Вот теперь Дмитрий Иванович, наконец, понял, почему ему вдруг так не захотелось спрашивать в школе адрес Волковой. Принятая им мера предосторожности являлась, быть может, недостаточной, но уж никак не лишней.
– Вы, наверное, уже догадались, что мы хотим пригласить вас в нашу студию, – сказал он, убирая в карман ручку и блокнот.
– Ну, я ведь педагог с сорокалетним стажем, – уже откровенно выставляя напоказ в счастливой улыбке искусственные челюсти, расцвела Галина Ивановна. – А педагоги – люди проницательные…
Дмитрий Иванович не обратил внимания на это маленькое хвастовство, в свете уже произошедших и, особенно, ожидающихся в ближайшее время событий выглядящее столь же далеким от истины, как и планета Земля от какой-нибудь Альфы Лебедя или Тау Кита.
– Как я понимаю, вы согласны, – констатировал он. – В таком случае, нам остается уладить всего одну маленькую формальность.
Он достал из кармана чистый носовой платок, встряхнул его, разворачивая, и жестом фокусника набросил на правую ладонь. Этой ладонью он неожиданно и крепко взял старуху за густо наштукатуренное лицо. Пальцы глубоко впились в мягкую, даже сквозь платок бархатистую на ощупь, как шляпка старого гриба, кожу, ощутив под ней угловатые кости черепа. Из-под платка доносилось сдавленное мычание, старуха слабо сопротивлялась – вернее, пыталась сопротивляться, но Кривошеин действовал намного быстрее, чем она соображала. Свободной рукой он распахнул расположенную рядом дверь ванной и, не тратя времени на расчет траектории, сильно, как метательный снаряд, толкнул зажатую в пятерне голову туда.
Старая учительница издала всего один короткий слабый вскрик. Ее пятки зацепились за порог, и, окончательно потеряв равновесие, она с силой ударилась затылком о край чугунной ванны. Дмитрий Иванович услышал характерный хруст и понял, что нужды в дополнительных мерах нет.
Он включил в ванной свет, коснувшись выключателя рукой, по-прежнему прикрытой носовым платком. Старуха лежала на полу, склонив голову к плечу под неестественным углом. Глаза ее были открыты, а из-под седого затылка по кафельному полу стремительно расплывалась лужа крови. Смазанное пятно того же цвета с прилипшими пучками волос виднелось на краю ванны. При отсутствии видимых следов насилия и ограбления картина представлялась очевидной: пожилой человек поскользнулся на кафельной плитке, упал, разбил голову и сломал шею – типичный несчастный случай.
Дмитрий Иванович попятился в прихожую и старательно протер платком дверную ручку. Свет он выключать не стал: никто не умывается в потемках, и ни один покойник не заботится об экономии электроэнергии настолько, чтобы самостоятельно встать и дотянуться до выключателя.
Неожиданно в дверь позвонили. Кривошеин вздрогнул и посмотрел на дверь: он не помнил, чтобы старуха, впустив его в квартиру, запирала замок.
Мгновенно и беззвучно очутившись около двери, он уперся в ее нижний угол носком ботинка. И вовремя: ручка опустилась, и в дверь несильно толкнулись с той стороны. Ручку дернули еще дважды; потом звонок повторился, заставляя нервы Кривошеина вибрировать, как натянутые до предела струны, по которым, как смычком, водят ржавой пилой.
– Ивановна, ты дома? В магазин пошла, что ли? – разочарованно произнесли за дверью.
Голос был женский, немолодой. В дверь снова позвонили, а затем снаружи послышалось удаляющееся шарканье подошв.
Дмитрий Иванович осторожно посмотрел в глазок и успел увидеть синюю кофту и неопределенной расцветки юбку, которые, мелькнув на прощанье, скрылись из вида на лестничном марше, ведущем наверх. Шарканье подошв удалялось со сводящей с ума неторопливостью, отдаваясь эхом в каменном колодце лестничной клетки. Потом где-то наверху зазвенели ключи, хлопнула дверь, дважды клацнул замок, и в подъезде наступила тишина.
Кривошеин перевел дух. Ему доводилось попадать и в куда более крутые переплеты, но то было совсем другое дело. Погибнуть или быть взятым в плен при выполнении задания государственной важности не то чтобы почетно и ничуть не приятно, но, по крайней мере, не позорно. Иное дело быть застуканным на месте убийства беззащитной старухи, совершенного в целях сокрытия ряда других преступлений, самым мелким из которых является соучастие в совращении малолетних детей.
– Чертов урод, – чуть слышно процедил Дмитрий Иванович, сам не до конца понимая, кого имеет в виду: своего работодателя или себя самого.
Он бесшумно выскользнул из квартиры, спустился по лестнице, на ходу убирая в карман носовой платок, вышел в шумный, залитый ярким послеполуденным солнцем двор и нарочито неторопливо зашагал к оставленной за углом машине.
Глава 15
Уже перед окончанием рабочего дня вернувшись в офис, Дмитрий Иванович Кривошеин столкнулся в коридоре первого этажа с системным менеджером. Вместо того чтобы, кивнув, пройти мимо, Сережа его окликнул и даже легонько ухватил за рукав. Пришлось остановиться, хотя в данный момент Дмитрий Иванович отнюдь не горел желанием общаться с кем бы то ни было. Чего ему хотелось, так это поскорее добраться до туалетной комнаты, запереться там и долго, с ожесточением мыть руки с мылом, пока не пройдет это отвратительное, въевшееся в кожу ощущение подающейся под пальцами дряблой старческой плоти и проступающих сквозь нее костей черепа.
Перед глазами неотступно маячило густо, как клоунская маска, припудренное лицо с нарисованными поверх тонкого морщинистого рта алыми чувственными губами и уставившимися в никуда, щедро подмалеванными мертвыми глазами. Вопрос: «За что?» был, как всегда, неуместен, но Кривошеин чувствовал, что он будет мучить его еще очень долго. Ни к селу, ни к городу вспомнилась та женщина-снайпер из некогда братской Прибалтики, которую замучили и утопили в нужнике практически у него на глазах, и еще многое из того, о чем он тщетно пытался забыть.
– Что, Сережа? – спросил он в том дружелюбном, почти товарищеском тоне, которым умные, но далекие от вопросов программирования начальники стараются говорить со своими системными менеджерами.
– Я нашел ту программку, о которой мы говорили, – сообщил компьютерщик. – Кришна кинул ссылку, все скачалось в лучшем виде.
– Кришна? – думая о другом, тупо переспросил Дмитрий Иванович.
– Это прозвище, – пояснил Сережа. – То есть даже не прозвище, а ник.
– Ник, – так же тупо повторил Кривошеин. – О какой, собственно, программке ты говоришь?
– Да как же? – опешил компьютерщик. – Вы же сами сказали: все бросить и искать. Сказали, дело важное, не терпит отлагательств…
Кривошеин мысленно обозвал себя бабой. Что бы ни происходило вокруг, раскисать до такой степени он просто
