— Наш с вами брат предъявил, что его по беспределу объявили стукачом и чуть не пришили. Мы его хорошо знаем. Это — Клоп.
Взгляды присутствующих сошлись в одной точке. Клоп скромно сидел в углу. Выглядел он необычно торжественно: в новой одежде, чисто выбритый, будто собрался жениться. Но вору жениться не положено, а, в отличие от большинства собравшихся, он быт настоящим вором. Многие успели отойти от дел, обзавестись «шестерками», внедриться в легальный бизнес. А он по-прежнему ходил «на дело» сам и этим добывал средства к существованию. У него не было ни машин, ни особняков, ни банковских счетов. Он жил как волк. И пришел к таким же волкам, пришел требовать справедливости волчьей стаи. Внешне он быт совершенно спокоен и сейчас даже не выглядел старым — обычный кряжистый, много повидавший в жизни сорокалетний мужчина.
— Это точно, мы Клопа хорошо знаем, и косяков за ним не было, — сказал Север, который вольготно раскачивался в кресле-качалке.
И другие представители старого поколения: Хромой, Медный, Гусь — покивали, подмигнули ободряюще, только Лакировщик и Зевака отводили глаза. Молодняк, вроде Серого, Крота, Худого, не имел многолетней школы дальних северных зон и мыслил по-другому. Для них старый жулик был заскорузлым пережитком прошлого, от которого неизвестно, чего ожидать… Они косились безразлично и даже недружелюбно. Батон смотрел настороженно, Круглый и Стекло, похоже, не определились в своих симпатиях.
Крест обвел собрание внимательным строгим взглядом, качнулся с носка на пятку, чуть заметно кивнул:
— Вот и послушаем его со всем уважением и вниманием!
Клоп встал, поклонился всем уважительно.
— Благодарствую, общество, что собрались на правильный разбор. А то ведь что получается: прикатывают ко мне два каких-то баклана — Султан да Митек, кидают предъяву, что я Черкеса спалил, да сразу бритвой под горло! Без всякого разбора!
От возмущения и обиды у жулика дрожал голос. Причем очень правдоподобно. Для него единственный выход — доказать свою правоту. Прятаться по шхерам — бесполезняк. Сколько можно прятаться? Год, два, три? Один хрен, найдут и кончат, как падлу. Предательство никогда не забывают. Надо очиститься, снять обвинения. А в этом деле играют роль не только факты, но и игра, недаром хороший вор — это всегда прекрасный артист.
— Надо бы их послушать, — негромко проговорил Лакировщик. И спросил у Креста:
— Где Султан? Где Митек?
Крест быт в курсе дела, но только пожал плечами.
— А вот давайте у Клопа и спросим…
— Смотрите, люди! — Клоп задрал голову, показывая царапину под кадыком. — Они бы мне глотку от уха до уха перехватили, да тут мост лопнул! Эти бакланы теперь рыбу в Дону кормят!
Собравшиеся зашумели.
— Беспредел предъявляет, а сам беспредельничает!
— А чего, надо было ждать, пока его кончат?
— Молодец, Клоп, шустрый, сразу двоих завалил!
— Дело ясное, что дело темное…
Но тут Лакировщик поднялся со своего стула, поднял руку, громко выкрикнул:
— Ша, пацаны! Слушай сюда! Гомон стих.
— Я не пойму, мы что, собрались одного Клопа послушать? Да что он — Петросян? Я его слушаю, и мне не смешно! Или он святой? Он нам говорит, а мы ему верим! Нет, на правильном разборе каждая сторона за себя ответ держит! Он одно слово сказал, а кто второе скажет? Чтобы мы выбрали — кому верить?
— Пра-пра-виль-н-н-но! — поддержал его Зевака. — Н-н-на-д-д-до д-д-д-ру-гих пос-с-лу-у-ш-ш-ать…
Серый и Худой рассмеялись.
— Тихо! — прикрикнул Крест, тыкая пальцем в телефон. — Теперь послушаем Черкеса…
— Кого?!
— Где он, этот Черкес?
— Он же на киче парится…
— Кончай базар, — раздраженно выкрикнул Север. — Лучше глаза разуйте!
Наступила тишина. Из конюшни вышел человек в зеленой брезентовой куртке с накинутым капюшоном и направился к сходке. Все взгляды устремились на него. Как в полном загадок индийском фильме.
— Гля, вроде Черкес, — удивленно воскликнул Медный. Все молчали. По спине Клопа пробежал быстрый холодок.
Человек зашел на веранду, стал рядом с Крестом, и еще до того, как он откинул капюшон, стало ясно, что Медный не ошибся.
— Ну что, сука, не ждал? — Черкес скверно улыбался. Но Клоп смело встретил его взгляд и слова.
— За суку ответишь!
Крест недовольно поморщился.
— Говори по делу!
— Меня на улице свинтили, прям возле дома, — гладко начал Черкес. — Вроде терпила опознала, а братья ее набуцкали, да ласты закрутили… Только в ментовке оперок молодой, по дури, проболтался: говорит — какие братья, это РУБОП, они тебя спецом искали! А старший у них Лис!
По рядам жуликов прошел шепоток. Это имя было всем хорошо знакомо.
— Тут я и врубился, что это подстава! А кто подставил? Вот он, больше некому! — Черкес указал на Клопа и впился в него ненавидящим взглядом. — Потому что мы с ним недавно бухали и по пьяни я лишнее болтанул. Кстати, на киче и Зема парится. А перед тем с Клопом тер о делах, угон готовили…
— Какой такой угон? — встрепенулся Лакировщик. — Фуфло это. Без меня Зема ничего готовить не может!
— Про угон — правда, — подтвердил Клоп. — Он меня на «Бентли» подписал. Сказал, что хочет в обход тебя дело провернуть…
— «Бентли»?! Да это двойное фуфло! «Бентли» так просто не возьмешь…
— Нет, не фуфло, это хуже фуфла. «Бентли» пригнали, меня за руль затолкали, наручником пристегнули, сфоткали… И повезли не в ментовку, а прямиком в Контору, на Магистральный! И кололи там, с тремя наседками в хате! Ништяк, да?! По случаю выскочил, а проверить это — как два пальца обоссать!
Лакировщик задумался. Все молчали.
— Ты в нору не ползи! — истерично заорал Черкес. — Тебе не Зема предъявляет, тебе я предъявляю!
— А что ты мне предъявляешь? — неожиданно спокойно спросил Клоп. — На чем я тебя спалил?
— Да какая разница! На чем ни спалил — с наседки спрос один!
— Не хочет сказать! — презрительно улыбнулся Клоп и показал на противника пальцем. — А что он скажет? Кто не в курсах — замели Черкеса за полный блудняк. За «мохнатые сейфы»!
Сходняк возмущенно зашумел. Это позорная статья. За нее положено «опускать» — кто бы ты ни был. Дело принимало неожиданный оборот. Одно дело — слово правильного вора, другое — будущего «петуха».
Черкес побледнел и молча смотрел в гладкий, покрытый мозаичной плиткой пол. И каждый миг этого позорного молчания расценивался как признание вины.
— Так, Черкес? — требовательно спросил Крест. — Я могу позвонить кой-кому, мне быстро твою картинку нарисуют…
— Кому вы верите, пацаны?! — взвился Черкес. — Мне менты форшмачную[83] статью шьют, их стукач меня парафинит,[84] а вы слушаете? Да он же заодно с ментами!
— Хватит лаяться! — прервал пререкания Крест. — По делу базарьте!
И снова послышался невнятный говорок Зеваки. Слова разобрать было трудно, будто он собирался вот-вот зевнуть. За это и получил погоняло. Но в установившейся тишине смысл их, в целом, быт понятен:
— М… в прош-ш-ш-шлую хо-одку… быта у м… Клопа замо-орочка. Я слыхал. Тоже м… была «пред-д-д-ъява». Буд-д-д-то м… пого-он-н-няло у него другое. Только отбрехался он вро-оде.
Сходняк загудел, как растревоженный улей. Когда несколько человек предъявляют такие расклады — дело плохо! Допустим, Черкес с Клопом что-то не поделили и сводят свои счеты, но Зевака-то их раскладов не знает! Значит, с Клопом действительно дело нечисто!
Черкес приободрился, на его тонких губах под усами появилась торжествующая усмешка. Но в дело вмешался Крест:
— Так, ясно. За Клопа кто-то хочет мазу потянуть?
Снова все стихли. Но ненадолго. Из-за спин авторитетов вынырнул Батон. Своего стула ему тут не полагалось — рангом не вышел. Но честный вор обязан всегда говорить правду. И исповедывать принцип: «Сам погибай, а товарища выручай!» По крайней мере так говорится в воровском «законе». Он упрямо набычился и каркающим от волнения голосом выдал:
— Фуфловая «предъява»! Я отвечаю. Спору нет, бухали мы вместе: я, Черкес и Клоп. Только разговору про левые замесы с телками не было. Про волыну с гранатой Черкес базарил. Только его ведь не за ствол взяли! Не сходятся у него концы-то! Зря на Клопа прет!
И снова настроение сходки изменилось. Потому что Батон говорил искренне, его лицо раскраснелось, как будто белое тесто подрумянили в печке. К тому же выходило, что Клоп и вправду не виноват!
— И еще я за Клопа скажу! — продолжил Батон, гордясь тем вниманием, с которым слушали его слова. — Мы с ним фартовое дело провернули, и с нами еще ребята ходили. Клоп сам тему продумал. Все чисто прошло, хабар хороший взяли, поделили по чесноку.[85] Никого не схватили, в кичу не засунули. Все мы здеся, вольные и красивые! Скажи, Круглый!
— Так и было! — подтвердил тот.
— Точно так, — подписался и Стекло. Север солидно кивнул.
