За это время «переменники» успели сдружиться с артиллеристами. Предвзятости и натянутости первых часов уже и след простыл. Постепенно, за работой, процесс общения наладился. И вот уже пошли шутки-прибаутки, анекдоты, обмены махорочкой. Бойцы расспрашивали друг друга насчет земляков, в минуты отдыха и перекуров делились самым сокровенным: вытаскивали из нагрудных карманов гимнастерок фотокарточки своих жен и подруг, вспоминали мирное житье, читали письма из дома.
Старшему лейтенанту Коптюку, вместе с замкомвзвода Довганюком, было поручено помочь с установкой связи между артиллерийской батареей и КНП роты капитана Телятьева. Работами занимались связисты из артдивизиона, а со стороны штрафников – бойцы Овсянникова.
Помимо связи с батареей, к исходу третьего дня штрафники помогли артиллеристам завершить устройство «карманов» и укрытий для личного состава расчетов. Для расчета 57-миллиметрового орудия были построены землянки, а также ниши, куда «переменники» помогли артиллеристам снести ящики со снарядами.
Командир расчета, лейтенант с забавной фамилией Перешивко, заломив на затылок офицерскую фуражку, суетился возле ящиков со снарядами, словно скупой богач возле сундуков с накопленным золотом. Хотя богатства было негусто. В двух ящиках находилась картечь – снаряды для борьбы с пехотой противника, еще два – с фугасными снарядами.
XXI
Отдельно лейтенант приказал своим артиллеристам поставить по одному ящику с особо ценным грузом – бронебойными и подкалиберными снарядами. Именно на них возлагались основные надежды расчета орудия в борьбе с вражеским зверинцем «пантер» и «тигров».
– Эх, дали бы вместо фугасных болванок еще парочку подкалиберных… – вздыхая, сокрушался Перешивко, собственноручно передвигая ящики. – Под Харьковом мы держали оборону, так из пяти фугасных снарядов, выпущенных по целям, три не разорвалось. А теперь, как попрет на нас силища фашистская, так болванкой не отобьешься. То ли дело подкалиберный или кумулятивный… В артполку стрельбы проводили, по броне с показателями хваленого их «тигра». Так борта прошивает наша ЗИС-2 будь здоров. Только что в лоб тяжело идет. И «пантеру». А те, что старые модификации, так эти – вообще насквозь нанизывает. С одной стороны вошел, с другой – вышел. Сам видел, своими глазами. Танкисты фашистские, так те даже понять ничего не успевали. Едут, вдруг, бабах и – дальше едут, да только две дыры – спереди и сзади, да сквозняк сифонит…
Рассказ командира артиллерийского расчета про стрельбы тут же подхватили «переменники» и стали передавать из уст в уста. Слова эти здорово бодрили, почище любых призывов искореняя танкобоязнь из нутра штрафников.
Это уже были не просто рисунки на бумаге и не просто слова. Это были реальные факты, озвученные пушкарем, и подтверждали они ту ясную, как день, истину, что расхваленные фашистами чудовища вовсе не такие неуязвимые, как те хотели преподнести. Значит, и «тиграм», и «пантерам» этим, жуть каким страшным, в куче с их «фердинандами», вполне можно дать по зубам, а если можно, значит, нужно. Значит, не так безнадежно все у штрафников, как шептали отдельные горе-воины после отбоя в окопах.
XXII
Началось все, как это водится, совершенно неожиданно, причем не привычным утром, а с вечера, после того как вместо привычной уже горячей каши доставили в траншеи каждому по половине черного хлеба и по консервной банке тушенки с непривычным рисом. Попутно поступило указание запастись питьевой водой из подогнанной к позициям артиллеристов бочки.
Второй взвод Коптюка сделать не успел. В бочку прямым попаданием угодила мина, разорвав металлический пузырь на кусочки, которыми страшно изранило запряженную в подводу лощадь.
Про жажду забыли, когда вместо ожидаемого отбоя снова поступила команда готовиться к бою. Непривычная тишина воцарилась над позициями с приходом темноты.
Сам воздух, так и не остывший за ночь, казалось, пропитывался тяжелым электричеством предгрозовой атмосферы, становился все гуще и гуще. Время как будто остановилось, загустев настолько, что не имело возможности двигаться в своем привычном ритме. Кто-то пытался заговорить, поделиться своим волнением, но его шепот тонул в неподвижном студне напряженного молчания. Темнота опустилась на поле и позиции, стерев все очертания и контуры, границы между землей и небом.
Старший лейтенант Коптюк вслушивался в это разлитое море черноты. Он знал, что под вечер в артиллерийскую батарею завезли целую партию боеприпасов. Командир 57-миллиметрового расчета Перешивко доверительно сообщил ему, что готовится контрудар всей артиллерии, расположенной в главной полосе обороны, а также дивизионной, зенитной артиллерии и расчетов гвардейских минометов, расположенных на закрытых позициях.
Артиллерист сообщил, что за противотанковым районом обороны штрафного батальона, в секторе которого расположилась их артиллерийская батарея, развернуты другие батареи дивизиона, а дальше, за стрелковыми полками, расчеты 76-миллиметровых орудий ЗИС-3, крупнокалиберной зенитной артиллерии, 122-миллиметровых и 152-миллиметровых гаубиц. Вся эта мощнейшая группировка уже распределила цели на позициях противника в соответствии с данными, переданными из штаба армии. Основу этой информации составляют данные авиаразведки, и они постоянно корректируются.
Коптюк не стал переспрашивать артиллериста, что означает новый для него термин «контрудар». И так Перешивко поведал достаточно, и Федор предпочел не задавать вопросов, чтобы это не выглядело с его стороны как излишнее любопытство. Наверняка и офицеры штабов роты и штрафного батальона кое-что знали, но предпочитали молчать.
Прямой результат этого знания – то, что их с вечера привели в боевую готовность. Вечером с ротного КНП на Коптюка вышел лично начальник вооружения батальона и сообщил о необходимости срочно получить для взвода дополнительные боеприпасы. Старший лейтенант, вместе с замкомвзвода Дерюжным, всеми командирами отделений и группой бойцов, бегом отбыл на КНП, чтобы забрать несколько десятков бутылок с зажигательной смесью, ящики с противотанковыми минами, установке которых «переменники» обучались в ходе полевых занятий.
Федор успел распределить между отделениями полученные боеприпасы еще до наступления темноты и внутренне хвалил себя за оперативность. Что будет? Неужели начнется? Или сегодня опять всю ночь, как и предыдущие дни, придется вытягивать из нутра тягучую резину ожидания?
XXIII
Ход мыслей Федора вдруг прервал оглушительный раскатистый грохот. От неожиданности он вздрогнул и инстинктивно вжал голову в плечи. В смолянисто-черную мглу взвились и повисли, словно прилепленные, ракеты. Тут же все пространство внизу вспыхнуло огневыми факелами, они стали стремительно разрастаться. За несколько секунд десятки огней соединились, разлившись в море огня.
Грохочущий гул поднялся от этих огней высоко в небо и стремительно перекатился через позиции «переменников». Земля содрогнулась от громового грохота, который обрушился на немецкую сторону. Удар огневой волны был такой силы, что казалось, земля накренилась под его тяжестью. Поначалу для Федора все это грохочущее море огня плескалось единым штормовым неистовством, но постепенно он стал различать в общем гуле какофонии канонады работу отдельных расчетов. Особенно явственно слышалось близкое уханье соседней батареи.
Лейтенант Перешивко оказался прав. Сотни орудий вели стрельбу с максимально возможной скоростью. Можно было только представить, как в ночи, согласуясь с доведенными до автоматизма действиями, в поту и пороховой гари, работали орудийные расчеты, громя заранее намеченные цели врага.
Прошла минута, другая, а грохот канонады не умолкал. Более того, стрельба становилась все интенсивнее. Ритмичный гул залпов уже не плескался волнообразно, а смешался в один непрерывный вал огня. Гигантский, запрудивший своим грохотом полнеба, поток огня рушился на позиции противника. Скрытые темнотой позиции врага погрузились в клубы кроваво-красного пламени. Земля горела и ходила ходуном, принимая все новые порции сотен и сотен килограммов смертоносной стали.
Штрафники, поначалу от растерянности инстинктивно укрывшиеся на дне траншей, прижавшиеся к стенкам окопов, теперь, прильнув к брустверам, затаив дыхание, наблюдали, как сотни орудий всех калибров крушат вражеские позиции, перемалывают приготовившуюся к наступлению бронетехнику, артиллерийские расчеты фашистов.
Контрудар длился полчаса. Федор засек время на своих наручных часах. Началось все ровно в 2.20, в непроглядной ночи. А теперь край небосвода уже посветлел первым предчувствием предрассветной зари. На сером фоне бескрайнего поля резко оттенялись черные клубы дыма, которые подымались над немецкими позициями. Они густели до самого горизонта.
