Данглар протянул руку к молодому человеку.
— Армель! — (Данглар категорически отказывался называть молодого человека Кромсом и очень осуждал комиссара за то, что он в разговоре с сыном употребляет эту кличку.) — Наполни мой стакан — и ты узнаешь, что увидела эта молодая женщина, Лина, узнаешь, чего она боится по ночам.
Кромс выполнил его просьбу с поспешностью ребенка, который хочет дослушать сказку, и снова уселся с ним рядом. Он рос без отца, и никто не рассказывал ему сказок. Его мать работала в ночную смену уборщицей на рыбозаводе.
— Спасибо, Армель. Далее слуга продолжал: «Весь лес был наводнен душами усопших и демонами. Я слышал, как они кричали: „Аркский прево уже у нас, а вскоре мы схватим и архиепископа Реймского!“ Тогда я сказал: „Начертаем на лбу крест и поедем дальше, с нами ничего не случится“».
— Это уже дядя Эльбо говорит?
— Верно. Затем он продолжает: «Когда мы въехали в лес, тени уже расплывались, но я слышал невнятные голоса, бряцание оружия и ржание коней, однако не мог разглядеть тени и расслышать голоса. Вернувшись домой, мы застали архиепископа при смерти, и он не прожил и двух недель со дня, когда мы услышали голоса. Из чего мы заключили, что он был унесен теми демонами. Ибо мы слышали, как они кричали, что схватят его».
— Это не совпадает с тем, что рассказала мать Лины, — негромко заметил Адамберг. — Она не говорила, что ее дочь слышала голоса или ржание или что она видела тени. Она видела только Мишеля Эрбье и еще троих вместе с людьми из этого Воинства.
— Просто мать не решилась рассказать все. И кроме того, в Ордебеке не нужно излагать подробности. Когда там кто-то говорит: «Я видел, как пронеслось Адское Воинство», все прекрасно понимают, о чем речь. Сейчас я обстоятельнее опишу вам Воинство, которое видела Лина, и вы поймете, как несладко ей приходится по ночам. Одно могу сказать точно, комиссар: в Ордебеке ей живется очень тяжко. Ее, разумеется, все избегают, шарахаются, как от зачумленной. Думаю, мать пришла к нам главным образом для того, чтобы защитить ее.
— А что она видит? — спросил Кромс, не выпуская изо рта сигареты.
— Понимаешь, Армель, Воинство, которое там шумит по ночам, порядком потрепанное. У лошадей и всадников на костях не осталось мяса, у некоторых нет руки или ноги. Это мертвое, полуистлевшее, истошно вопящее, беспощадное Воинство, для которого закрыты небеса. Представь, как оно выглядит.
— Угу, — согласился Кромс, снова наполняя стакан Данглара. — Майор, вы можете сделать перерыв на минутку? Сейчас десять, мне пора заняться голубем. Так мне велели.
— Кто велел?
— Виолетта Ретанкур.
— Выполняй.
Кромс старательно проделал необходимые манипуляции с размоченным сухарем, пузырьком с тонизирующим средством и пипеткой. Он уже научился лучше управляться со всем этим. Закончив кормление, он вернулся встревоженный.
— Ему не стало лучше, — грустно сказал он отцу. — Вот гад этот мальчишка!.
— Увидишь, я его найду, — мягко ответил Адамберг.
— Вы действительно хотите завести дело на парня, который искалечил голубя? — с некоторым удивлением спросил Данглар.
— Естественно, Данглар. Почему бы и нет?
Данглар, дождавшись, когда Кромс приготовится слушать, продолжил рассказ о темном Воинстве. Майора все больше поражало сходство отца с сыном: отсутствующий, без блеска и без цели взгляд, глаза с неразличимым, неуловимым зрачком. Правда, в глазах Адамберга иногда вдруг вспыхивал огонек, словно солнечный блик в бурых водорослях во время отлива.
— Адское Воинство всегда таскает с собой нескольких живых, мужчин или женщин, которые истошно вопят и жалуются, что их терзают демоны и жжет пламя преисподней. И свидетель обычно узнает этих людей. Так, например, Лина узнала охотника и трех его спутников. Пленники умоляют, чтобы какая-нибудь добрая душа исправила совершенное ими зло и тем самым избавила их от адских мук. Так говорит Гошлен.
— Нет, Данглар, — перебил Адамберг, — не надо про Гошлена. Хватит, у нас уже сложилось четкое и целостное представление.
— Но вы же сами просили, чтобы я приехал сюда и рассказал вам про Адское Воинство, — обиделся Данглар.
Адамберг пожал плечами. От этих историй его клонило в сон, и он предпочел бы, чтобы Данглар пересказал их вкратце. Но он знал, что майор просто купается во всем этом, словно в бассейне, наполненном лучшим в мире белым вином. Особенно когда на него смотрит Кромс, смотрит с изумлением и восхищением. И хорошо уже то, что Данглар хотя бы на время забыл о своей затяжной хандре, сейчас он, казалось, был более или менее доволен жизнью.
— У Гошлена сказано следующее, — улыбаясь, продолжал Данглар, вполне сознававший, что Адамбергу надоело его слушать. — «Перед нами показалось огромное скопище людей. Они шли мимо, неся на плечах и на спине домашний скот, одежду, всевозможную утварь и прочее добро, которое обычно тащат с собой разбойники». Прекрасно написано, да? — с лучезарной улыбкой обратился он к Адамбергу.
— Замечательно, — рассеянно согласился Адамберг.
— Идеальное сочетание лаконизма и изящества. Не то что стихи Вейренка, тяжелые, как гири.
— Это не его вина, его бабушка обожала Расина. Когда он был маленький, она каждый день читала ему только Расина, и ничего другого. Потому что спасла эти томики из огня во время пожара в пансионе, где она воспитывалась.
— Лучше бы она спасла учебник хороших манер и натаскала внука по этому предмету.
Адамберг, не отвечая, смотрел на Данглара. Привыкание будет долгим. А в ближайшее время в Конторе предстоит поединок между коллегами, вернее — и в этом была одна из причин их вражды, — между двумя интеллектуалами-тяжеловесами.
— Ну да ладно, — продолжал Данглар. — У Гошлена сказано: «Все они горестно вопили и понуждали друг друга идти быстрее. Священник узнал в этой веренице многих своих соседей, умерших недавно, и услышал, как они жалуются, что терпят страшные мучения за свои дурные дела. А еще он увидел, — и тут мы подходим совсем близко к вашей Лине, — а еще он увидел Ландри. Разбирая тяжбы, Ландри руководствовался лишь собственной прихотью и выносил решение в пользу тех, от кого получал наиболее щедрые дары. Призванный быть слугой справедливости, он служил алчности и обману». И за это Ландри, виконт Ордебекский, был схвачен Адским Воинством. В те времена неправосудный приговор считался таким же тяжким преступлением, как убийство. А сейчас на это никто не обращает внимания.
— Верно, — кивнул Кромс: похоже, он готов был согласиться со всем, что говорил майор.
— Однако, — продолжал Данглар, — несмотря на все меры, которые принял свидетель, вернувшись домой после этого ужасного видения, несмотря на бесчисленные мессы, которые он отслужил, живые люди, увиденные им тогда в плену у всадников, умерли неделю спустя. Или самое позднее — три недели. Обратите внимание, комиссар, это очень важно, если мы хотим разобраться в истории женщины-одуванчика: все, кого «схватило» Воинство, — негодяи, черные души, безжалостные эксплуататоры, судьи-взяточники либо убийцы. И в большинстве случаев их злодеяние не было раскрыто современниками. То есть осталось безнаказанным. Вот почему ими занимается Воинство. Вы не помните точно, когда Лина его видела?
— Больше трех недель назад.
— Ну, тогда сомнений быть не может, — спокойно произнес Данглар, глядя на свой стакан. — Тогда этот человек, конечно же, умер. Ушел со Свитой Эллекена.
— Со свитой? — не понял Кромс.
— С подручными, если тебе так больше нравится. Эллекен — это их хозяин.
Адамберг, заинтересовавшись, снова подошел к камину и оперся спиной о кирпичный столбик. Так, значит, Воинство обличает ненаказанных убийц. До него вдруг дошло, что люди из Ордебека, чьи имена назвала Лина, должно быть, здорово струсили. Что остальные жители городка, должно быть, начали наблюдать за ними, размышлять, прикидывать, взвешивать, в общем, задаваться вопросом, какое преступление они могли совершить. Сколько ни тверди: не верю, не верю, все равно ведь веришь. Мерзкая мысль находит себе лазейку. Она бесшумно продвигается по таинственным закоулкам разума, принюхивается, осматривается. Ее гонят прочь, она затихает, потом возвращается.
