Они по очереди смотрели в бинокль. Девчонка, скорее, даже девушка – обошла костер со стороны озера, палкой выкатила из огня какие-то металлические банки. Лицо почти не разобрать, но известный своей тягой к прекрасному Ацетон заметил:
– Грудняк зачетный.
Женщина поднялась, что-то ищет в сумке. У нее такие же длинные светлые волосы. Слышны голоса. Они становятся громче, переходят в крики. Ругаются. Звуки отражаются от воды, разносятся странным эхом.
Третий участник ночных посиделок полулежит в расслабленной позе, облокотившись на машину. Он почти неразличим в темноте. В руке что-то блеснуло. Стекло. Бутылка. Пьет из горлышка. Мужик, однозначно. Хотя и баба отбирает у него бутылку и тоже глотает из горла… Хрен их разберет!
Потом все трое едят из банок. Продолжают переругиваться. Коленвал жалеет, что не взял прибор ночного видения. Сейчас он бы очень пригодился.
– Ну, так это. Что будем делать? – шепчет Горилла. – По описаниям все сходится. Думаю, надо их глушить.
Ацетон посмотрел на него:
– А чем глушить будешь?
– У меня бита есть. Бейсбольная, титановая…
– Бейсболист хренов! У них ствол, они только что троих завалили, а тут ты со своей битой выскочишь! Они тебя и заглушат…
– Никто никого глушить не будет, – оборвал их Коленвал. – Лежите здесь, не дергайтесь. Наблюдайте. Я сейчас.
Он спустился к темной воде, достал телефон, набрал номер. Лис долго не отвечал, потом сбросил вызов. И тут же перезвонил сам.
– Ну, что хотел? Есть новости?
– Похоже, мы нашли их. Тут озерцо небольшое, километров десять от трассы. Сидят на бережку трое: мужик, баба, девчонка. Седанчик стоит, вроде серебристый. Номера не разглядеть, темно. Ты сам-то где?
– Я на заправке. Так, слушай. – Лис помолчал секунду. – Без меня ничего не предпринимай. Стой, как стоишь. С тобой кто-то есть?
– Двое. Мои хлопцы.
– Ждите меня. Я возьму людей, скоро буду у вас. Рассказывай, как ехать.
– На Сухую Балку, и смотри по правой стороне – там кусты сломанные, видно, они с трассы слетели. Может, раньше цивильный съезд будет. А потом все время по колее и на нас выедешь…
Десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Полчаса. Что-то долго, тут ведь недалеко… Ацетон ушел встречать и тоже пропал. Телефоны работают в беззвучном режиме, Коленвал то и дело поглядывает на экран. Ничего. Голоса над озером, треск горящих веток. Кто-то закурил – в темноте у озера мелькнули красные точки сигарет. Горилла тихо выругался: курить хочется.
– Слушай, Вал. Ни хрена не могу понять. Вот они и вправду семья, да? Папа-мама-дочка? – тихим шепотом спросил он. – Или какие-нибудь извращенцы?
– Не знаю, – сказал Коленвал. – Вроде, семья.
– Так может, наркоты? Алконавты? Вон, баба как водку из горла сосет…
Коленвал очередной раз взглянул на телефон.
– Мне по фигу, что и как она сосет. И ты забей.
– Я удивляюсь просто. Такого раньше не было, чтобы замочить пару человек, а потом тушенку у костра жрать, типа семейный пикник… А тогда с Бородой? Они ведь его натурально спалить хотели – мужик бензином плеснул, дочка спичку бросила. Не шутили, не пугали, все по-серьезному. Потом, наверное, родители ей по попе надавали, что спичка погасла. Типа, учишь тебя, учишь, а толку никакого! – Горилла сплюнул под ноги. – Ты себе это хоть представляешь?
Коленвал ничего не ответил.
– А вот я, хоть убей, не могу представить. Хоть убей. Как они в магазин ходят, например. Или коммунальные платят. День рождения какой-нибудь… Или утро, например. Завтрак, все такое. Дочке в школу, там. Или в институт. Сидят, чай пьют. О чем они говорят?
– Да ни о чем. О погоде. Молчи лучше. Слушай и смотри. Молча.
Горилла послушно затих. Но ненадолго.
– Да мне тоже по фигу, Вал, – прошептал он спустя минуту. – Только времена какие-то непонятные настали, согласись. Вот все говорят: лихие «девяностые», бандитизм, вся херня. Но тогда бандита издалека было видать: стрижка, плечи в метр, спортивный костюм, морда соответствующая. А сейчас, смотри. Будет навстречу семейка какая-нибудь идти, ребенок в коляске… И что? Папаша битой по репке засадит, мамаша ножом пырнет, ребенок из памперса ствол достанет… Погано это все, неправильно. Получается, кругом враги. Или я чего-то не понимаю, Вал?
– Если бы Борода с Королем в бутылку не лезли, были бы живы, – сказал Коленвал.
– Думаешь, они…
– Тихо.
Там, у костра, опять какой-то спор. У женщины в руках появилось ружье, она направила его на мужчину.
«Давай, давай. Перестреляйте друг друга, и все дела!» – подумал Коленвал.
Нет, затихли. Женщина отдала ружье, стала возиться с костром – тушить хочет, что ли… Опять крик – она села на место. Девчонка поднялась, открыла багажник, принесла что-то мужчине. Тот стал заряжать ружье.
– Твою мать! У них в машине боезапас! – сдавленно зашептал Горилла. – Может, там и автомат, и гранаты. Вот семейка!
Сзади раздался посторонний звук, Коленвал резко вскочил.
– Тихо, свои, – сказал Лис.
Они прошли по самой кромке берега, вдоль воды: Ацетон и Лис, за ними – две квадратные фигуры в касках и с автоматами.
* * *
Ящик как-то странно затих и больше не ворчал. Уснул, что ли. Мамочка подошла к нему, взяла из ослабевших рук бутылку, толкнула ногой.
– Перебирайся в машину, а то заработаешь воспаление легких.
Он, кряхтя, встал на четвереньки. Зашипел от боли. Приподнялся, опираясь на ружье.
– Помоги мне.
Она подхватила его под руку, помогла забраться в машину.
– Ты тоже садись, – сказала она дочери.
– Надо машину прогреть. Мы так окочуримся к утру, – зевая, сказала Цифра.
– Прогрею, – сказала Мамочка.
Цифра открыла дверцу, просунула внутрь голову, поморщилась.
– Слушай, он тут…
– Да ложись ты, сказала! – прикрикнула Мамочка.
Цифра хмыкнула, выдернула из салона одеяло, завернулась в него и демонстративно уселась у догорающего костра. Мамочка посмотрела на дочь, будто раздумывая, утопить ее, пристрелить или просто ткнуть лицом в угли. Потом подошла, протянула бутылку.
– Отпей немного. Пару глотков. Чтобы не простыть.
– Уже не хочу, сама пей, – буркнула Цифра, уставившись на огонь. Мамочка допила водку и бросила бутылку в костер.
– Давай сюда пистолет!
Цифра повозилась под одеялом, протянула травмат.
– Ты его грохнуть хочешь? Правильно, давно пора!
– Заткнись! Забыла, что я тебе сказала?
– Ладно, про «грохнуть» – шучу! А вот свалить сейчас самое время, пока он спит. Объявимся заложницами…
– Сказала – заткнись! Знаю я твои шутки…
– Мы так и будем с ним вошкаться до самого конца? От него теперь никакой пользы, только вред! – Цифра помолчала. – Я жить хочу, понимаешь?
– Выйти замуж, детей нарожать? – усмехнулась Мамочка.
Дочь посмотрела на нее.
– Тот парень мог стать твоим зятем, между прочим. А Ящик его задушил.
– Ты с ним спала?
Цифра ответила после долгой паузы, рассеянно, думая о чем-то другом.
– Нет, не сложилось… Слушай, а меня в детскую колонию посадят или уже во взрослую?
Мамочка прихватила зубами верхнюю губу, ничего не ответила. Встала и пошла к воде. Веки отяжелели, в голове прокатывался тупой сонный гул. Хотелось спать. Но спать нельзя, ни в коем случае, она почему-то была в этом уверена. Прошла вдоль берега, чавкая по илистой жиже. Наткнулась на полузатопленную лодку. Прикрыв фонарик полой куртки, посветила – ветхая пристань, три доски на гнилых столбиках. Прошла по скрипящим доскам, присела, зачерпнула ладонью холодной воды, умыла лицо. Осмотрела лодку. Когда рассветет, можно попробовать вычерпать воду и переправиться на другой берег. Хотя… Раз ее бросили здесь, вряд ли куда-нибудь доплывешь. Но попытаться все равно стоит…
Вдруг ей показалось, что-то блеснуло в нескольких сотнях метров справа. Как будто кто-то чиркнул спичкой, или включил телефон, или свет костра отразился в стекле… Сердце на миг остановилось.
Она застыла, постояла, ожидая, когда пройдет слабость в ногах и глаза привыкнут к темноте. Рука в кармане нащупала рукоятку травмата, крепко обхватила. Ничего. Глухая темная стена под звездами… Темнота успокаивает ее, убаюкивает. Как водная гладь, скрывающая до поры до времени быстрые грозные тени, пока не покажется в кипящих бурунах острый плавник…
Ноги сами понесли ее обратно. Что происходит, она еще не понимала. Что-то плохое, неотвратимое. Побежала. Туфли с чмоканьем выскакивали из грязи, одна слетела с ноги. Она не стала ее искать. Заорала:
– Светка! Светка-а-а!!! Буди отца!!! Скорей!!!
Вспыхнули фары «приоры», яркие, как зенитные прожектора. Темноты не стало, вокруг царил беспощадный ясный день… Черный день. И шесть теней, таких же беспощадных и черных, быстро приближаются к ним со стороны дорожной колеи. Два мента с «калашниковыми», один гражданский с пистолетом и еще трое в каких-то кожаных куртках и штанах. «Ночные ангелы», почему-то вспомнилось ей. Как те, которых она убила на заправке. Ангелы смерти.
