— Где? Где она его видела?
— На дороге, недалеко от своего дома. Это возле Ордебека.
— Ага, — сказал Данглар. Он пришел в возбуждение, как всякий раз, когда кому-то нужны были его познания, как всякий раз, когда у него появлялась возможность нырнуть в сокровищницу своего разума и всласть порезвиться там. — Так это Адское Воинство. Адское, а не братское.
— Прошу прощения.
— Она имела в виду именно это? Свиту Эллекена?
— Да, она произнесла что-то в этом роде.
— Дикую Охоту?
— Да, — сказал Адамберг и с торжествующим видом подмигнул Кромсу, словно рыбак, который подсек огромную рыбу-меч.
— И эта самая Лина видела с ними охотника?
— Совершенно верно. Кажется, он кричал. И трое других тоже. Очевидно, это небезобидная публика — женщина с пушистым парашютом склонна думать, что те четверо в опасности.
— Небезобидная? — Данглар коротко рассмеялся. — Не то слово, комиссар.
— Вот и Вейренк так сказал. Что из-за этих ребят нам грозят большие потрясения.
И снова Адамберг произнес имя Вейренка, произнес умышленно, не для того, чтобы обидеть Данглара, а чтобы помочь ему заново привыкнуть к присутствию лейтенанта с рыжими прядями, притупить у него чувствительность, впрыскивая это имя раз за разом малыми дозами.
— Только душевные потрясения, — понизив голос, сказал Данглар. — Это не катастрофа.
— Вейренк не смог объяснить подробнее. Заходите к нам, выпьем по стаканчику. Кромс тут для вас кое-что приготовил.
Данглар не любил сразу откликаться на просьбы Адамберга просто потому, что он каждый раз соглашался их выполнить и стыдился собственного безволия. Несколько минут ушло на уговоры, майор отказывался, Адамберг же, по опыту знавший, что он сопротивляется только для виду, настаивал.
— Беги, сын, — сказал Адамберг, закончив разговор. — Купи белого вина в угловом магазине. Только не робей, спроси самое лучшее, Данглара нельзя поить скверным вином.
— А я смогу выпить с вами этого вина?
Адамберг смотрел на сына долгим взглядом, не зная, что ответить. Кромс едва знал его, Кромсу было двадцать восемь лет, и он ни у кого не должен был спрашивать разрешения, а уж тем более у него.
— Конечно, — машинально ответил Адамберг. — Если не будешь напиваться, как Данглар, — добавил он, с удивлением осознавая, что этот совет прозвучал совсем по-отцовски. — Деньги возьми на буфете.
И тут оба взглянули на корзину. Большую корзину для клубники, которую Кромс вычистил и превратил в мягкую постель для голубя.
— Как ты его находишь? — спросил Адамберг.
— Он весь дрожит, но дышит, — осторожно ответил сын.
Перед тем как выйти, молодой человек украдкой погладил голубя — легко, едва касаясь, провел пальцем по его перьям. «По крайней мере один талант у него есть, — подумал Адамберг, глядя вслед сыну, — он умеет гладить птиц, даже таких обыкновенных, грязных и уродливых, как эта».
V
— С этим мы быстро управимся, — сказал Данглар, и Адамберг не понял, что он имел в виду, Адское Воинство или вино: его сын принес всего одну бутылку.
Адамберг взял сигарету из пачки Кромса, и, как всегда, этот жест напомнил ему их первую встречу, смертельную угрозу, оказавшуюся блефом. [3] С того дня он опять начал курить, и чаще всего сигареты Кромса. Данглар приступил к первому стакану.
— Полагаю, женщина-одуванчик не захотела говорить об этом с капитаном ордебекских жандармов?
— Она отказывается иметь с ним дело.
— Вполне логично, потому что он бы ее не понял. Вы тоже, комиссар, можете впоследствии выкинуть все это из головы. Что известно о пропавшем охотнике?
— Что это безжалостный убийца, чтобы не сказать хуже, который истребляет самок и детенышей. Его исключили из местного союза охотников, никто не желает ходить с ним на охоту.
— Значит, это мерзкий тип? Жестокий? Кровожадный? — спросил Данглар, отпив вина.
— По-видимому, да.
— Тогда все сходится. Эта Лина живет в самом Ордебеке, так?
— Вроде так.
— Вам никогда не приходилось слышать о городке Ордебек? Там некоторое время жил один великий композитор.
— Речь сейчас не об этом, майор.
— Но это позитивный момент. Остальное куда менее приятно. Значит, Воинство показалось на Бонвальской дороге?
— Женщина упоминала это название, — удивленно ответил Адамберг. — Вы слышали наш разговор?
— Нет, просто это один из наиболее известных гримвельдов, он проходит через Аланский лес. Можете быть уверены, об этом знает каждый житель Ордебека, и они часто обсуждают эту историю, притом что предпочли бы о ней забыть.
— Я не знаю, что такое гримвельд, Данглар. Объясните.
— Так называют дорогу, на которой показывается Свита Эллекена, или Адское Воинство, если этот вариант вам больше по душе, или же Дикая Охота. Лишь немногим мужчинам и женщинам доводится ее видеть. Один такой мужчина очень знаменит, и он тоже видел ее на Бонвальской дороге, как эта Лина. Зовут его Гошлен, и он священник.
Данглар сделал подряд два больших глотка и улыбнулся. Адамберг стряхнул пепел в нетопленый камин и стал ждать. Ехидная улыбка, собравшая складками дряблые щеки майора, не предвещала ничего хорошего, разве что давала понять: Данглар наконец-то очутился в своей стихии.
— Это случилось в начале января, в тысяча девяносто первом году. Ты удачно выбрал вино, Армель. Но нам его не хватит.
— В тысяча каком? — спросил Кромс, который придвинул табурет к камину и со стаканом в руках внимательно слушал майора.
— В конце одиннадцатого века. За пять лет до начала Первого крестового похода.
— Черт, — вполголоса произнес Адамберг, у которого вдруг возникло ощущение, что женщина из Ордебека, этот невесомый одуванчик, одурачила его как малолетку.
— Да, — кивнул Данглар. — Столько усилий — и все впустую, комиссар. Но вы все еще хотите понять, почему эта женщина так напугана? Хотите или нет?
— Может, и хочу.
— Тогда надо выслушать историю Гошлена. И нам понадобится еще одна бутылка, повторил он. — Нас ведь трое.
Кромс вскочил.
— Иду, — сказал он.
Адамберг заметил, что перед тем, как выйти, он опять осторожно провел пальцем по перьям голубя. Машинально комиссар, как и положено отцу, повторил: деньги на буфете.
Семь минут спустя Данглар, обрадованный появлением второй бутылки, вновь наполнил стакан и начал рассказывать историю Гошлена, но вдруг замолчал и уставился на низкий потолок кухни.
— Хотя, пожалуй, хроника Элинана де Фруамона, написанная в начале тринадцатого века, дает об этом более внятное представление. Подождите секунду, мне надо порыться в памяти, не каждый день я обращаюсь к этому тексту.
— Ладно, — растерянно произнес Адамберг.
Когда комиссар понял, что сейчас они погрузятся в пучину Средних веков и бросят Мишеля Эрбье на произвол судьбы, история маленькой женщины и ее непреодолимого страха предстала перед ним в совершенно ином свете, и теперь он не знал, как с этим быть.
Он встал, плеснул вина и заглянул в корзину с голубем. Адское Воинство больше его не интересовало, а поведение невесомой мадам Вандермот он истолковал неверно. Она не нуждалась в нем. Это была просто безобидная сумасшедшая с навязчивой идеей, что на нее вот-вот обрушатся полки с книгами, в том числе и с хрониками XI столетия.
— Собственно, о происшествии рассказывает его дядя Эльбо, — уточнил Данглар, который теперь обращался к молодому человеку.
— Дядя Элинана де Фруамона? — спросил Кромс: он был весь внимание.
— Да, его дядя по отцу. Он рассказывает вот что: «Незадолго до полудня мы с моим слугой приближались к лесу. Он поскакал вперед, чтобы позаботиться о пристанище для меня, и вдруг услыхал в лесу громкий шум, как бы ржание множества коней, звон оружия и крики бесчисленных воинов, бросающихся в атаку. Слуга в испуге повернул коня. Когда я спросил, почему он вернулся, он ответил: ни хлыстом, ни шпорами не мог я принудить лошадь скакать дальше, да и сам я так напуган, что не в состоянии продолжать путь. Воистину я услышал и увидел нечто ужасающее».