При этом я ощущал примерно такую усталость, какую должен был испытывать после получасового лыжного пробега с приличной скоростью по сильно пересеченной местности. И дыхание сбилось, и ноги побаливали от напряжения. Сильно захотелось сесть на снег и передохнуть.
Теперь я не сомневаюсь, что, поддавшись этому искушению, не дожил бы до утра. Меня нашли бы в свежемороженом виде, точно так же, как многих других, расставшихся с жизнью в этой проклятой зоне. Сел бы, ощутил комфорт, провалился бы в сон… и, конечно, не проснулся бы.
Тогда, непосредственно на развилке, у меня время от времени появлялось ощущение, что, если я присяду отдохнуть, ничего страшного не случится. Но я все-таки сумел запретить себе это расслабление. И повернул на сей раз на другую лыжню, ведущую «вправо и вверх».
Здесь все было по-иному, не так, как на первой лыжне. Я угодил на тяжелейший подъем. Причем временами мне казалось, будто там, впереди, куда смотрели мои глаза, лыжня поднимается чуть ли не отвесно в гору и двигаться по ней будет бесполезно — съеду обратно, никакой мех, приклеенный снизу на лыжу, не удержит. Когда я в первый раз увидел этот обман (скорее опять-таки обман мозга, а не зрения), мне очень захотелось повернуть обратно. Наверно, если б я это сделал и вернулся на развилку, то неведомой силе, морочившей мне голову, было бы легче «уговорить» меня присесть, отдохнуть, поразмыслить… С последующим плавным превращением в окоченевший труп. Но я, глядя на этот невероятный уклон подъема, все же нашел время посмотреть себе под ноги. И увидел, что там, где я сейчас иду, уклон совсем небольшой. Решив из чисто спортивного интереса дойти до того места, где лыжня якобы круто уходила в гору, я прошел сперва десять, потом двадцать, после еще пятьдесят метров без остановок и обнаружил, что никакой кручи впереди нет. Еще раза три возникала эта наведенная галлюцинация, но с каждым разом эффект ее воздействия был все слабее.
Более того. Постепенно, по мере того как я начинал понимать, что искаженная картина навязана мне кем-то извне, что какая-то сволочь иноземная… то есть — тьфу ты! — инопланетная целенаправленно заполаскивает мне мозги, дабы я видел то, чего нет, и не видел того, что есть на самом деле, сила этого внешнего воздействия ослабла. Через полчаса я уже перестал видеть впереди сверхкрутые подъемы. Мой мозг, вероятно, самостоятельно перенастроился и стал активно противодействовать внушаемым галлюцинациям. Он словно бы острой шашкой разрубал накатывавшее наваждение, разметывал дурь и муть, лезущие в голову, и заставлял меня видеть мир таким как есть.
Конечно, погань, ползущая от «Черного камня», вовсе не собиралась сдаваться без боя. Судя по всему, этот super-Black Box имел в своем загашнике еще не один прикол, предназначенный для давления на мою психику. После того как ему стало ясно, что на искажение восприятия рельефа местности (типа подъема лыжни на отвесную кручу) наполнитель моей черепушки больше не реагирует, «Черный камень» стал показывать мне тупики. Два раза с интервалом в десять минут у меня проскальзывало ощущение, что просека с лыжней обрывается, упершись в сплошную стену деревьев, и дальше пути нет.
Но мозг, приспособившийся работать не хуже дешифратора Лопухина, уверенно говорил: «Лажа! Туфта! Чушь собачья! Топай, как топал». И подъехав туда, где якобы заканчивалась лыжня, я обнаруживал, что она продолжается.
После провала второй попытки начались обманки с боковыми ответвлениями. Причем очень соблазнительными. Первое боковое ответвление, которое обозначилось слева, меня чуть-чуть не сбило с толку. Оно вроде бы выводило на удобный пологий спуск, а где-то в самом конце этого спуска будто бы просматривались какие-то красноватые огоньки Каюсь, но мне показалось, что этот спуск может вывести к заимке.
Однако большего, чем повернуть носки моих лыж в сторону этого спуска, брехологической силе не удалось. Мозг мгновенно вспомнил, что во время пребывания на заимке ничего похожего на этот спуск я не видел. И лжеответвление моментально исчезло.
Вторая обманка промельтешила справа. Там даже привиделось что-то вроде контуров избушки. Но мозг и здесь безукоризненно точно определил «липу»: «Иди мимо и не майся дурью!» Я прошел мимо совершенно спокойно, даже не замедлив шага.
Еще один фокус был показан через двести метров. Откуда-то из чащи на меня глянули два светящихся зеленых глаза. Рысь? Волк? Но голова опять же распознала надувательство, и я даже не стал хвататься за автомат.
Все это происходило во время подъема. Он продолжался полчаса, не больше. Как ни странно, но я намного меньше устал, чем после того самого «спуска», который привел меня в исходную точку на развилку. Более того, сил у меня даже прибыло.
Когда кончился подъем, около километра я шел по ровному месту. И потому смог немного прибавить ходу. На самом деле, без всякого прибалдения. Мозг уже не ошибался, наваждения его не брали. А потому, когда впереди меня, из-за поворота тропы, показалась белая фигурка, еле-еле плетущаяся на лыжах и вот-вот готовая упасть от усталости, я понял, это не привидение, это настоящая Лусия Рохас.
Догнать ее оказалось просто. Пожалуй, можно было даже объяснить, почему она при такой скорости смогла оторваться от меня на столь дальнее расстояние. Но вот понять, как она разминулась с «длинными-черными» и не выпала при этом в осадок, я сразу не смог.
— Сантиссима Тринидад! — пробормотала она, перекрестившись по-католически, то есть обмахнувшись ладошкой в варежке. — Ты жив? Я так боялась, такая стрельба была…
— Это как раз не самое страшное, — заметил я, ничуть не покривив душой. — Ты видела ИХ?
— Нет, — сказала Лусия, — я никого не видела. Я прошла метров двести, когда начали стрелять, а потом свернула в лес.
— В лес? — переспросил я. — И куда же ты пошла?
— Не знаю, — пожала плечами эта наивная девочка, — куда-то подальше от тропы. Куда деревья пускали…
— И далеко ты так прошла?
— Наверно, не очень. Шла час или больше, может быть. Мне очень хочется спать. И тогда хотелось, но я знала, что это нельзя, и шла. Потом вышла вот на эту тропу.
Таким образом, мое предположение подтвердилось. Лусия свернула в тайгу, и черные великаны прошли мимо, а я — тем более, поскольку эта бедняжка была уже далеко от тропы. Но, конечно, то, что она поперлась с тропы в лес, не представляя себе, что заплутать там и замерзнуть можно в два счета, восторга у меня не вызвало. «Куда деревья пускали» шла, видите ли! Дурдом! Тут можно такой маршрут себе обеспечить, что и до весны не выйдешь… Впрочем, может, оно и к лучшему? Если б она этих ластоногих увидела, то могла бы и копыта откинуть.
— Ты идти еще можешь? — спросил я, прекрасно зная ответ. Передо мной было совершенно сонное существо. Возможно, Лусия смогла бы пройти еще с десяток метров, но на большее рассчитывать не приходилось.
В своих силах я тоже не был уверен. Лусия, при всей своей миниатюрности, в валенках и прочем снаряжении весила не меньше полета килограммов, и о том, чтоб я, в умотанном состоянии, смог бы протащить ее хоть сотню метров, можно было спокойно забыть.
Я встал впереди нее на лыжню, отстегнул ремень пулемета от верхней антабки, взял пулемет под мышку, стволом вперед, свободный конец ремня подал научной мышке.
— Держи и старайся не отпускать. На буксире поедешь.
— Хорошо, — ответила сеньорита Рохас голосом дистрофика. — Я попробую…
Я двинул лыжи вперед, потянул Лусию за собой. Но не проехали мы и десяти метров, как знакомая волна удушающего страха накатила на меня из-за поворота лыжни. Две огромные черные тени легли на снег поперек просеки, точнее — наискось. Трехметровые чудовища появились передо мной в каких-нибудь десяти метрах.
— А! — коротко вскрикнула Лусия и повалилась набок, будто в нее попала пуля. Конечно, пулеметный ремень она выпустила из рук.
На сей раз у меня было слишком мало патронов, чтобы экспериментировать с предупредительными выстрелами. Я прицелился в чудовищ из «ПК».
Та-та! Та-та! — получились две короткие очереди, на два патрона каждая. С интервалом в пару секунд, не больше.
То, что произошло потом, было достойно какого-нибудь супербоевика типа «Звездных войн» или «Дня независимости». Советских или российских фильмов с такими эффектами я и вовсе не припомню.
На непроглядном иссиня-черном фоне двух гигантских фигур ослепительно-ярким, бело-голубым светом вспыхнули и погасли четыре огромных идеально правильных креста-плюса. Затем черные контуры пришельцев мгновенно и беззвучно распались на какие-то бесформенные обломки. Послышался треск, напоминающий звук сильного электрического разряда, полыхнуло нечто вроде зеленого пламени, и в разные стороны, по каким-то невероятно причудливым траекториям — кривым, спиральным, ломаным, закрученным, зигзагообразным — понеслись не менее полутора десятка искрящихся зеленоватых образований. Точнее не скажешь, именно «образований», потому что определить более-менее конкретно, на что эти самые «разлетайки» походили, было очень трудно. Не то шарики, не то ежики, не то скомканные мочалки из каких-то зеленых искроподобных зеленых нитей. Две штуки, как мне показалось, вонзились в снег и бесследно ушли в землю. Остальные уносились так быстро, что разглядеть, куда какой полетел, мне не удалось. Тем более три подобные фигулины прошуршали над головой всего в полуметре, обдав на мгновение жаром. Я думаю, если б один такой шарик долбанул меня в брюхо, то прожег бы насквозь вместе с бронежилетом и одеждой, потому что позже я обнаружил на шлеме термически проплавленную борозду.
