Ещё вчера они сидели за одним столом, вспомнил Медведчук, пили и смеялись. И даже подрались с Орками. А сегодня Сом лежал с дырой в лице и слипшимися, окровавленным волосами на затылке, с запёкшимся в крови песком и комочками почерневшей речной глины. Это тяжело принималось любыми мозгами.
— Оставить вас? — снова спросил санитар.
— Нет, я скоро уйду. Заберу только личные вещи?
— Конечно, забирайте!
Игорь поднялся и подошёл к Трубачу. Трубач был убит самым первым, пулей в сердце. Всего одной. И казалось, Трубач самим этим фактом был недоволен. На его лице застыла такая горечь и боль, от которой Игорю было не по себе.
Мог ли он предотвратить эти смерти? Он был уверен, что мог. Достаточно было спланировать рекогносцировку, учитывая все аспекты планирования подобных спецмероприятий, на уровне разведывательной или специальной операции, а не прогулки по осмотру местности с целью оценки определения способов её использования и оборудования для предстоящих действий ополчения.
— Можно? — спросил Игорь, подцепив пальцем тесёмку с крестом.
— Пожалуйста, — сказал санитар, предлагая ножницы.
Игорь долго молча разглядывал алюминиевого мертвеца, прибитого к тусклому кресту, потер его большим пальцем и наклонился.
— Прости меня, брат, — сказал он. — И ты, Юра, прости меня! — положил он руку на плечо Сома. Игорь сгрёб все личные вещи в два полиэтиленовых пакета и вышел наружу.
В эту ночь Григорий Грищенко тоже не спал. Не мог сомкнуть глаз, пил водку. По — настоящему, впервые яростно, с горя и со злости. После эвакуации «двухсотого» и двух лёгких «трёхсотых» из района боестолкновения он провёл весь день в штабе, где его с пристрастием допрашивал командир тактической группы, пытаясь понять каким образом, он потерял бойца. Ни командир группировки не мог понять, ни он сам не мог объяснить почему группа разведчиков вступила в бой, если Грищенко полагал, что столкнулся с головным дозором группы противника. И потому Григорий глушил водку без закуски, думая над тем, о чём нередко избегал думать, а именно, что происходит на поле боя, когда сражение окончилось и там больше не свистят пули, не разрываются снаряды, не командует командир и наступает тишина. Он был уверен, что сначала место боя прочёсывают в поисках тех, кому ещё можно помочь — раненым, контуженным, а то и вовсе потерявшимся в бою. А после начинается скорбная работа по поиску, опознанию и сбору тел погибших и умерших от ран и определению дальнейшей судьбы останков тех, кому уже все равно на происходящее и будущее, на боль, на страх и то, как долго они пролежат под открытым небом…
Глубокой ночью пьяный Грищенко вывалился из палатки на воздух с автоматом и выпустил в сторону Донецка магазин злых стальных пуль. В ту же минуту, к нему подскочил сержант, но Григорий с ходу заехал ему прикладом в грудь и добил по спине уже скрюченное повалившееся на землю сержантское тело. Следующим был невидимый удар в челюсть Грищенко из темноты, погасивший затянувшийся тяжёлый день старшего лейтенанта.
Когда Егор проснулся, Маши в палате не было. Не было остатков еды и упаковки, в палате был относительный больничный порядок. Все вещи лежали на своих местах. Егор посмотрел на подушку, на которой спала Маша и обнаружил, что она взбита и нет никаких следов её присутствия. Он тяжело поднялся, тело ужасно болело, кое — как привёл себя в порядок, умылся и выглянул в окно, наблюдая за больничным двором и разглядывая спешащих по разным корпусам пациентов, пока не заметил на въезде в больницу машину Медведчука. Она проехала до больничного корпуса и остановилась под окном.
— Игорь, — удивлённо позвал Егор в окно. — Ты чего тут делаешь?
— Привёз тебе сменные штаны! Взамен вчерашних… Держи! — подал он в окно.
— Я же Пескова просил. Думал, у тебя есть дела поважнее?
— Да, так всё и было, — махнул Игорь рукой. — А потом я вспомнил этот спецназовский бред: никогда не бросай братишку! И — вот я здесь!
Егор искренне рассмеялся, радуясь этому совсем как ребёнок.
— Одевайся, выходи… — предложил Игорь. — Или останешься ещё? Ты там один вообще, или как?
— Один! — смутился Егор.
— Спал один?
— Да.
— Эх, ты! — возмутился Медведчук.
— А что не так — то?
— Знал, что ты контуженный, но, что слепой, не думал? Совсем не заметил, как медсестра на тебя пялилась?
— Как? Как все — с жалостью?
— Ага! — безнадёжно вздохнул Игорь. — Ещё и дурак?! Ладно, выходи, идём, Зарю проведаем!
— Иду, — буркнул Егор себе по нос и добавил. — И никакая она не медсестра, а «зав» терапевтическим отделением… Я табличку на двери кабинета видел!
В отделение реанимации и интенсивной терапии Медведчука не пустили. Егора, собственно, тоже. Интересующий пациент находился в тяжёлом состоянии после операции и посетителям отказали. Пришлось возвращаться назад. Понуро шагая по зеленой территории больничного комплекса, они свернули у одного из отделений, заметили группу вооружённых людей и немного сбавили шаг.
— Знаешь, чьи? — спросил Егор Игоря.
— Ваши, из «эРэФии». Спецназ ГРУ, вроде. Ну, или под их протекцией. Тщательно себя скрывают. Объявились здесь неделю назад — всё, что я знаю. Ну, ещё — что большим составом зашли, половина их там, в Луганске. Хорошо оснащены и экипированы. Ну, это ты сам видишь…
Действительно, их экипировка отличалась от здешней. У каждого бойца была профессиональная гарнитура — ларингофон для рации и кнопкой «толчок к разговору» на лицевой панели разгрузочного модуля, а значит, связи было уделено особое внимание, что говорило о том, что взаимодействие в группе хорошо построено и отлажено. Со знанием дела были укомплектованы лицевые нагрудные панели разгрузочных систем. Обычно, так вооружались страйкболисты, уже знакомые Егору, для них содержание экипировки — хобби, а такие люди тратили на хобби несоизмеримо больше денег, чем зарабатывали. Эти походили под описание тех, кто тратился не жалея. Государство в отношении военных так не поступало. Егор украдкой разглядывал лица бойцов.
«Вряд ли, ГРУшники… И не «Альфа» точно», — лицо крайнего показалось Егору знакомым: хоть и стоял он боком, и люди в военной форме кажутся на одно лицо. — Михалыч? — неожиданно Егор произнёс имя вслух.
Мужчина повернулся на пол оборота.
— Бес?! — вопросительно сказал он. — Ты, что ли?! Егор, ты?
— Я!
— Какого чёрта ты здесь?!
Они обнялись.
— Давно не виделись, брат!
— Да. Очень давно, братишка! — подхватил Бис.
— Наверное, после твоего ранения и не виделись?
— Да, верно…
— Что ты здесь делаешь? — Михалыч выпустил из рук Биса.
— В «Востоке» я…
— В «Востоке»? На хера тебе этот «Восток»? Хотя, знаешь, не важно всё это! Я очень рад тебя видеть!
— Взаимно, брат,
