Дрожащей рукой женщина взяла трубку.
– Мама, это ты? – донесся до нее голос издалека. – Это я, Мэйделин. Со мной все в порядке, мама.
Эпилог
Ее рука лежала на плече Мэйделин. Они вместе смотрели на картины Питера Пауля Рубенса.
– Он любил женщин, склонных к полноте, – рассказывала Хелен. – Но по сути он был всего лишь реалистом. Он рисовал женщин такими, какими они были на самом деле и как они выглядят до сих пор.
Мэйделин наклонилась к картине, с восторгом разглядывая ее. С тех пор как она вернулась к матери, она значительно поправилась, и Хелен не упускала возможности показать ей, что на самом деле представляет собой женская привлекательность. Она знала, что болезнь Мэйделин значительно сложнее и что ее ребенок еще не совсем выздоровел, но она делала все, что могла. Ночью Мэйделин спала в одной постели с Хелен, поскольку, едва темнело, к ней возвращались кошмары. И все-таки Хелен считала, что она на верном пути и наслаждалась каждой секундой, проведенной с дочерью. Она позаботилась о том, чтобы Бетти повысили, в результате время, которое она проводила в институте, сократилось.
После того как во время допроса в главном офисе ФБР она решила, что навсегда лишилась дочери, Хелен воспринимала каждый день, который могла провести с ней, как драгоценный подарок.
Во время аварии в Мексике Мэйделин выбросило из пикапа в придорожные кусты, при этом она потеряла рюкзак. Она чудом осталась цела, если не считать незначительных ушибов и царапин – кусты и высокая трава смягчили удар.
Проведя несколько секунд в обмороке, она в состоянии шока сбежала с места аварии и пешком добралась до Акапулько. Только несколько дней спустя, когда ее уже считали погибшей, ей удалось разыскать американское посольство.
– В наши дни должно быть больше таких художников, как Рубенс, – произнес Миллнер. Он улыбнулся Мэйделин и перевел взгляд на картину.
Они медленно двинулись дальше.
– Сейчас, – произнесла Хелен, держа в руках план здания.
Ей не пришлось долго раздумывать, когда Лувр пригласил ее в Париж, чтобы на этот раз по-настоящему провести исследование «Моны Лизы». Ей даже предложили немного отдохнуть вместе с дочерью в столице Франции. А Мэйделин решила, что неплохо бы попросить Грега поехать вместе с ними. Хелен не видела его со времен событий в Варшаве, а Мэйделин так много слышала о нем, что ей не терпелось познакомиться с ним. Кроме того, Хелен хотелось поблагодарить его, хотя она считала, что они друг другу ничего не должны.
Мэйделин заметила еще одну картину Рубенса и побежала вперед. Хелен с улыбкой смотрела ей вслед.
– Замечательная девочка, – произнес Миллнер.
Хелен кивнула.
– Да, – сказала она и с нежностью улыбнулась. – Только вертлявая, как оса.
– Кстати, об осах. Вы слышали, что пчелы поправляются? Количество роев снова увеличивается во всех регионах мира. И все благодаря пробирке, которую вы спасли из лаборатории Вейша. С помощью ее содержимого ученые действительно сумели создать лекарство. Похоже, пчелы избежали смертельной опасности.
– К счастью! – Хелен читала об этом в газетах. – А как поживает ваше плечо?
Миллнер повел им.
– Еще немного не слушается, но ничего, все в порядке.
– Как дела в ФБР?
– Никак. Я получил щедрую компенсацию и теперь подыскиваю другую работу.
– Уже есть идеи?
– Может быть, стану частным детективом. Я всегда мечтал об этом. Кроме того, буду отвечать только за себя. Или открою школу дайвинга на Багамах.
Он рассмеялся, что было ему очень к лицу, по мнению Хелен. Она тоже невольно расхохоталась. Опустив руку в карман, он достал оттуда пакетик с мятными драже. Протянул пакетик ей, но Хелен поблагодарила и отказалась.
– Переключились на леденцы?
Миллнер улыбнулся.
– Я же говорил, что как только уйду из ФБР, сразу же займусь этим. Пока, если нужно, принимаю только аспирин.
– Поздравляю!
Она действительно была рада за него и снова ответила на его улыбку, однако вдруг посерьезнела.
Она решила наконец задать вопрос, который мучил ее уже давно.
– Почему вы не сказали мне в Варшаве о том, что в ФБР считают Мэйделин погибшей? Вы ведь знали об этом, верно?
Грег Миллнер почесал подбородок. Похоже, ему неприятно было вспоминать об этом.
– Да, я знал об аварии. Получил сообщение в поезде, когда мы ехали в Варшаву. Но что я должен был рассказать вам? На тот момент они просто нашли рюкзак Мэйделин и ее паспорт, тела были не опознаны. Возможно, следовало сообщить вам об этом до того, как мы вошли в виллу Вейша.
– Обязательно нужно было это сделать! – В голосе Хелен было больше раздражения, чем ей хотелось бы.
– Я сомневаюсь, что тогда вы смогли бы пройти через все это вместе со мной. Вы были нужны мне, и картина тоже. Я очень хотел поймать этого негодяя, распутать дело. В тот момент ФБР вело расследование против нас, так что рассчитывать на быструю помощь не приходилось.
Миллнер глубоко вздохнул. По всей видимости, этот вопрос волновал его.
– Вероятно, это действительно было ошибкой. Мне следовало сказать вам. Я был очень зол и думал, что вам тоже захочется прижать этого Вейша, если ваша дочь действительно… – Он не договорил. – Когда мы оказались в лаборатории, я решил, что, возможно, нам конец, и подумал: если так и есть, то лучше вам, наверное, погибнуть с мыслью о том, что с вашей дочерью все в порядке.
Хелен выпятила губы, затем резко выдохнула через нос. Такой честности она от него не ожидала. Когда он произнес эти слова, они прозвучали неожиданно жестко.
– Хорошо, что вы не сказали мне об этом в лаборатории, – ответила она, немного помолчав. – Иначе у меня не осталось бы сил бежать после взрыва по тайному ходу, да еще и тащить за собой вас. Но надо было сообщить мне раньше. Сразу же, как только узнали.
Миллнер кивнул.
– Да, я должен был это сделать.
Тем временем Мэйделин изучала следующую картину, написанную не Рубенсом, но зато очень большую.
– Она весьма увлечена искусством, – заметил Миллнер, когда они двинулись дальше.
– Это верно. – Хелен приготовилась задать очередной вопрос, который по-прежнему занимал ее. – Почему вы не сказали ФБР, что это мы своим звонком взорвали бомбу в сумке?
– Это был я, – ответил Миллнер.
– Вы знали, что номер, который дал нам незнакомец, приведет в действие взрывчатку, верно? Поэтому вы и не хотели, чтобы на кнопку вызова нажала я…
Склонив голову набок, Миллнер словно бы размышлял над этим.
– В поезде, когда вы спали, я позвонил с телефона, прикрепленного к взрывчатке, самому себе, и сравнил высветившийся номер с тем, который был написан на листке бумаги. Вот так все и узнал.
Какое-то время они шагали рядом молча. Затем Миллнер вдруг остановился и обернулся к ней.
– И, конечно же, я не хотел, чтобы вы набрали номер и тем самым привели в действие взрывчатку. – Он помедлил. – Вы должны понимать: за всякое убийство приходится расплачиваться. Рано или поздно.
На миг Хелен показалось, что в его глазах что-то предательски блеснуло, но в следующий миг она уже не была в этом уверена.
– Иначе он убил бы нас, – упрямо заметила она.
Сжав губы, Миллнер кивнул.
– Да, пожалуй.
Они снова не торопясь двинулись вперед.
– А кто был тот человек, который дал нам в поезде этот номер?
– Если бы я знал! – вздохнул Миллнер. – Возможно, он работал вместе с Патриком или Павлом Вейшем, но уверенности у меня нет. Было в нем что-то такое…
– Жутковатое, – закончила вместо него Хелен.
Миллнер кивнул.
Они снова помолчали, думая каждый о своем.
– У меня тоже есть вопрос, – наконец сказал он.
Теперь остановилась Хелен, глядя ему прямо в лицо. Он был выбрит, на щеке выделялся шрам. Тем не менее без бороды он выглядел гораздо лучше.
– Когда Патрик Вейш упомянул о том, что «Мона Лиза» из музея Прадо несет тайное послание, вы сказали что-то о «говорящих картинах».
