Спустя несколько секунд дурной голос из парка завопил с новой силой:
– Ой-е-е, брятва!!!! Ой че жа эта деется-то, а?! Оййй – бляяааа! Гога-то наш, того – фью-фью… в попу балуется!!! Бля буду, балуется! Он на зоне-то кем жил? Пидаром он там жил! Пидаром – страшным и засраным чмошником! Ой бляаа! Вот так ни фуя себе – бригадир у нас!
С балконов раздался смущенный ропот и удивленные возгласы – приближенные пребывали в растерянности. Вроде бы смешно, но как над таким смеяться – Гога моментом головенку открутит! Бригадир на удивление быстро пришел в себя и, проявляя завидное хладнокровие, громко распорядился:
– А ну – Ухо, Витек, Жора – вниз! Доставьте мне этого крикуна – быстро! Давай – все остальные – тоже вниз! Отловить козла во что бы то ни стало! Бегом!!!
Гогина свита организованно скатилась вниз и ломанулась в парк, рассредоточиваясь по ходу движения. А дурной голос из парка тем временем вновь заорал после небольшой паузы:
– Оуй, бляаа!!! Его же в «Столыпине» оттарабанили всем кодланом! Всю дорогу драли без передыху! О-о-о-о, пи-ту-ша-рра!!! И как же вы с педерастом живете, а, братва?! Жрете с ним, пьете, за руку здоровкаетесь… Слушаетесь его! Не западло, а?! Оййяяааа!!! Ну вы даете! А может, вы тоже того – фью-фью… а?! – и в том же духе далее – теперь уже без пауз.
Спустя некоторое время из парка кто-то крикнул, пересиливая дурной голос:
– Гога! Он здесь – на сосне! Мочить?
– Он мне живой нужен! – что было силы гаркнул бригадир. – Живой, бля! Пусть Ухо залезет и снимет его!
Дурной глас, вещавший про фантастические бригадировы похождения с гомосексуальным уклоном, внезапно умолк на полуслове. Раздался крик коротышки-олигофрена:
– Достал! Достал!
– Тащи его сюда! – приказал Гога и, обратив внимание на то, что законопослушные жильцы шестнадцатиэтажки тоже повылезали на свои балконы и с превеликим любопытством прислушиваются ко всему этому безобразию, зычно гаркнул: – Чего вафельницы пораззявили?! А ну – всем отбой!
Команда была незамедлительно исполнена – балконы опустели. Потирая руки в предвкушении расправы, бригадир пошел открывать входную дверь, зарычав по пути на выглянувшую из спальни секс-партнершу:
– Закройся! Не до тебя…
Вскоре на лестничной площадке показался маленький дегенерат, возглавлявший процессию смущенных Гогиных приближенных. Он пританцовывал и покрикивал взбудораженно:
– Это он! Он кричал! Козел… Вот, – Ухо протянул к Гоге свои здоровенные ручищи, в которых бригадир с удивлением рассмотрел новенький импортный магнитофон отличного качества.
– Он, он кричал! – жизнерадостно повторил Ухо, искательно глядя в лицо хозяина и недоумевая, отчего это Гога вдруг начинает хватать ртом воздух и медленно сползает по косяку на пол…
Так началась «телефонная война», которая, при всем ее внешнем идиотизме, служила целям очень даже серьезным. Остается лишь добавить, что магнитофон был тривиально похищен Серегой Айдашиным из окна «Форда», брошенного возле ресторана «Тюльпан» лепшим корешем и правой рукой главаря вокзальной бригады Гундосом. Накануне Гундос отнял данный магнитофон в фирменном магазине «Элис-Трейд», заехав при этом по роже продавцу и учинив громкий скандал, который многим запомнился… У Гундоса был очень характерный голос – противный прокуренный бас с неповторимым гнусавым прононсом. А у нас был имитатор-дилетант, окончивший в свое время эстрадно-цирковое училище, – боец группировки Бо Валера Федоров. Увы, талантливого имитатора за столь короткий срок отыскать было очень трудно, поэтому пришлось довольствоваться своим – доморощенным. Из всех голосов, записанных в первые сутки прослушивания телефона Татарина, Валера смог освоить лишь голос Гундоса – очень уж специфичный голосок! Вот от этого и пришлось плясать…
Информации о транспортировке «дури» и конкретном исполнителе акции, так называемом «курьере», в досье ПРОФСОЮЗА не было. Для ее получения нам было необходимо потрудиться самим, используя подручные средства и силы…
Вася Футбол занимал в кировской бригаде довольно важное место. Именно поэтому нам понравился его «Понтиак», который беспризорно стоял под забором дома на отшибе, что в самом конце улицы Трубной в Халтуринском районе. Наша городская братва бросает свои машины без присмотра в любой точке города, зная, что никто не смеет посягнуть на собственность бандита. Каждую бандитскую машину у нас знают в «лицо».
Итак, «Понтиак» Футбола прозябал под забором – хозяин совершал очередной визит к своей зазнобе Люське, и визит этот грозил затянуться надолго. Я, Стас, Саша Шрам и Коржик быстренько выбрались из «Ниссана» и пошли нарушать устоявшийся порядок вещей. А именно – угонять тачку бандита. Поднатужившись, мы метров на сто оттолкали «Понтиак» от забора, затем Коржик поковырялся в панели и с двух попыток завел двигатель.
В шашлычной на углу восьмого микрорайона было довольно людно: на большой площадке сидели человек пятнадцать мамедов, группками по три-четыре лица за столиком, и мирно пили чай.
Медленно проехав мимо чайханы, мы «нарисовались» – примерно треть чаепитчиков повернули в нашу сторону головы и кратко прокомментировали появление бандитской тачки. Одновременно я засек за третьим столиком от выхода с террасы хозяина заведения и толкнул Стаса:
– Давай, Стасик, делай.
Стас выбрался из машины, подошел к оградке террасы и подозвал мальчишку-полового, шнырявшего меж столиков с подносом.
– Пригласи Байрама, – вальяжно распорядился Стас, упаковывая в нагрудный карман полового десять тысяч. – Скажи – от Протаса людишки, хотят сообщить кое-что срочное…
Байрам неспешной походкой приблизился к «Понтиаку», пытливо рассматривая Стаса и пытаясь разглядеть, кто же там сидит в машине. Насчет первого у него все получилось как надо – мы специально показывали «стандартного» Стаса, чтобы у посетителей чайханы не возникло никаких сомнений в принадлежности «визитеров» к братве. А нас рассмотреть было проблематично, на всех тачках бандитов тонированные стекла – тоже своеобразная мода.
– Салам алейкюм, Байрам, муэлим! – проникновенно воскликнул Стас, раскрывая объятия Байраму. Это я его научил – две фразы на азербайджанском плюс ритуальные объятия – так принято у мамедов.
Байрам, так и не распознав в Стасе кого-то знакомого, тем не менее ответно растопырил руки, и они очень трогательно обнялись – я чуть не прослезился.
– Нэ вар нэ ех? – поинтересовался Стас, похлопывая дяденьку Байрама по спине и прочувствованно улыбаясь белозубым оскалом.
– Яваш-яваш, – вежливо ответил Байрам и тут же поинтересовался: – Нэ истэреэн?
Вот тут познания Стаса в азербайджанском резко прерывались: он продолжал по инерции улыбаться и хлопать глазами, собираясь что-то сказать.
– Ай балам! – нетерпеливо воскликнул Байрам. – Скажи, чего хочешь, э?
– Присядем, дяденька, – предложил Стас, вспомнив сценарий, – распахнул гостеприимно правую заднюю дверь «Понтиака» и вежливо склонился в поклоне.
Недовольно кряхтя, Байрам согнулся и полез в дверь – отказывать в таких мелочах при общении с братвой у нас, азербайджанцев (гы-гы!), не принято. Байрамова голова скрылась в салоне, мы с Коржиком в два смычка втащили аксакала в машину и, захлопнув дверь, одновременно наставили на него стволы.
– Тихо, ага, – вежливо предупредил Стас, усаживаясь на переднее место.
– Мы тебя в одно местечко свезем – потолкуем. Не вредничай – и останешься жив.
– Не стыдно? – укоризненно пробормотал Байрам, рассматривая наши с Коржиком лица, обтянутые черными чулками. – Прячете лица, сынки… Женский штаны на голова надел, э! Кто такой вообще?
– Поехали, – бросил Стас Коржику. – Времени в обрез…
За следующим же поворотом к нам присоединился Саша Шрам на «Ниссане». Коротко притормозив, мы со Стасом резво пересадили плененного агу, на голове которого к этому времени уже покоилась вязаная лыжная шапка, сели сами и сделали ручкой Коржику, умчавшемуся вдаль на бандитской тачке – отгонять на место…
Эта ампула с пентоналом была последней. Поэтому я очень осторожничал, отпиливая головку и наполняя шприц, одно неверное движение – и привет всей задумке!
Допрос Байрама был очень коротким. Как только начал действовать препарат, мы моментально выпытали все, что нужно, и препроводили Байрама в невменяемом виде в Верхний Яшкуль на патрульной машине мнительного Валеры Базырова. Там пленнику предстояло прожить с шапкой на голове три дня – ровно столько времени мы отводили на претворение в жизнь второй части «Троянского коня». В субботу утром – часиков в девять – из Москвы прибывает 319-й скорый Москва-Новотопчинск. Именно на нем будет курьер Гусейна с партией «чернухи» для Протаса. Партия приличная – 70 кило. Прячут ее в бункере с углем, «крыша» – московский обрусевший мамед, бригадир проводников. А курьер… курьер, спешу вас обрадовать, – один из младших братьев Гусейна – Сеид-Ага. Оказывается, братья-главари, несмотря на почтенный возраст, до сих пор не чураются коллективного труда на благо общины.
