Водитель помахал рукой конному полисмену, дежурившему неподалеку.
Закрыв глаза, Эви прокрутила в памяти события последнего часа. Перрон. Зеркало у аптеки. Сэм Лойд. Сэм… Ее пронзила догадка – вот в чем причина такой внезапной страсти! В вас есть что-то эдакое – целых двадцать баксов. Еще и дня не провела в городе и уже дала себя прокатить.
– Вот сукин… – Эви коротко и смачно выругалась, повергнув водителя в почти благоговейное молчание. Кипя от гнева, она выдернула заветную десятку из-за ленты шляпки, получила сдачу и захлопнула дверцу такси за собой.
– Эй, – окликнул ее водитель. – А как насчет чаевых?
– Сегодня не ваш день, – парировала Эви. – Хотя постойте: никогда не целуйтесь со странными незнакомцами на Центральном вокзале!
Эви постучала дверным молотком в виде орлиной головы и стала ждать. Табличка у дверей гласила: «Здесь самые смелые мечты и надежды нации воплощены трудом человеческим и вознесены на крыльях ангелов». Но оказалось, что ни люди, ни ангелы не собираются ей открывать, поэтому Эви вошла внутрь без спроса. Внутренняя отделка оказалась помпезной: черно-белые мраморные полы, обитые деревянными панелями стены с замысловатыми канделябрами, высокие потолки с затейливыми фресками, на которых полчища ангелов наблюдали за солдатами Свободы. В пыльном воздухе стоял затхлый запах. Цокая каблучками по каменному полу, Эви прошла в глубь здания.
– Эй? Дядя Уилл?
Широкая резная лестница изгибом поднималась на второй этаж, залитый светом из огромного окна с заляпанными стеклами, и скрывалась из поля зрения. Слева виднелась угрюмая гостиная с закрытыми шторами. Направо раздвижные двери вели в запыленную столовую, где, очевидно, уже давно никто не сиживал за огромным обеденным столом с тринадцатью стульями, укрытыми дамастовыми простынями.
– Ну и дела, – прошептала Эви. – Здесь что, кто-то умер?
Она продолжила экспедицию по дому и наконец набрела на вытянутое помещение со стеклянными витринами. За ними виднелись какие-то предметы.
– А это, наверное, и есть экспозиция Музея Зловещих Страшилок…
Она подходила к витринам, читая этикетки.
ТАЛИСМАН ГРИ-ГРИ [19] И КУКЛА ВУДУ. НОВЫЙ ОРЛЕАН, ЛУИЗИАНА
ФРАГМЕНТ КОСТИ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО РАБОЧЕГО, ИЗВЕСТНОГО КИТАЙСКОГО МАГА. СЕВЕРНАЯ КАЛИФОРНИЯ, ЭПОХА ЗОЛОТОЙ ЛИХОРАДКИ
ХРУСТАЛЬНЫЙ ШАР, ИСПОЛЬЗОВАННЫЙ В СЕАНСАХ МИССИС БЕРЕНИС ФОКСВОРФИ. ПЕРИОД АМЕРИКАНСКОГО СПИРИТУАЛИЗМА, ОК. 1848 ГОДА, ТРОЯ, НЬЮ-ЙОРК
ОХРАННЫЙ ТАЛИСМАН ПЛЕМЕНИ ОДЖИБВЕ, ВЕЛИКИЕ ОЗЕРА
АМУЛЕТЫ ЗАКЛИНАТЕЛЯ ХУДДУ. БАТОН-РУЖ, ЛУИЗИАНА
ФРАНКМАСОНСКИЕ КНИГИ И ИНСТРУМЕНТЫ. ОК. 1776 ГОДА, ФИЛАДЕЛЬФИЯ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ
Неподалеку красовалась подборка фотографий призраков: расплывчатые фигуры, легкие, как кисейные занавески на ветру. Какие-то странные марионетки, живот чревовещателя, колдовская книга в кожаном переплете. Книги по алхимии, астрологии, нумерологии, магии худду и вуду, спиритизму, целительству. И несколько томов с описаниями всех сверхъестественных происшествий в Америке начиная с XVII века.
На столе лежал раскрытый «Дневник Мерси Прауд». Эви разглядывала страницы так и эдак, пытаясь привыкнуть к старинному почерку, и начала читать вслух:
– Я вижу духов, мертвых людей. За это меня прозвали ведьмой…
– Ее повесили. Ей едва исполнилось семнадцать.
Вздрогнув от неожиданности, Эви обернулась. Из темного угла вышел высоченный парень с широкими плечами и светлыми, пепельно-русыми волосами необыкновенного оттенка. Из-за игры света и тени от старинной люстры он на мгновение показался Эви суровым ангелом, сошедшим с фрески эпохи Возрождения, чтобы покарать заблудших.
– А какое преступление она совершила? – робко спросила Эви, когда голос к ней вернулся. – Она что, джин превращала назад в воду?
– Она просто была не такой, как все. Вот такой смертный грех. – Он протянул ей руку для короткого рукопожатия. – Меня зовут Джерихо Джонс. Я работаю на твоего дядю. Он просил составить тебе компанию, пока будет читать лекцию.
Так вот он, тот самый Джерихо, по которому так сохнет Мэйбел!
– О, я столько хорошего о тебе слышала! – выпалила Эви, не успев подумать. Мэйбел ее убьет. – То есть дядя так тебя хвалит, он говорил, что без тебя как без рук…
Джерихо отвел глаза в сторону.
– Что-то я очень сомневаюсь. Может быть, небольшую экскурсию?
– Это было бы шикарно, – солгала Эви.
Джерихо поводил ее по пыльным, заброшенным комнатам с коллекциями непонятных полуразвалившихся финтифлюшек, где она с трудом сохраняла вежливо-заинтересованную улыбку.
– И последний, но не наименее важный пункт, в котором мы проводим большую часть времени, – рабочая библиотека.
Когда Джерихо распахнул двери красного дерева, Эви невольно присвистнула. Такого ей видеть еще не приходилось. Комната будто перенеслась сюда по ошибке из мрачного волшебного замка. Огроменный камин занимал почти всю противоположную стену. Мебели тут стояло немного, но зато какая она была! Старинные кресла коричневой кожи с высокими спинками и благородными потертостями, только добавлявшими шика, несколько винтажных резных деревянных столиков с зелеными лампами для чтения, испускавшими мягкий приглушенный свет. В комнате была надстроена галерея, ломившаяся от книжных полок. Эви по-птичьи вытянула шею, чтобы как следует все разглядеть. Потолок высотой не меньше шести метров просто поражал воображение. На нем красовалась панорама американской истории: вот пуритане в черных шляпах выносят приговор стайке напуганных женщин, индейский шаман всматривается в костер, целитель, в одной руке сжимающий клубок змей, другой касается лба больного. Седые отцы-основатели подписывают Декларацию независимости, а темнокожая рабыня держит в поднятой руке корень мандрагоры. А сверху над всем этим витали ангелы и демоны, наблюдали и словно ждали чего-то.
– О чем ты думаешь? – поинтересовался Джерихо.
– Я думаю, что дизайнера всего этого безобразия надо было уволить без промедления. – Эви плюхнулась в кресло и поправила шов на чулке. Ей не терпелось выбраться на волю, встретить Мэйбел и разведать город. – Дядя еще долго будет занят?
Джерихо пожал плечами, затем сел за стол и вытащил книгу из большой стопки.
– Прекрасный исторический обзор колониального мистицизма – если пожелаешь провести время за книгой.
– Нет, благодарю. – Эви с трудом подавила желание закатить глаза. Она не могла понять, что Мэйбел увидела в этом парне. И сейчас этот зануда снова собирался приняться за работу – никаких сомнений.
– Слушай, – понизив голос, спросила она, – у тебя ведь с собой нету огненной воды?
– Огненной воды? – переспросил Джерихо.
– Ну, бормотухи какой-нибудь, вискаря, выпивки? – безуспешно пыталась Эви. – Джина?
– Нет.
– Я не привередлива. Могу согласиться и на бурбон.
– Я не пью.
– Тогда ты должен был уже умереть от страшной жажды, – засмеялась Эви, но Джерихо ее не поддержал.
– Что ж, мне нужно работать. – Он прошел к дверям. – Располагайся поудобнее. Дядя должен скоро подойти.
Эви повернулась к чучелу медведя-гризли, нависшему над камином.
– И у тебя тоже, наверное, не найдется выпивки? Может быть, в другой раз?
Складывалось ощущение, что, кроме Джерихо, в музее не было ни одной живой души. Эви была голодна, ей хотелось пить, кроме того, она была обескуражена тем, с какой легкостью дядя оставил ее предоставленной самой себе, даже толком не поздоровавшись. Если она хочет прожить в Нью-Йорке, похоже, придется научиться заботиться о себе самой.
Эви похлопала медведя по пышному меху.
– Прости, приятель, но я оставлю тебя одного.
Она отправилась на поиски съестного. Услышав мужские голоса, она пошла на звук и оказалась в большом зале, где за кафедрой стоял дядя Уилл в серых брюках, жилете, сером галстуке и рубашке с закатанными до локтей рукавами. Волосы его от возраста пожелтели, кроме того, он отпустил небольшую бородку.
