– В чем дело? – спросил Сорокин.
– Тихо, – повторил Илларион.
Звук работающего на малых оборотах мотора приблизился, вырос, и вскоре в просвете между виноградными плетями мелькнуло плоское лобовое стекло и серебристый капот.
– Вот и хорошо, – неожиданно спокойно сказал Илларион.
– Да, – согласился Брузгин, – раньше сядешь – раньше выйдешь.
– Вы чего? – удивился Сорокин.
Он повернул голову, чтобы взглянуть на приближающийся автомобиль. Это был какой-то джип модного серебристого цвета – какой именно, мешала разглядеть зелень. Когда полковник снова посмотрел на Забродова и Брузгина, у него отвисла челюсть.
В общем-то, Забродов был как Забродов. Он даже сидел в прежней свободной, предельно расслабленной позе, только странная рация с единственной кнопкой теперь была не на столе, а в его правой руке и блестящий усик антенны смотрел в сторону калитки. Зато Брузгин был уже не за столом, а внизу. У крыльца. Он сидел, припав на одно колено, и вел слева направо стволом автомата, провожая двигавшийся вдоль улицы джип. Сорокин похолодел, разглядев прикрепленную к автоматному стволу толстую короткую трубу гранатомета. Патронташ, набитый толстенькими цилиндрическими гранатами, висел у Брузгина на плече, – Не спеши, – не оборачиваясь, сказал Брузгин. – Жми, когда наедет, не раньше.
– Не учи старшего по званию, – проворчал Забродов. – Как-нибудь без тебя разберусь, не первый год замужем.
– Да вы что?! – не своим голосом завопил Сорокин. – Чего вы оба нанюхались?!
Брузгин даже не шелохнулся, будто и не слышал этого вопля. Забродов покосился на Сорокина, причем у полковника сложилось совершенно определенное впечатление, что Илларион, как какой-нибудь хамелеон, посмотрел на него только одним глазом, а вторым продолжал наблюдать за дорогой. Его большой палец лежал на кнопке, и Сорокин начинал догадываться, чем эта кнопка должна управлять, какую такую игрушку она должна привести в действие. От этой догадки ему окончательно сделалось дурно, он обессиленно опустился обратно на стул и упавшим голосом пробормотал:
– Кретины…
Джип рыкнул, выбираясь из ухаба, и подъехал к забору сорокинской дачи. Брузгин с коротким лязгом передернул затвор автомата и приник щекой к прикладу. Забродов вытянул вперед руку с рацией, будто намереваясь проколоть джип антенной, и вдруг обмяк, снял большой палец с кнопки и аккуратно положил рацию на стол.
– Матвей, – позвал он, – отставить. Это не та машина.
– Чего там – не та, – продолжая целиться, откликнулся Брузгин. – Сам говорил: серебристый джип…
Машина тем временем поравнялась с калиткой. Сорокин с трудом поборол в себе желание зажмуриться.
– Эй, эй! – медленно поднимаясь из-за стола, встревоженно сказал Забродов.
Брузгин цокнул защелкой предохранителя, опустил автомат и повернул к ним невозмутимое лицо, на котором смеялись только глаза.
– Что, – сказал он, – наложил в штаны, старший по званию?
Сорокин откинулся на спинку стула, до краев наполнил свою рюмку коньяком и выпил его, как лекарство. До него вдруг дошло, кого они тут ждали и какая такая помощь понадобилась Забродову от каменного Брузгина.
Старый серебристый «ниссан», заметно тронутый ржавчиной понизу, медленно проехал мимо. Его бородатый водитель курил, выставив в окно голый загорелый локоть и не подозревая, что только что побывал на волосок от смерти.
– Кретины, – повторил Сорокин и цапнул сигарету из лежавшей на столе пачки. Сигарета оказалась без фильтра, но в данный момент это было именно то, что надо. – Ну, кретины! Вы же не дали мне рассказать. Все эти ваши военные приготовления ни к чему.
И он, не дожидаясь наводящих вопросов, выложил этим двоим свихнувшимся коммандос все, что ему было известно о перестрелке у переезда. Он понимал, что злостно разглашает служебную тайну, но эти двое, пожалуй, знали об истинных причинах перестрелки больше, чем кто бы то ни был.
– ..Само собой, автобуса с омоновцами никто не заметил, – закончил он. – Не до того им было. Погоня, азарт, перестрелка – все как в американском боевике. Они только тогда очухались, когда их разложили мордами в асфальт и начали защелкивать браслеты. Майков и оба его охранника убиты наповал, а возле тех, которые каким-то образом попали в больницу, дежурят мои люди. Так что зря вы тут окопались, никто за вами не придет.
Говоря о больнице, он заметил, как двое спецназовцев коротко переглянулись. "Ну конечно, – подумал он. – Конечно, это их работа. Ну, и что с ними после этого делать?
С одной стороны, все, что они натворили, есть сплошное злостное хулиганство, неуважение к закону и вообще махровая уголовщина. А с другой – они ведь никого не убили, даже не искалечили, они просто спровоцировали разборку, в результате которой были начисто обезглавлены аж две преступные группировки… Так что же: выдать им по медали или посадить в кутузку?"
– Да, – помолчав, сказал Забродов с некоторым смущением. – Вот что значит недостаток разведданных… Извини, Матвей. Похоже, я действительно зря тебя побеспокоил.
– Чего там, – сказал Брузгин, засовывая автомат обратно в сумку. – Ты не помнишь, куда я лопату поставил?
– Возле сарая, – коротко ответил Забродов, избегая смотреть на Сорокина.
Брузгин сходил за лопатой, неторопливо прошествовал мимо веранды и молча вышел за калитку.
– Что вы туда подложили? – устало спросил Сорокин, глядя, как он осторожно ковыряет лопатой глинистую дорогу.
– Фугас, – сказал Забродов. – Радиоуправляемый.
– Террористы, – с отвращением сказал Сорокин.
Вернулся Брузгин, на ходу вывинчивая из мины запал.
Возле крыльца он остановился, старательно отряхнул с плоского жестяного блина приставшие комья земли и спрятал фугас в сумку. Действовал Брузгин очень обстоятельно, по-хозяйски, и, когда он ушел за угол к умывальнику отмывать руки, Сорокин спросил:
– А кто он по званию?
– Старший прапорщик, – ответил Забродов и усмехнулся. – А что, заметно?
– Бандит он, а не прапорщик, – проворчал Сорокин.
Потом они пили коньяк, сидя на веранде. Молчаливый Брузгин хлопал рюмку за рюмкой без всякого видимого эффекта; Забродов, напротив, не столько пил, сколько нюхал.
– А хорошо бы сейчас яблочком закусить, – мечтательно сказал немного размякший Сорокин. – Ядреным, прямо с ветки… А?
Забродов помолчал, а потом отрицательно качнул головой.
– Нет уж, – сказал он, – уволь.
– Что так?
Забродов опять помолчал, задумчиво нюхая рюмку.
– У меня от яблок оскомина, – сказал он. – Пожизненная. Слушай, полковник, у тебя телефон с собой? В моем батарейки сели, а надо срочно позвонить.
– Анне? – усмехнулся Сорокин, протягивая ему телефон.
– Одному деревенскому менту, – сказал Забродов. – Сказать, что серебристый джип нашелся. А то он, наверное, уже и ждать перестал.
* * *
…Уже в середине июня на яблоне профессора Азизбекова повисли крупные, размером чуть ли не с кулак, крепкие зеленые плоды. К концу месяца они налились зрелой желтизной, которая день ото дня становилась все ярче. Это были настоящие яблоки Гесперид – золотые, крепкие, без единого пятнышка, без намека на червоточину.
Вечером четвертого июля их было восемь штук – столько же, сколько и накануне. А утром пятого числа их не стало – ни одного. Было предпринято тщательное расследование, но обнаружить удалось только огрызок, который валялся в густой траве у самой ограды, отброшенный чьей-то преступной рукой.
Илларион Забродов об этом не знал, потому что в ночь с четвертого на пятое июля пил термоядерный самогон в компании участкового старлея и Василия Макаровича Куделина. Дощатый стол освещала керосиновая лампа, а на дальнем его краю таинственно поблескивали стершейся позолотой корешков книги – все, что осталось от богатой библиотеки графов Куделиных.
На даче полковника Сорокина, на дороге, прямо напротив ворот осталась небольшая ямка. Всякий раз, приезжая на дачу, Сорокин старательно перешагивал через эту ямку или вовсе обходил ее стороной, хотя точно знал: там, под тонким слоем глины, ничего нет.
Примерно тогда же, в конце июня, рыбачившие на берегу ручья мальчишки обнаружили застрявший в кустах труп.
Судя по всему, тело долго пробыло в воде, и оставалось лишь гадать, каким образом у него на переносице смогли удержаться очки, в которых не хватало одного стекла. Опознать труп так и не удалось, и по прошествии положенного срока дело было сдано в архив.
