предложил Колоб.
— Давай, — ответила Ингрид.
Но никто не смог придумать, на какую тему прямо сейчас можно поговорить на ты.
— Мент родился, — сказал Студент.
Англичане бы восстанавливали разговор репликами о погоде. Зачем тут отсылка к правоохранителям?
Ингрид прижалась к Уинстону и что-то шепнула ему на ухо.
— У них нет еще какой-нибудь незанятой комнаты? — спросил Уинстон.
— Тут посидите, — ответил Студент, — Мы выйдем, покурим.
— Колоб, расскажи пока коллеге с того места, как мы в Норвегии расстались. — сказал Уинстон.
— Как раз собирался, — сказал Колоб.
Он только что по пути все это рассказал, но со спального места, наверное, было плохо слышно. Может быть, потому что в недоделанной кабине не хватало звукоизоляции. А может быть, еще почему-то.
Уинстон и Ингрид остались наедине.
— По-моему, ты, как говорят русские, переигрываешь, — сказал Уинстон.
— Я специально, — ответила Ингрид, — Мне сказали практиковаться. С мужчинами надо уметь иногда выглядеть круглой дурой.
— Тогда давать поддержим легенду о любви с первого взгляда.
— Давай. Мы уже поцеловались, сиськи ты полапал на заднем сидении. Русские считают, что дальше инициатива за мужчиной.
— Предлагаю, как это по-русски… купить сову?
— Что?
— Слово не могу вспомнить. Сову купить?
— Я что-то такое припоминаю, было в той книге. Можешь сказать по-английски, я пойму.
— Fuck! — Уинстон не был уверен, что в курсе английского из военного училища изучается романтическая лексика. Зато ругательства на языке противника должны изучаться обязательно.
— Очень романтично. Прямо как в кино, — с иронией ответила Ингрид, встала и потянулась к молнии на юбке, — Everybody likes to fuck from the morning to the dark!
— If you want to be okay, fuck a woman every day, — поддержал Уинстон и наконец-то снял тяжелый жилет. Сразу стало легче дышать.
— If you want to be all right, fuck a woman every night. Я так соскучилась.
Ингрид развязала шнурки на ботинках, сняла юбку, не протаскивая ее через обувь, и поставила ноги обратно в ботинки.
— Какие красивые трусики! Это у вас форменные?
— Нет, это французские, мне в костюмерной выдали. Говорят, в этом сезоне в Париже носят черное белье. Дали еще черный лифчик, только я не надела, чтобы под рубашкой не просвечивал. И чулочки, но с формой черные не носят. Потом покажу.
— Всё с броней?
Ингрид рассмеялась.
— Женское белье с встроенной защитой от изнасилования можно купить в любом русском магазине.
— Это какое?
— При взгляде на которое член сдувается как лопнутый шарик. Исключительная дизайнерская работа.
— Поэтому насильники нападают в темноте?
— Ага. А джентльмены трахают леди, поставив перед открытым окном на веранде.
— Хочешь стоя?
— На какой предмет здесь ты бы рискнул сесть голой жопой?
Уинстон огляделся. Тут после каждого предмета и руки-то помыть неплохо бы.
— Забавно, да? — сказала Ингрид.
— Ты про что?
— Я могу в поле под дождем испечь картошку в золе, жрать ее немытыми руками и не думать про каких-то микробов, паразитов и все прочее. А тут просто грязнее, чем в казарме, зато я сама при полном параде. И уже как-то неприятно. Ты то же самое чувствуешь?
— Да, — с некоторым удивлением ответил Уинстон, — Когда ты намного чище, чем место вокруг, как-то свысока смотришь. Но мы же не будем отменять… то, чем хотели заняться?
— Покупку совы?
— Да.
— Вот если бы ты вымыл руки…
Уинстон сходил в зал, взял со стола недопитую бутылку водки, вернулся обратно на веранду. Бонни никогда не предлагала секс в не очень чистых декорациях. Джулия, наоборот, никогда не задумывалась о том, что в мире могут быть чистые комнаты, кровати без клопов и французское белье.
Чтобы Ингрид видела, он вылил немного водки в ладонь и сделал движения, как если бы мыл руки с мылом.
— Русский бы нипочем не стал мыть руки водкой, — сказала Ингрид. Она сняла трусики, но больше ничего снимать не стала.
— Культурный код?
— Он самый. Знаешь, как русские радисты протирают контакты спиртом?
— Как?
Ингрид глотнула водки прямо из бутылки, дыхнула на сложенные трусики в руке и сделала вид, будто что-то протирает. Уинстон рассмеялся и потянулся к ширинке. Ингрид отвернулась к окну и встала поудобнее, выбирая точки опоры, держась за которые можно не развалить ограждение веранды.
На улице Студент и Колоб сразу закурили. Один — держа сигарету между указательным и средним пальцем, другой — между указательный и большим.
— Мне почему-то кажется, что с этой парочкой какая-то подстава. Как будто их тебе специально подсунули, — сказал Студент.
— Ну, блин, — Колоб покрутил головой, — Давай обкашляем.
— Почему его отпустили?
— По амнистии, я же говорил. Дали паспорт и направление на работу. МНС за шестьдесят рублей.
— Я помню. Но не верю. Липа.
— А что меня отпустили по той же амнистии, тоже липа?
— Зеленые что-то свое мутят.
— Америку открыл. Они всегда свое мутят. Я тебя даже скажу, что. Они под япошек копают, а наша братва как раз под узкоглазых ложится. Но они Мики из новых мурманских взяли, и допрашивали с химией. Мне даже добавить нечего к тому, что он им точно слил.
— Кого взяли?
— Ту крысу, которую я ловил в Норвегии и не поймал. Но! Мурманские нажали на уровне генералов, и зеленые отдали Мики чекистам, а те его откачали и отпустили.
— Охренеть.
— Я думаю, после этого зеленые меня отпустили, чтобы я как-то подгадил мурманским, если у них самих руки коротки. И англичанина как раз для этого вместе со мной выпустили.
— Хорошая версия. Принимаю. Почему англичанин за тебя вписался? Зеленые попросили?
— Потому что он англичанин. Я ему пообещал, что Сандро его домой отправит. Хрен ли ему тут светит на шестьдесят рублей. А зеленые что ему могут предложить? Консультантом на окладе? Оно ему надо? Домой вернется, будет в авторитете.
— Это да. Он у себя пожирнее жил.
Студент докурил первую и начал вторую. Колоб тоже.
— Не разведчик? Их хорошо готовят, — спросил Студент.
— Нет. Отвечаю. Разведчиков готовят не тупить в ихних реалиях. А тупить в наших реалиях разведчиков не готовят. Я еще могу поверить, что наш разведчик играет провинциала в Исакии. Но он наши копейки первый раз в руках держит. Медицинские банки за рюмки принимает. Не знает запах газа. Не понимает вот эту картинку, — Колоб показал край татуировки с атомом, — В нашей школе не учился. Абсолютно не знает нашу историю, наши шутки, наши отсылки к классике. По фене не ботает даже на уровне лоха. И акцент.
— Акцент подделать несложно.
— Он по жизни говорит понятно. Под огнем акцент усиливается, что хрен разберешь. И помнишь, мы, когда его брали, уработали
