Ознакомительная версия.
Цыган вздохнул, глядя на это пиршество. В группе сухой закон царил строжайший. Зато, к ожиданию Фауста, жратвы было завались – стандартные армейские сухпаи, жареная картошка, купленные недалеко от расположения части зелень, помидоры и абрикосы.
– Ну, за встречу, – штабной майор поднял стакан.
После второго стакана, тоже пролетевшего мимо спецназовцев, Ник как бы невзначай бросил:
– Ну что, братки, будем воевать?
– А как же, – икнул штабной майор, занюхивая стопку половинкой свежего помидора.
– По-взрослому? – спросил Цыган, это была его любимая фраза, которая прочерчивала раздел между праздным бесполезным времяпровождением и настоящей работой.
– А это вопрос…
Спецназовцы привычно вросли в быт группировки. О полноценных тренировках речи здесь не могло идти – не было подходящей материально-технической базы. Но Ник поддерживал группу в боевом состоянии. Часы пролетали за изучением вероятного театра военных действий, хотя его все и так знали отлично, особенностей рельефа местности, ее характерных ориентиров. Ну а также повторяли в сотый раз необходимые премудрости из взрывного дела, работу со средствами связи. Ну и отработка навыков рукопашного боя, психотренинг – куда же без них!
Потянулось ожидание. В группировке напряжение все росло. Один за другим садились транспортные самолеты с войсками. Приходили составы с боевой техникой. Войсковые подразделения рассредоточивались вдоль границы с Ичкерией.
У квартировавших рядом офицеров-связистов был телевизор с выведенной наверх антенной. Все ждали новостей, но телевизор давал их весьма дозированно. Поэтому их заменяли слухи. Притом самые невероятные, из которых тот, что начинается третья ичкерская война с участием вооруженных сил третьих стран, – самый безобидный.
И вдруг неожиданно будто плотину прорвало. Новости посыпались как из рога изобилия. Десантники сидели у связистов в палатке и смотрели репортаж, как Верховный Совет Ичкерии объявляет независимость от России и взывает к международному сообществу: «Спешите признать новое государство и образумить Россию во избежание большой крови. Северный сосед готов нарушать любые международные нормы, в том числе о праве наций на самоопределение. Однако вайнахский народ готов полечь до последнего, но не допустить, чтобы сапог захватчика топтал земли предков».
– Все, доигрались, суки, – воскликнул Цыган, подавив желание врезать кулаком по экрану телевизора. – Что и требовалось доказать…
– Ничего, ядрён-батон, – отмахнулся Фауст, проглотив кусок серьезного бутерброда. – Всех замочим.
– Ага. Сейчас вот пожрем и всех их по кочкам разнесем. И вообще, если… – Акула не договорил, его прервал зазвонивший в кармане мобильник.
– Светулик, дорогая, – фальшиво воодушевленным голосом воскликнул он. – Я в командировке. В Москве. Мы получили новую партию товара. Какого товара? Да нет, я имею в виду исковое заявление…
С утра до вечера Акуле звонили девки. Он расписывал в красках причину своего срочного отъезда, а так как он всем врал о роде своей деятельности – то он бизнесмен, то юрист, – в результате порой окончательно запутывался, что и кому врать.
– Блин, выброшу телефон! – отложив видавший виды надежный «Сименс», с чувством произнес он. – Денег не напасешься.
– Юрист, – усмехнулся Цыган.
– Не воякой же представляться. Не котируется…
– Не котируется…
– Ну да, – улыбнулся Акула. – Я гляжу на мир через прорезь автомата. А гражданские недомерки – через щель банкомата.
Двое связистов с интересом смотрели на это театральное представление.
Не успел Акула дать отбой, как телефон зазвонил снова. Но тут лицо его расплылось в блаженной улыбке.
– Как там моя лапочка? Как там моя маленькая? Ну, дай ей трубку… О, голос подает.
Это звонила очередная его любовница. Но многообещающее слово «лапочка» относилось не к ней, а к Клеопатре – любимой длинношерстой таксе Акулы. Уезжая в командировки, он оставлял ее на очередную свою особо приближенную любовницу.
– Ты ее сухим кормом не перекармливай… Свежее мясцо давай… И с поводка не спускай… Слышишь, с поводка не спускай… Поняла, Риточка? Я тебя целую… Дай Клепе трубочку, пускай еще в нее порычит…
На третью ночь Ника вызвали в разведотдел. Там он поприсутствовал при беседе офицеров из разведотдела группировки с капитаном внутренних войск, тем самым, который с остатками солдат со своего блокпоста вышел к Дагестану.
– Можете меня судить, – все время повторял капитан. – Но я не мог удержать блокпост.
– Никто вас не собирается судить, – говорил начальник разведотдела, седой полковник. – Вспомните еще один момент…
С него выцеживали информацию уже по капельке. Все было важно, каждая деталь. И Ник вникал в детали, впитывая информацию, как губка.
Из рассказа капитана он понял больше, чем изо всех информационных сообщений, справок, сплетен и слухов. Ему стало совершенно ясно, что мятеж был не только заранее спланирован, но и готовился долго с привлечением хороших специалистов. Слишком слаженно и четко у них все прошло. Ощущалась легкая рука мастера.
Еще Ника волновала цель, с которой его пригласили на эту беседу. Вывод напрашивался однозначный – группу готовят к заброске и вводят в курс происходящего на вражеской территории. Притом заброска будет в самое ближайшее время…
Как в воду глядел. К пятнадцати часам следующего дня всю группу вызвали в штаб. Встретил их тот самый лысый здоровенный подполковник, с которым они познакомились на взлетной полосе по прилете в группировку.
– Товарищи офицеры, – поднялся подполковник и вытянулся по струнке.
Спецназовцы поднялись и тоже вытянулись по стойке смирно, не особо рьяно, более вальяжно – положение псов войны обязывает.
В комнату вошел заместитель командующего группировкой генерал-лейтенант Суриков. Цвет лица у него был нездоровый, сам осунувшийся – видимо, со сном и здоровым образом жизни ему в последнее время не особо везло.
– Ну что, орлы, десантники, – не слишком радостно улыбнулся генерал. – Готовьтесь к глубокой заброске…
Он встал перед группой, покачиваясь с носков на каблуки. Обвел всех тяжелым взором. И отчеканил:
– Группа, слушай боевой приказ…
Ичкерия бурлила.
По республике как цунами катились стихийные митинги, в которых ощущалась вовсе не стихийная, а организующая и направляющая сила. В столице Ичкерии городе Грозном с утра до ночи митинговали в поддержку свободы и Парламента, а также высокоуважаемого главы Ичкерии Ибрагима Ахмедханова. В глазах рябило от зеленых повязок, портретов убиенного Президента Тайсумова и здравствующего Ахмедханова. Стоял гул голосов, вырывающийся из тысяч глоток. Вся эта вакханалия сопровождалась салютом из огнестрельного оружия – грохот стоял оглушительный. На «КамАЗ», кузов которого заменял трибуну, один за другим взбирались все новые ораторы, пытавшиеся в мегафон перекричать толпу.
– Смерть тем, кто войдет на нашу святую землю!
– Смерть русским собакам!!!
В поддержку оратора салютовали все согласные с этими утверждениями, а согласны были все.
– Не посрамим нашей славной истории. Горцы били и будут бить завоевателей!
Тут уже сам оратор от избытка чувств из «стечкина» палит в воздух.
– Очистительный огонь джихада, вспыхнувший здесь, разгорится по всей России. По всему миру!!!
И обещания. Обещания. Обещания… Завораживающая картина ближайшего будущего. Единое исламское государство от Черного до Белого моря. Поверженная Россия. Освобождение томящихся под игом иноверцев мусульман и погибель всех неверных. Свобода, свобода, свобода…
Опять грохот очередей…
Под шумок, пока еще робко, началась раздача оружия гражданам, верным идеалам свободного исламского государства, а таких оказалось немало (в основном их привлекали обещанные дивиденды от смены власти да возможность пограбить всласть). Стволы извлекались из схронов, которые не удалось откопать федералам во время двух войн. Раздавались с милицейских и фээсбэшных складов… Оружие, оружие.
– Все на защиту свободы Ичкерии!
Сама территория республики кроилась лоскутами. Где-то мятежники установили полный контроль. Где-то инициативы новых властей вызывали у местного населения здоровый скепсис. В ряде сел и городков жители наотрез отказывались признавать новую власть.
В поселке Осиновском собрался многочисленный митинг. Это было приграничье со Ставропольским краем. Местные жители издавна были достаточно лояльны к русским соседям, жили своими интересами и принципиально не лезли ни в какие конфликты. К смене власти отнеслись как к стихийному бедствию – мол, конечно, землетрясение тряхануло сильно, но нас вроде не затронуло, и пошли все к шайтану.
– Ахмедханов сильный. Ахмедханов умный. Пусть он победит русских. А мы посмотрим. Это не наша забота! – заявил глава администрации, собрав своих сотрудников вместе с уважаемыми людьми. Возражений не последовало. Нового главу Ичкерии в этих местах никогда за авторитета не признавали, как, впрочем, и ныне покойного Президента Адама Тайсумова.
Ознакомительная версия.
