковников, то кто их будет вообще уважать?
Сергеев остановился, взглянул на Гринчука и сел в кресло.
– Вот так, – одобрительно кивнул Гринчук. – Вот теперь мы сможем спокойно поговорить. Лицом к лицу. Почему я предъявил удостоверение только на блокпосту? Очень хотелось, во-первых, проверить некоторые свои предположения, а, во-вторых, очень хотелось жить. Меня, знаете, сегодня уже убивали…
Похоже, в глазах местного милицейского начальника что-то мелькнуло. Не пережать бы.
– Кстати, – спохватился Гринчук, – у меня тут, вроде, есть бутылка неплохого вина. Не хотите?
– Нет, – ответил Сергеев, с ужасом понимая, что теряет инициативу в разговоре, что начинает отвечать на вопросы Гринчука. – Я…
– И вы, естественно, совершенно правы, удивляясь такому моему поведению. Совершенно. Но, согласитесь, если бы вы оказались на моем месте, вы бы разве не удивились? С каких это пор в гостиницах так свободно себя ведут по отношению к обитателям люксов? Нет?
– Э-э… – Сергеев мучительно пытался составить фразу, переводящую разговор в прежнее русло, но ничего, кроме заезженного «здесь вопросы задаю я», в голову не приходило. – Здесь…
– Точно, – Гринчук хлопнул ладонью по дивану. – Здесь что-то не так. Горничная сама такого сделать не могла. Не могла. Ей нужно было получить разрешение. Ведь верно? Или такое у них здесь в порядке вещей. Исчез отдыхающий, ну и хрен с ним?
Странно, но именно так отвечала горничная на вопрос Стоянова. Ну приехала баба, ну сняла номер на себя и на мужика на месяц. Через два дня вдруг исчезла, вместе с вещами. Что, пропадать номеру? Горничная привела еще один веский, по ее мнению, аргумент, но, к ее удивлению, капитан его к сведению не принял. Капитан аккуратно вытер пот со лба своим безукоризненно-белым платком и вышел из комнаты.
Терминатор усмехнулся и подошел к горничной. За что, успела подумать горничная, прежде чем закричала.
* * *
Сергеев кричать не стал. Сергеев глубоко вздохнул и закрыл глаза.
– Вам плохо? – спросил Гринчук.
– Это вам плохо, – сказал Сергеев, открывая глаза. – Вам очень и очень плохо…
– Да? – удивился Гринчук, демонстративно ощупал себя, осторожно потрогал разбитую губу. – А я не ощущаю особого дискомфорта.
– Вам плохо, – повторил Сергеев, – а будет еще хуже.
– Цветков! – крикнул Сергеев, и в номер вошли два сержанта, дежурившие в коридоре.
Сергеев встал с дивана и щелкнул пальцами:
– Надеть на него наручники. За спину.
Гринчук терпеливо выдержал процедуру. Сергеев отпустил сержантов и снова сел в кресло.
– По-моему у вас какие-то комплексы, – серьезно сказал Гринчук. – Наручники… Это еще зачем?
– А затем, что вы, господин Гринчук, обвиняетесь в подделке документов. Для начала, – Сергеев снова щелкнул пальцами.
– Это вы когда волнуетесь, – спросил Гринчук, – всегда щелкаете пальцами? А то я смотрю – просто тарантелла какая-то получается. Или эта, Кармен. У любви как у пташки…
Сержанты мельком глянули на Сергеева, и вышли из номера.
– Мы связались с вашим областным управлением. И нам сообщили, что вы уволены из органов. Уволены! На пенсию. И у вас просто не может быть такого удостоверения, которое вы предъявили. Вы вообще, похоже, должны лежать на дне моря…
– Не с вашим счастьем, – пробормотал Гринчук.
– Что?
– Это вам по телефону сообщили?
– Да. И даже выслали фотографию. Так что…
Гринчук засмеялся.
– И что здесь смешного? – осведомился Сергеев.
– То есть, в областном управлении знают, что я не просто жив, но что нахожусь у вас. Так?
Сергеев кивнул.
– Ну, слава богу, – сказал Гринчук. – Теперь вы меня хоть не грохнете втихомолку.
– Что? – спросил Сергеев.
– Втихомолку. Не. Грохнете, – Гринчук ухитрился щелкнул пальцами скованных за спиной рук.
Сергеев попытался усмехнуться. Не получилось.
Зато прекрасно получилось у Гринчука.
– Что вы имеете в виду…
– Ну, что имею, как говорится… – Гринчук вдруг стал серьезным. – Только не надо мне рассказывать, что я сошел с ума.
– Вы именно сошли с ума! – взорвался Сергеев. – Заявить мне, что…
– Четыре, – сказал Гринчук.
– Что – четыре? – Сергеев вскочил с кресла и подошел к дивану.
– За артистизм – четыре. Даже с минусом. Вы немного запоздали со своим возмущением. Секунды на две-три, – Гринчук снова улыбнулся. – Вот если бы сразу… При этом еще не закричали, а просто засмеялись… Тогда бы я, может быть, поверил бы. Бы. А так…
Сергеев молчал, сжимая кулаки. Молчал и Гринчук.
Молчал, между прочим, и Владлен Егорович Зайцев.
У всех молчавших были свои причины молчать, но у начальника службы безопасности причина была самой весомой – он был без сознания.
Очень немногие могут выдержать удар Терминатора. Зайцев в число этих немногих не входил. Максимум, что он смог сделать, увидев замах, это попытаться увернуться. Но не смог.
Удар швырнул его на пол. Стоянов брезгливо поморщился и посмотрел, не забрызганы ли кровью брюки или туфли. Нормально. Прапорщик взял ведро воды, стоявшее в углу, и плеснул в лицо Зайцеву. Розовые струйки воды потекли к стоку посреди комнаты.
Зайцев застонал.
– Это ты сказал, что можно селить хачика в номер той бабы? – спросил Стоянов.
Зайцев снова застонал.
– Отвечаем, быстренько отвечаем, – сказал ласковым голосом Стоянов. – А то ведь…
– Она… – выдавил из себя Зайцев, – Наташка спросила… а я… я сказал…
– А позвонить было нельзя? – поинтересовался Стоянов. – Просто набрать долбаный номер на долбаном телефоне и поинтересоваться?
* * *
– Но ты так и не ответил, – подполковник Сергеев очень не любил, когда на его вопросы не отвечают. – Зачем ты подделал документы?
Сергеев уже снова взял себя под контроль. Главное – не поддаваться на провокацию.
– То есть, мы сейчас будем обсуждать мое удостоверение, а не то, что пропал человек… – Гринчук посмотрел в глаза Сергееву. – И обращаться друг другу на «ты», как заслуженные работники свиноводства, да, Толик?
Сергеев взгляд выдержал. Сжал кулаки, но взгляд выдержал.
– Ладно, – согласился Гринчук. – Хорошо. Давай будем говорить об удостоверении. Тебя не затруднит взять мой мобильник и звякнуть в министерство? Не затруднит?
* * *
Сержанты, стоявшие в коридоре гостиницы, ожидали услышать из номера все, что угодно. Возможно – крики. Звуки ударов. Грохот опрокидывающейся мебели. Стрельбу, в конце концов. Но не смех. Громкий хохот, словно человек увидел нечто самое смешное в своей жизни. И смеялся не их начальник, а тот странный курортник, на которого они только что надели наручники.
Потом наступила тишина. Потом из номера вышел подполковник Сергеев, а курортник из номера крикнул ему вдогонку.
– Чтобы лично ты завтра к девяти был у меня в номере, – крикнул курортник.
Сержанты переглянулись. Подполковник тихо прикрыл дверь. Уронил на пол наручники. Что-то прошипел и ударил кулаком в стену. Потом еще раз.
Потом приказал сержантам идти… в общем, приказал им быть свободным. И быстрым шагом ушел. Один из сержантов на секунду задержался возле администратора и попросил направить кого-нибудь с тряпкой наверх. Кровь на стене лучше вытереть. И на ступеньки, вроде, тоже накапало.
Как бы подполковник себе руку не сломал, сказал один сержант другому, когда они вышли из гостиницы.
Подполковник руку не сломал. Он даже боли не почувствовал. А почувствовал он… Нет, не страх. Сергеев отвык уже чувствовать страх… Или даже нет, не так. Страх жил в его душе давно, страх большой, всепоглощающий… А вот угрозу… Да, угрозу подполковник почувствовал. И это было очень неприятное чувство. Нужно было всё обдумать. И взвесить.
Сергеев сел за руль своей «тойоты» и только тут заметил кровь на руке и ободранные костяшки. Несколько капель крови попало на светлые брюки. Подполковник выматерился.
