«Правда», 19.06.2003. Из интервью с отставным офицером Королевских ВМС Джоном Девенпортом:
«— Потом я немножко учился русскому языку и два года служил в России, где был немножко дипломат и разведчик, а также личный враг вашего премьера Никиты Хрущева.
— Даже так?
— Я не был знаком с ним во время его визита на коронацию Елизаветы в Англию в 1956 году на крейсере „Орджоникидзе“, когда на его борту была совершена попытка диверсии английскими подводными коммандос. Но я в то время исполнял обязанности офицера связи с английскими кораблями, которые были ошвартованы рядом с „Орджоникидзе“, — так случилось, что был на его борту незадолго до обнаружения боевого пловца под днищем крейсера, был и после, когда на крейсере и в воде работали ваши легководолазы. А в 1958 году во время приема Хрущева в нашем посольстве премьер-министром Макмилланом меня представили вашему лидеру, как и всех прочих дипломатов. И тогда, подойдя ко мне вплотную, Хрущев неожиданно резко сказал: „Таких, как вы, нельзя пускать в Россию — которые подныривают под наш флот…“ Он все больше распалялся, яростно говорил еще что-то… Я был просто в шоке! Тут подскочил наш посол, успокоил меня и быстро отправил с поручением долой с глаз Хрущева. Позднее мне рассказали, что КГБ, докладывая ему о диверсии, особо акцентировало внимание на моем присутствии на борту „Орджоникидзе“. Хрущев хорошо запомнил мою фамилию и меня, мы встречались еще несколько раз, и он внимательно следил за мной во время приемов.»
Смущает одно — именно после этой истории, в 1956 и было принято решение о создании советского военно-морского спецназа как такового, а конкретно — директивой министра обороны СССР, маршала Г. К. Жукова весной 1956. Хотя отдельные эксперименты в этом направлении проводились ещё до Великой Отечественной войны, равно как и в войну. См. приказ Наркома ВМФ от 11 августа 1941 года № 72:
«1. Сформировать при разведотделе штаба КБФ роту особого назначения в составе 146 штатных единиц, укомплектовав её командирами и краснофлотцами-водолазами, прошедшими специальную подготовку в Военно-морской медицинской академии и Управлении ЭПРОНа.
2. Командиром Роты особого назначения назначить лейтенанта Прохватилова Ивана Васильевича, комиссаром роты — политрука Мащенко Анатолия Федоровича.
3. Для руководства и консультаций по водолазному делу выделить военврача 1 ранга Савичева Илью Ильича.
4. Штат ввести в действие с 15.08. 41 г., формирование роты закончить 25.08.41».
Понятное дело, что романы о Мазуре являются художественными произведениями, Бушков ведь не воссоздает скрупулезную историю СпН ВМФ СССР. Просто иногда замечается.
— бой в Порту
«…Первый пожар был двенадцать лет назад, в месте, которое Мазур даже сам с собой привык называть просто Порт. Потому что секретность была небывалая, превосходившая все прежнее — и, как ему потом мимоходом шепнули по великому секрету, даже обаятельный англосакс Драммонд, инкогнито стоявший за теми, кто пытался группу Мазура отловить, твердый профессионал, даже он так и не просек, с кем конкретно имеет дело. Им сели на хвост уже в Порту, когда семерка возвращалась из чужого пекла, унося невеликий железный чемоданчик-кассету, с бумагами, которые адмиралы одной стороны не обменяли бы и на бриллианты по весу, а адмиралы другой как раз обменяли бы, подвернись им возможность уладить дело чейнджем. Именно там они и нашли Володю Чемякина с крутым местным сержантом — в неузнаваемом почти виде. Случайную группочку „синих аксельбантов“, это устроивших, ребята Мазура кончили наспех, но катер те успели спалить-вместе с аквалангами, подводными буксировщиками и прочей роскошью, предназначенной для потаенного отхода. Получалось насквозь хреново в Порт вот-вот должны были ворваться джипы с погоней, судно-база торчало за пределами территориальных вод, имея строжайшие инструкции в таковые не входить, рация, правда, работала и даже обещала подбросить на выручку корабль правительственных ВМФ, но верилось в это плохо — Мазур помнил, что почти все корабли незадачливого президента заперты в бухте тройной цепочкой морских мин, выброшенных ночью с вертолетов. Такая уж шла игра, флот стоял за президента, авиация — за претендента, а сухопутные силы причудливо раскололись примерно пополам… Он послал Турундаева поджечь емкости с горючим — очень уж удобно были расположены, пылающий бензин отрезал бы мол, где они засели, от всего остального мира. Все понимали, что поджигатель живым уйти не успеет, и Турундаев тоже-но пошел, конечно. И поджег. И получилось все, как Мазур рассчитывал: джипы появились-таки, но охотнички остановились перед стеной огня, понемногу захватывавшей и склады, постреливали наугад сквозь пламя и на двух диапазонах требовали подмоги. Перехвативший их переговоры Морской Змей сообщил, что они вызвали вертолеты, так что развязка-вопрос времени. И они лежали на молу, потому что ничего другого делать не могли, могли только ждать, а стоявшая тут же рация бубнила открытым текстом, хоть и условными терминами радист базы призывал их к бодрости духа, словно ребенка конфетами, прельщал кораблем — и надсаживался до тех пор, пока Морской Змей точным грациозным пинком из положения лежа не сбил рацию в воду, и она потонула, даже не булькнув. А поскольку чудеса на войне нередки корабль пришел, еще издали паля по замаячившим на горизонте вертолетам из носового „Бофорса“, в гавань ворвался серо-стальной, изящно-хищный фрегат шведской постройки под правительственным флагом, лихо отшвартовался у мола, и на него сыпанула здешняя морская пехота — кофейного цвета орелики из одного с президентом племени, в чистеньких „леопардовых“ комбинезонах, свеженькие и даже выбритые, бля…
Ну, наградили, конечно. А за рацию он потом отписывался в четырех экземплярах, как старший группы. Четырежды заверял своей незамысловатой подписью, что данный портативный агрегат инвентарный номер такой-то все же получил непоправимые повреждения в ходе операции, а не продан на знаменитой столичной толкучке. Там, на известном всему континенту базаре, на него и наскочил полуколдун-полуюродивый, каких в столице водилось изрядно, — в удивительно чистом белом балахоне с коричневой вышивкой, ритуальными насечками на щеках, увешанный амулетами, как Брежнев орденами. Долго следовал параллельным курсом, суя под нос то загадочные лечебные корешки, то корявые эбеновые фигурки, порывался гадать, а потом заорал вслед на здешней базарной латыни, дикой смеси семи языков, европейских и окрестных: — Бойся третьего пожара, сотник! Третьего пожара бойся! Если перевести его чин в старинные местные ранги, то Мазур, пожалуй, и впрямь был тогда сотником. Он, как и положено, тут же заложил колдуна резиденту, чтобы проверили как следует, пресловутое местное ясновидение тут замешано, или что-то другое, но результатов проверки уже не узнал: сделавшую свое группу отправили домой, в столице началась заварушка, и с резидентом он больше никогда не встречался — тот был сухопутчиком…»
Комментарий: Если принять условием то, что приключения Мазура в тайге (ОНП) относятся к 1993-94, то операция «Порт» — это 1981-82. В 1982, Мазур действует в Юго-Восточной Азии (ПЗНВ). Однако, есть предположение, что операция «Порт» — это набросок, который Бушков позже использовал для повести «Пиранья: Жизнь длиннее смерти». (похожие моменты: охота за бумагами, бой в порту, помощь эсминца)
— охрана вождя Иноквати
(предположительно Африка, поскольку фамилия по звучанию похожа на африканскую)
«…беднягу Иноквати изрешетили из дюжины стволов так, что и хоронить было нечего…»
ВП
— служба у генералиссимуса Олонго
(предположительно Западная Африка)
«…генералиссимус Олонго вообще пропал без вести после того, как мятежники ворвались в столицу. Точно известно, что улететь он не успел, последний правительственный самолет „симбы“ спалили в ангаре, и пешком выбраться из города ни за что бы не смог, очень уж был приметен, болван восьмипудовый, наставил своих бюстов на каждом перекрестке, а все монеты украсил собственным горделивым профилем…»
ВП
«… „Шилонга! — форменная молния сверкнула у Мазура в мозгу. — Ну конечно же, Шилонга!“ Начальник охранки давным-давно забытого генералиссимуса Олонго, президента по названию и диктатора по сути, при дворе которого Мазур в свое время оказался по служебной необходимости, когда этот африканский прохвост еще не рассорился насмерть с Советским Союзом и старательно изображал твердокаменного марксиста. Сухонький, незаметный, бесшумно передвигавшийся Морис Шилонга, единственный из местного политбюро, кто сумел смыться из столицы, когда повстанцы ее заняли — впрочем, это случилось гораздо позже, но все равно…»
