не в силах вразумительно ответить на этот вопрос, Глеб выбросил его из головы: что сделано, то сделано. Ничего не изменится, если он доложит обо всем Федору Филипповичу завтра или, скажем, через неделю. За это время с лица земли может исчезнуть еще кто-нибудь из тех, кому девушка в восемнадцать лет кажется основательно перезрелой, но что с того? Кто-то заходит помочиться в трансформаторную будку, на дверях которой русским языком написано: «Не влезай – убьет!», кто-то бегает через дорогу в неположенном месте, потому что так быстрее и удобнее добираться от дома до табачного киоска, а кто-то играет с судьбой в русскую рулетку на свой собственный лад, выбирая из всех существующих разновидностей секса именно ту, за которую ему могут свернуть шею. И кто виноват в том, что человека, упорно лезущего на рожон, в конце концов убивает током, давит грузовиком или в один прекрасный вечер в гости к нему заглядывает охотник на педофилов?
Кто угодно, только не Глеб Сиверов.
Проводив генерала, Глеб позвонил домой и немного поболтал с Ириной. Как всегда, когда он звонил из своих частых «командировок», голос у жены был бодрый и жизнерадостный – пожалуй, чуточку чересчур жизнерадостный для того, чтобы ее отменное настроение можно было принять за чистую монету. Глеб и не принимал, но и вдаваться в подробности считал излишним: изменить что-либо все равно не представлялось возможным, и вряд ли было бы лучше, если бы Ирина рыдала в трубку, жаловалась на одиночество и донимала его расспросами. Она многое знала и о многом догадывалась, и то, что эта женщина все еще оставалась рядом, служило лучшим подтверждением ее любви – подтверждением, в котором Глеб порой очень нуждался. Однажды он как бы невзначай обмолвился, что уже давно расстался с прежней профессией платного ликвидатора, и она поверила – ну, или сделала вид, что поверила. Больше они этой темы не касались; считалось, что Глеб, хоть и продолжает работать на генерала Потапчука, но уже в ином, официальном, законном, чуть ли не почетном, а главное, практически исключающем угрозу жизни и здоровью статусе.
Кладя трубку, Сиверов подумал, что, если отбросить пустопорожнюю болтовню и заведомую ложь, их пятиминутный разговор легко уложился бы в пару коротких фраз. Она сообщила, что жива, здорова и соскучилась, он поведал о себе то же самое – вот и все, в сущности, что они могли сказать и сказали друг другу, остальное просто не имело значения.
Чтобы вернуться в рабочую колею, он сварил себе еще кофе и закурил новую сигарету. При этом обнаружилось, что пепельницу давно следовало бы вытряхнуть, что и было без отлагательств проделано. За окном уже стемнело; почти полная луна, взгромоздившись на крышу соседнего дома, нескромно заглядывала в мансарду через неплотно прикрытые планки жалюзи. Глеб повернул ручку, поставив планки вертикально, и инопланетяне, чьими базами, если верить некоторым источникам, густо застроена поверхность Луны, остались с носом.
Перелив кофе в выбранную наугад большую чашку, он вернулся за компьютер. Прикосновение к клавише оживило спящий экран. Глеб глотнул кофе и принялся заново, уже в который раз, просматривать краткое изложение обстоятельств, при которых в разное время и в разных местах погибали столичные педофилы.
Поскольку он уже ничего не искал в этих написанных дубовым казенным языком документах, а лишь напоследок проверял себя, работа не отняла много времени. Представленных на его рассмотрение дел было около полутора десятков. И в целых пяти из них, то есть в доброй трети, так или иначе фигурировал один и тот же человек.
Он присутствовал при том, как заблеванные санитары снимали с окровавленного березового кола бывшего прапорщика Панарина. Он стоял над телом только что вынутого из петли ресторанного лабуха, в прошлом – учителя музыки Серебрякова и спускался в закопченую вентильную камеру, чтобы взглянуть на обугленные останки программиста Нагибина. За ним же числились так до сих пор и не раскрытые дела об убийствах дворника Рахматуллина и сотрудника фирмы, занимавшейся продажей и установкой спутниковых телевизионных антенн, Павла Глотова. Дела эти по всем признакам представляли собой стопроцентные «глухари» и, видимо, именно по этой причине были повешены на молодого следователя прокуратуры Андрея Николаевича Кузнецова – кому же, если не молодежи, портить показатели и получать за это взыскания?
Глеб Сиверов прожил достаточно долгую и насыщенную событиями жизнь, но до сих пор так и не выработал однозначного отношения к такому явлению природы, как совпадение. Мнение старших и более опытных товарищей тоже не помогало решить этот вопрос: одни утверждали, что совпадений не бывает вообще, другие, наоборот, верили, что вся история человечества, не говоря уже о жизни отдельно взятого человека, представляет собой сплошной ряд случайных, порой самых невероятных совпадений. Федор Филиппович в этом вопросе сплошь и рядом противоречил самому себе, становясь, в зависимости от обстоятельств, на ту точку зрения, которая в данный момент представлялась наиболее удобной и полезной для дела. А Глеб в тех редких случаях, когда приходилось принимать участие в обсуждении этой скользкой темы, любил повторять цитату из какой-то книги – какой именно и какого автора, он уже забыл. Помнилось только, что повествование там велось от лица главного героя, который говорил: «Совпадения напоминают резину: когда их слишком сильно натягиваешь, они лопаются».
Так вот, присутствие имени вполне заурядного следователя районной прокуратуры в материалах целых пяти из полутора десятков отобранных для Глеба уголовных дел могло быть результатом простого совпадения. Но если так, это совпадение натянулось уже достаточно сильно для того, чтобы вот-вот лопнуть.
Глеб хлебнул остывшего кофе, закурил еще одну сигарету и откинулся на спинку кресла. Существовала масса способов разузнать, что из себя представляет и чем дышит следователь прокуратуры Андрей Николаевич Кузнецов: расспросить коллег и соседей, установить за ним наблюдение, тайком наведаться в его квартиру… Но времени на все это у Глеба Сиверова явно не хватало; к тому же, ему казалось, что он знает куда более простой и надежный способ узнать, тот это человек, который ему нужен, или не тот.
Зажав дымящуюся сигарету в уголке рта и сощурив один глаз, он опустил руки на клавиатуру. Клавиши мягко застрекотали под его пальцами. Глебу было далеко до Кришны и прочих акул виртуального пространства, но и он кое-чего стоил в этом деле. Кроме того, ему были известны некоторые электронные адреса, пароли и коды доступа, за которые любой хакер без раздумий отдал бы правую руку – если не свою собственную,
