— Я буду держать эту операцию под личным контролем, товарищ Сталин.
— Хорошо, Лаврентий. Вся операция должна быть строго засекречена. — Сталин прошелся по просторному кабинету. Остановившись у стола, он развернулся и в упор посмотрел на Берию. Судорожно сглотнув, тот не без труда выдержал тяжеловатый взгляд. — Никто не должен знать, сколько Советский Союз добывает алмазов, как и о том, какой дорогой и в какую сторону они уходят. Даже курьеры. Груз засекретить! К этой операции не стоит привлекать слишком много народу. Только так можно предотвратить утечку информации. Можно, например, разбить их на тройки. Пусть следят друг за другом. Предлагаю назвать операцию «Тигровый глаз». — Улыбнувшись каким-то своим мыслям, Сталин продолжил: — А тройки, которым будет доверена охрана алмазов, пусть именуются «Три толстяка». Вот что, Лаврентий, поручи кому-нибудь разработать эту операцию. И держи меня в курсе всего, что там будет происходить. — Взяв трубку, Иосиф Виссарионович улыбнулся: — Значит, говоришь, два ведра алмазов?
— Да, товарищ Сталин.
— Это очень неплохой улов, Лаврентий. А как их перевозят с места добычи?
— Пока на грузовиках, товарищ Сталин. До ближайшего аэродрома около двухсот километров.
— А почему нет площадки непосредственно там, на Вишере?
— Там очень сложный рельеф местности, Иосиф Виссарионович. Мы строим взлетную полосу, но она будет готова лишь в сентябре.
— Товарищ подполковник, разрешите доложить, — вошла в комнату Лиза, молодая девушка лет восемнадцати, с погонами старшего сержанта.
Даже самый строгий из мужчин, глядя на ее красивое и по-девчачьи наивное лицо, невольно добрел. Куприянов и сам не однажды замечал на себе чарующее воздействие ее внешности. Суровость вдруг самым неожиданным образом отступала куда-то в сторону, а лицо разглаживалось в доброжелательной улыбке. Прямо наваждение какое-то! И он ничего не мог поделать с собой. Чувствовал, что под ее наивным и открытым взглядом металл, который находился у него внутри, приобретает пластичность. В этот момент из него можно было лепить любые, даже самые причудливые формы.
Интересно, а сама Лиза догадывается о том, какое воздействие оказывает она на сурового начальника НКГБ?
— Докладывайте, старший сержант, — кивнул подполковник Куприянов. Это получилось жестче обычного, но девушку, похоже, подобное обращение не смутило.
— Только что нами была перехвачена шифровка, — Лиза протянула небольшой листок.
Куприянов потянулся за листочком. Его взгляд скользнул несколько ниже, чем следовало бы, — он никак не мог оторвать глаз от коленок девушки.
Прямо наваждение какое-то!
Куприянов почувствовал, что волнуется. Хотелось коснуться девичьей кожи, задержать ее ладонь в своей руке, но вместо этого он суховато произнес:
— Хорошо.
Куприянов глянул на группы цифр, написанных на листочке, спросил:
— Шифровальщикам передали?
— Так точно, товарищ подполковник. Они работают. Связисты говорят, что почерк радиста тот же, группа захвата выехала. Но вряд ли они успеют их перехватить, передача велась из-под Судака.
— Понятно, — протянул подполковник, складывая вчетверо шифровку. Затем он сунул ее в нагрудный карман гимнастерки.
Следовало бы немедленно доложить вышестоящему начальству о выходе противника на связь, да и девушке пора было заниматься своими делами, но отпускать ее вот так сразу не хотелось — мешала юбочка защитного цвета, которая плотно облегала овальные девичьи бедра.
Степану Куприянову как начальнику ялтинского НКГБ по долгу службы полагалось знать многое. Ему было известно, что девушка проживала в женской казарме вместе с тремя десятками таких же, как и она. Вот, правда, после отбоя многие женщины волшебным образом куда-то исчезали и возвращались только перед самым рассветом. На них не действовали никакие уговоры командиров, ни приказы начальства, ни ситуация военного времени. Женщинам хотелось любви, и упрекать их в этом было грех. Единственной женщиной, которая ни разу не покинула казарму, была именно она, Елизавета.
Интересно, а пришла бы Лиза к нему сегодня ночью, если бы он ее вдруг поманил?
— Когда вы сменяетесь? — спросил нейтральным голосом Куприянов.
— В восемь часов вечера, — отозвалась Елизавета. — А что, намечается какая-то серьезная работа? — спросила она с заметной готовностью.
Глаза наивные, как у первоклассницы. Так и растеряться можно. Как же ей, дурехе, объяснить, что он просто хочет остаться с ней наедине, а там, если повезет, завалить на узкий кожаный диван.
— Нет, просто подумалось, — отвечал Куприянов, испытывая некоторую неловкость от нахлынувших мыслей. — Возможно, будет некоторая срочная работа… Но я сообщу, если что, — неопределенно протянул он.
— Разрешите идти? — весело спросила Елизавета.
— Идите, Федорова! — суховато сказал подполковник.
В глазах девушки Куприянов рассмотрел задорные смешинки, которые свидетельствовали о том, что она не так наивна, как выглядит на первый взгляд.
Елизавета развернулась и уверенным, почти строевым шагом направилась к выходу.
Дверь захлопнулась с каким-то злорадным стуком, оставив Куприянова в пустом кабинете. Он едва сдержался, чтобы не крякнуть от досады. Ладно, пора принимать решение, не время пялиться на волнующие девичьи выпуклости. Но сначала надо сообщить о шифровке военной контрразведке.
Он поднял трубку телефона и потребовал у связиста привычным жестковатым тоном, к которому привыкли окружающие:
— Это подполковник Куприянов… Соедините меня с майором Коробовым.
С минуту в трубке звенела тишина. Затем раздался уверенный голос заместителя начальника военной контрразведки дивизии:
— Коробов на связи.
— Григорий, тут мои люди опять перехватили шифровку. Есть разговор. Сможешь ко мне подъехать?
— Буду через двадцать минут, — ответил Коробов и тотчас повесил трубку.
Григорий Коробов не задержался, явился точно через двадцать минут. Гладко выбритый, подтянутый, несмотря на долговязость, он вошел в кабинет, будто бы строевой офицер. А ведь до службы занимался тем, что составлял финансовые отчеты на оборонном предприятии.
В кабинете тотчас распространился запах дорогого одеколона. Наверняка какой-нибудь трофейный. Педант, аккуратист, с тонкими чертами лица, Коробов больше напоминал интенданта, чем офицера «Смерша».
Иллюзии улетучивались в тот самый момент, когда Коробов начинал говорить. Сразу чувствовалось, что общаешься с человеком, наделенным немалой властью и обладающим отменными волевыми качествами.
Выслушав суть дела, он сказал:
— У нас тоже имеются несколько перехваченных, но не расшифрованных радиограмм. Пару месяцев назад начались передачи. Группа одна и та же, а сейчас ты и сам знаешь, что происходит в Ялте. При малейшей угрозе «трем толстякам» полетят головы куда круче наших.
— А толстяками они называют «большую тройку»?
— Да. Хотя на толстяка потянет только Черчилль…. Так вот, эта группа всего одна, причем она хорошо законспирирована. Есть предположение, что внедрена в одну из воинских частей.
— Вот даже как. Откуда же они посылают радиограммы?
— Места передач меняются. Кругом леса, скалистая местность, очень неудобная для обнаружения. Прочесывать леса мы тоже не можем, для этого нужна войсковая операция. Людей нам дадут, но мы можем просто спугнуть их, так что придется действовать как-то похитрее. Правда, не исключен и второй вариант, — после некоторой паузы заметил Григорий Коробов. — Но сейчас рановато об этом говорить…
— Они себя обязательно обнаружат. Если группа нацелена на «большую тройку», следовательно, они должны от кого-то получать информацию, которую передают, встречаться с агентом или забирать его донесения из тайника, который обязательно находится где-то в городе. Отсюда сейчас выйти невозможно, — предположил Куприянов.
— Да, невозможно, — охотно согласился Коробов. — В этом-то все и дело. Меры уже приняты. Вокруг всей Ялты мы уже расставили наших людей, которые подмечают всякое движение. Выявили несколько подозрительных личностей, но все это не то… По нашим данным, никто из них не связан с «Тремя толстяками». Кроме одного человека.
В дверь негромко постучали.
— Войдите, — разрешил Куприянов.
— Товарищ подполковник, — Лиза уверенно прошла в комнату и положила на стол перед Куприяновым несколько листков бумаги. — Подпишите документы, вы приказали их приготовить.
Куприянов скосил глаза на Коробова и увидел, с каким интересом тот разглядывает девушку. На его красивых тонких губах застыла слащавая улыбка. Воображение у майора было оперативное, так что в эту самую минуту он наверняка представлял Елизавету в самых соблазнительных позициях.
