— Но ведь это нечестно, — сказала Джери-Ли. — Почему Коллинз не стал слушать то, что я говорила?
В окошке появился полицейский в рубашке с короткими рукавами.
— Выложите "содержимое вашей сумочки на прилавок, снимите кольца, часы, украшения, — сказал он привычно нудным голосом. — Ваше имя, номер?
— Джейн Рэндолф, — ответила она. — А какой номер?
Полицейский, не поднимая глаз от бумаг, ответил:
— Каждый арестант имеет свой номер.
— Номер у меня, — сказал Милстейн и протянул ему лист бумаги, затем пояснил Джери-Ли, стараясь успокоить ее:
— Обычная рутинная процедура.
Она открыла сумочку и высыпала содержимое ее на прилавок. Сняла часы с руки и положила вместе с другими вещами в ту же кучку. Клерк начал записывать каждую вещь в отдельности. Она нервно курила, делая затяжку за затяжкой, и Милстейн заметил, как дрожат ее пальцы.
— Успокойтесь, — сказал он ей. — Я останусь с вами и постараюсь облегчить для вас процедуру, насколько это в моих силах.
Она кивнула. Но он ясно видел, что страх обуял ее всю. В глазах был испуг, тот чисто животный испуг, который ничем невозможно скрыть. Словно в полусне, она подписала опись, протянула в окошко совершенно безжизненную руку, чтобы клерк снял с нее отпечатки пальцев. Потом села перед экраном для фотографирования, подчинилась обыску. И только когда они вместе с надзирательницей подошли к камере, Милстейн увидел, что Джери-Ли как бы окаменела.
Надзирательница открыла дверь, сделанную из стальных прутьев.
— Я должна войти? — спросила Джери-Ли Мил-стейна, невидящим взором глядя внутрь камеры.
Он внимательно посмотрел на нее. В ней было нечто такое, что глубоко трогало его, беспокоило и будоражило. Может быть, потому, что он был совершенно уверен в том, что она сказала ему правду.
Они следили за участниками этого дела уже на .протяжении двух месяцев, и только сегодня возникли крохотные подозрения, что и она могла бы быть соучастницей. Но Коллинзу было наплевать на все человеческое. Он рвался к лейтенантским погонам, а окружной прокурор поддерживал его в этом деле с самого начала. Они оба мечтали раскрутить эту историю с наркотиками на полную катушку — с прессой и телевидением, и им было совершенно безразлично, если в результате кто-нибудь пострадает, даже не будучи виновным.
Милстейн взглянул на часы — было половина восьмого утра. Суд начнет работать через полтора,часа.
— Ладно, — сказал он надзирательнице, — я забираю ее в зал для адвокатов в здании суда и останусь с ней там до начала суда.
Надзирательница относилась к числу тех циничных женщин, которые считали, что полицейские ничем не отличаются от других мужчин во всем, что касается хорошеньких женщин. Ну а если им приходится работать с ними, то сам Бог велел...
— Валяйте, офицер, — сказала она с подчеркнутым равнодушием. — Это ваша территория.
Когда они отошли от камеры, Джери-Ли почувствовала, что у нее от слабости подгибаются колени.
Комната для встреч с адвокатом оказалась маленьким помещением с несколькими жесткими стульями. столом и длинной скамьей, стоящей вдоль стены. Детектив усадил ее на скамью, предложил сигарету и сел напротив нее, закурил вместе с ней.
— Я не могла войти туда, — сказала она, прикуривая от его зажигалки.
— Я не знаю, что бы я с собой сделала...
Милстейн обратился к ней ровным голосом, без особой симпатии. Он просто констатировал ситуацию:
— Рано или поздно вам придется войти в камеру.
— Но может быть, судья отпустит меня! Он умолк и задумался. Она в самом деле совершенно не представляла, что ее ждет. Все процедуры здесь были рассчитаны не на то, чтобы ускорять прохождение дел, а на их замедление.
— У вас есть адвокат? — спросил он, наконец. Она отрицательно покачала головой.
— Вы знаете какого-нибудь адвоката? Она опять покачала головой.
— В этом случае судья сам назначит вам дежурного общественного защитника.
— Это хорошо?
— Во всяком случае, лучше, чем ничего. — Он поколебался — говорить ей об этом или нет, но все же сказал:
— Если у вас есть какие-либо деньги, лучше вам нанять своего адвоката. Окружной прокурор сделает отбивную из дежурного защитника. Он нацелился на громкое дело и не станет ни перед чем останавливаться. Вам нужен юрист с именем, такой, чтобы и прокурор, и судья слушали его.
— Но я не знаю таких.
— Я знаю. Но он очень дорогой, — сказал Милстейн, подумав.
— Насколько дорогой?
— Этого я просто не знаю.
— Какие-то деньги у меня есть... Вы думаете, он согласится поговорить со мной?
— Возможно.
— Вы позвоните ему?
— Этого я не имею права делать. Но я могу вам дать его телефон. Вы можете ему позвонить. Ов как раз сейчас дома. Вам разрешается сделать один телефонный звонок.
Надзирательница вошла в камеру и внесла поднос с завтраком. Джери-Ли посмотрела затравленно на нее, не вставая с койки, на которой она сидела.
— Сколько сейчас времени?
— Двенадцать, — ответила надзирательница, ставя поднос на маленький столик у стены.
Джери-Ли взглянула на тощие сандвичи.
— Я совершенно не хочу есть, — сказала она.
— И все равно следовало бы поесть. Суд не начнется до двух. И до этого вы — так или иначе — ничего не узнаете, — она вышла из камеры, закрыв за собой дверь из стальной решетки.
Прошло уже два часа с того момента, как адвокат ушел от нее.
Высокий человек, одетый неброско в темный костюм, седовласый и румяный, он внимательно выслушал ее, не говоря ни слова. Когда она закончила, он задал ей только один вопрос:
— Вы рассказали мне правду? Она кивнула.
— Это очень важно. Я бы не хотел, чтобы окружной прокурор приготовил мне какой-нибудь неприятный сюрприз.
— Все, что я сказала, — правда. Я готова поклясться.
Он еще раз внимательно посмотрел на нее.
— Пять тысяч долларов, — сказал он наконец.
— Что?
— Пять тысяч долларов — это мой гонорар.
— Но у меня нет такой суммы.
— Простите, — он поднялся на ноги.
— Это большие деньги, — попыталась она протестовать.
— А вы и оказались в большой неприятности, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. — Вы попали в самый центр крупнейшего калифорнийского дела о торговле и транспортировке наркотиков за этот год. Не так-то и просто заставить окружного прокурора и судью слушать.
Некоторое время она молчала, напряженно размышляя.
— У меня тридцать пять сотен на счете в банке. Остальное я могу выплатить, когда начну работать. Он сел.
— Первым делом, мы должны добиться того, чтобы вас выпустили. Затем — чтобы сняли с вас обвинение. Если они включат вас в общее дело и вам придется предстать перед присяжными — вы пропали.
— Почему? Не понимаю. Я скажу им все то, что сказала вам — только правду.
— Не имеет никакого значения — правда это или нет. Вы должны понять, кто сидит здесь на скамьях для присяжных. Это простые работяги: белые, негры, батраки. Как только они узнают, где и как вы работаете, они решат, что вы виноваты. Эти люди считают, что только глубоко порочная женщина станет танцевать обнаженной перед зрителями в таком клубе.
— Но какая разница между теми, кто приходит смотреть на танец голых женщин, и теми, кто танцует? Какая разница между мной и присяжными?
— Те же самые люди, которые приходят в клуб, оказавшись в жюри присяжных, выступят против вас.
— Что же тогда делать?
— Позвольте мне немного подумать, — сказал адвокат. — Ваша чековая книжка с вами?
— Я сдала ее вместе со всеми вещами на хранение. Через несколько минут он вышел от нее, имея чек на тридцать пять сотен долларов и долговую расписку на полторы тысячи.
— Постарайтесь успокоиться, — сказал он уходя. — Думаю, что скоро и сумею вам что-то сообщить.
Ближе к двум часам дня он вызвал ее в комнату доя адвокатов.
— Что случилось? Мистер Колдуэл, говорите! — сказала она нетерпеливо, как только дверь за ней закрылась.
— Я все провернул с окружным прокурором, — ответил он. — Он согласен выделить ваше дело из общего и снять обвинение, если вы обещаете выступить как свидетель обвинения.
— Что это означает?
— Только то, что вы свободны. Все, что вам придется сделать, — это появиться в суде на процессе и рассказать вашу историю так, как вы рассказали ее мне.
— И я могу выйти отсюда прямо сейчас?
— Через несколько минут. Первым делом вы предстанете перед судьей, который должен отдать соответствующие распоряжения, — Так чего же мы ждем?
— Хорошо, — сказал он, — Но запомните: что бы ни попросил вас сделать судья, — соглашайтесь. Хорошо?
Она кивнула. Он постучал в дверь.
— Я хочу вас попросить разрешить мисс Рэндолф подождать здесь несколько минут, пока я не схожу к окружному прокурору и не сообщу ему, что мы готовы предстать перед судом. Вы можете разрешить ей это? — спросил он надзирательницу.
