«Сухой» и «лайтнинг» кружились среди вершин и хребтов всего несколько минут, но у Казака уже начало мельтешить в глазах от мелькающих в какой-то сотне метров снизу земли, скал, деревьев. Он чувствовал, что скоро не выдержит и либо врежется в землю, либо уйдет вверх, где преимущество американца станет явным.
«Как сказал тогда Момчило: русские слишком любят жить?» – мелькнуло воспоминание – и помогло решиться.
– Вперед! – вслух скомандовал себе Казак и снизился чуть ли не до высоты сосен, покрывающих склоны. – Теперь по долине, «лайтнинг» сзади, хорошо, оба склона загибаются…
И сразу за плавным поворотом возникла крутая стена новой горы, той самой, в которой с другой стороны было вырублено скальное укрытие. Заранее знав об этом препятствии. Казак взял ручку на себя, поднимая самолет буквально на дыбы и почти задевая воздухозаборниками верхушки деревьев… Нет, не почти. Лишние доли секунды, на которые Казак передержал свой СУ-37 в горизонтальном полете, сыграли роковую роль. Острая кромка воздухозаборника как ножом срезала несколько вершин вековых елей, а могучий поток воздуха засосал их к двигателям. Тяга двигателей резко упала, и самолет затрясся, как в лихорадке.
Если бы подобное разрушение произошло в горизонтальном полете, с большой скоростью, то СУ-37 сохранил бы способность лететь. Но когда самолет круто поднимается вверх, каждый килограмм тяги на счету, и ее резкая потеря неминуемо ведет к катастрофе. Казак это знал и, поняв, что теперь выход у него остался только один, убрал ноги с педалей и потянулся рукой к красной скобе катапульты.
…Огромный купол парашюта с сильным рывком развернулся над головой Казака, и летчик завертел головой, пытаясь сообразить, куда его несет ветром. Но первое, что он увидел, было не на земле, а в воздухе – уходящий F-22, целый и невредимый! Казак внутренне сжался, ожидая, что американский истребитель вернется, чтобы расстрелять подбитого летчика, но пилот «лайтнинга» разворачиваться не стал, а продолжал удаляться, время от времени то кренясь, то выправляя крен. «Наверно тоже кустиков подстриг маленько, – подумал Казак. – Только ему, гаду, повезло больше».
Казаку было бы легче на душе, если бы он знал, что уходящий «лайтнинг», тоже получил повреждение в этом бою. Маленький осколок повредил топливную магистраль, и «лайтнинг» рухнул, не долетев до своей базы десяти километров.
* * *
Корсара спасала только маневренность СУ-37, хотя порой ему казалось, что поврежденный самолет утратил это качество и успевает уйти из-под удара лишь в последнюю секунду. Сам Корсар тоже несколько раз пытался атаковать какой-нибудь из F-22 – самолеты, сходные с его СУ по своим характеристикам. Но машина русского летчика была повреждена, и возможности нанести ответный удар ему так и не представилось.
Знакомый пейзаж внизу подсказал, что время наконец пришло. Корсар вывел самолет из очередного виража и решительно кинул его вниз. «Пусть думают, что я струсил или что в меня попали!» И в этот момент в него действительно попали. Несколько снарядов 20-миллиметровой пушки прошили на излете правое крыло «сухого», перебив несколько трубопроводов и электрожгутов. Дублирующая гидросистема не дала самолету Корсара потерять управление, но ручка мгновенно потяжелела, и маневр уклонения получился вялый.
«Доигрался! Ничего, спокойно, еще ниже… Ну, братушки, где же вы? Должны быть где-то здесь!» Два «лайтнинга», красивым уступом преследовавшие СУ-37, тоже снизились, готовясь добить подраненную добычу. Под ними проносились обожженная земля, неубранные поля, островки сгоревших сел. Вдруг навстречу американским самолетам откуда-то снизу потянулись желто-красные трассы, и Корсар с радостью увидел – на пригорке возле одного из сел стоял с пусковым контейнером старой «Стрелы» на плече маленький человечек.
С земли по американским самолетам стреляли и из автоматов, и из винтовок, и даже из пистолетов, стреляли сербские солдаты, которые готовились отразить здесь последнюю атаку, отразить или погибнуть.
Первый F-22, пролетевший через шквал огня, не получил видимых повреждений – он просто плавно снизился и врезался в каменистую землю, превратив невысокий пригорок в подобие пробудившегося вулкана. Пилот второго «лайтнинга» легко уклонился от «Стрелы» и, не обращая внимания на огонь с земли, выпустил в сторону самолета Корсара последнюю ракету, а затем, не отслеживая ее полета, повернул в сторону, одновременно набирая высоту.
Маневр оказался для него роковым – на холме, рядом с потемневшей от времени белокаменной часовней при кладбище, стояла замаскированная самоходная зенитная ракетная установка, та самая, которую сняли с передового рубежа защиты горного аэродрома и отправили на фронт вместе с ее экипажем.
Сидевший на месте командира расчета Славко, богатый племянник богатого дядюшки, купивший эту машину на собственные деньги, злобно смотрел на приближающиеся самолеты. Он вручную управлял положением контейнеров с ракетами, держа их постоянно нацеленными в сторону «лайтнинга» и в то же время осознавая, что ни одна ракета все равно не сумеет попасть в такую цель… Вот если бы этот самолет был не на фоне земли!
Но тут выстреливший по Корсару истребитель начал набор высоты, и его очертания четко обозначились на фоне неба. Лужице, не веря своей удаче, мгновенно воспользовался ситуацией и скомандовал: «Пуск!» – ведь ракеты его комплекса были оснащены фотоконтрастной системой наведения, ауж что может быть контрастнее распластанного силуэта «лайтнинга»?
Два взрыва прогремели в воздухе почти одновременно, оборвав собой свистящий рев реактивных двигателей, и две дымные кляксы повисли в воздухе. Из одной вывалился СУ-37, а вернее то, что от него осталось, и в сторону от падающего самолета отлетел маленький черный предмет, над которым через несколько секунд расцвел купол парашюта. А на том месте, где выпущенные Славко ракеты настигли F-22, парашют так и не появился. Лишь через несколько дней был найден изуродованный труп пилота. Он сумел катапультироваться, но тросик вытяжного парашюта перебил осколок «Стрелы».
Авианосное соединение. Данные перехвата Генерал-лейтенант Джозеф Харбергер мрачно смотрел прямо в лицо сидящего напротив полковника, который отвечал за снабжение сражающихся на суше частей боеприпасами. Полковник под взглядом генерала чувствовал себя очень неуютно и на всякий случай перебирал в уме ошибки, сделанные им за время операции «Горец», лихорадочно готовя объективное оправдание каждой из них. Впрочем, он понимал, что сейчас начальству не до него.
Беспокоился снабженец зря. Ему просто не повезло – он, в общем-то, случайно оказался сейчас в большой кают-компании авианосца «Теодор Рузвельт», превращенной в место штабных совещаний, и случайно же его место оказалось напротив командующего. Харбергеру действительно было не до проблем со снабжением, и его недобрый взгляд не был адресован кому-то конкретно, а лишь отражал общее настроение генерала.
Только что державшийся на почтительном расстоянии от места боя АВАКС передал, что его РЛС отследила падение третьего бомбардировщика из тех шести, что выделило стратегическое авиационное командование для проведения «провокационного» налета на горы Шар-Планина. Кроме того, служба перехвата на самом авианосце продолжала фиксировать активный радиообмен на частотах, используемых в приемо-передающих станциях русских истребителей.
На компьютерной карте, высвеченной на проекционном экране, тоже отражалась воздушная обстановка, но изменения там происходили с небольшой задержкой. Вот и теперь, несмотря на доклад с самолета-наблюдателя, В-52 Ника Риверса продолжал возглавлять группу бомбардировщиков. Его отметка погасла только через полминуты после того, как в небе над Сербией пересеклись пути двух ветеранов Вьетнама. Погас и красный символ одного из «сухих».
– Это что? Три бомбардировщика потеряны за один сербский истребитель? – не выдержал Харбергер. – Чем заняты «лайтнинги»?!!
Командир авиационного крыла «Рузвельта», который втайне радовался, что там, над горами, дерутся не его подчиненные, пояснил:
– Судя по всему, им сейчас тоже несладко… Похоже, они таки выманили из укрытия ту эскадрилью асов-наемников, о которой нам постоянно твердит разведка. Наверное, против нее мы выделили слишком мало сил.
«Мы выделили! – зло подумал Харбергер. – Сам и выделил. Упирал на то, что малозаметные F-22 пощелкают сербские СУ как орехи. А виноват всегда я… Так, а это что? „Лайтнинг“ сбит?!!!» На самом деле на схеме были отмечены уже два потерянных истребителя, но генерал не заметил второго, разбившегося после тарана Деда, и никто из присутствовавших офицеров не осмелился обратить на это внимание шефа.
Тем временем бомбардировщики легли на обратный курс, и над горами остались лишь пять самолетов – два сербских СУ-37 и три F-22. Две машины вскоре снизились настолько, что локаторы АВАКСа их потеряли и сопровождали теперь только три уходивших в сторону замершего сербско-боснийского фронта. Но вот и они пропали из поля зрения.
