Жорж Сименон - Драма на Бульваре Бомарше

Когда без десяти восемь Мартен из отдела азартных игр покинул свой кабинет, он изумился, увидев, что в коридоре по-прежнему толпятся журналисты и фотографы. Было очень холодно, и кое-кто, подняв воротник плаща, ел сандвичи.

— Мегрэ еще не закончил? — спросил он на ходу.

В самом конце коридора Мартен, вместо того чтобы спуститься вниз по лестнице, толкнул стеклянную дверь. Как и во всех помещениях уголовной полиции, электричество здесь расходовали весьма экономно. Посреди комнаты, служившей приемной, громоздился огромный круглый диван, обитый красным бархатом. На диване сидел человек в плаще и шляпе. В нескольких шагах от него два инспектора курили стоя, а старичок судебный исполнитель перекусывал в своей стеклянной клетке.

Мартен набил трубку. Через четверть часа он будет дома и сядет за стол в кругу семьи. Сюда он зашел на минутку из любопытства, потому что все вокруг вот уже два дня только об этом деле и говорили.

— Ну как? — спросил он вполголоса у одного из инспекторов.

Тот, вздохнув, указал на дверь, ведущую в кабинет Мегрэ.

— С кем он?

— Все время с ее сестрой.

Мужчина, прислушивавшийся к их перешептыванию, медленно поднял голову и бросил на них хмурый взгляд, в котором словно бы таился упрек. Человек был щуплый, болезненный, лет сорока или около того, с темными кругами под глазами и черными усиками.

— Он там с самого утра, — снова прошептал Мартену инспектор.

В этот момент дверь кабинета Мегрэ открылась. Появился комиссар, и, так как он не прикрыл за собой створку, все увидели его полный дыма кабинет и в зеленом кресле — силуэт совсем юной блондинки.

— Люка! — позвал Мегрэ, ища инспектора глазами так, словно бы уже не видел отчетливо. — Сбегай за сандвичами. И зайди в пивную, пусть принесут несколько кружек пива.

Мартен воспользовался появлением Мегрэ, чтобы пожать коллеге руку.

— Продвигается?

И Мегрэ, покраснев, поднял на него заблестевшие глаза. Можно было поклясться, что он много бы дал за хороший сквознячок.

— Слушай, — проговорил он, понизив голос. — Сейчас выдам тебе кое-что. Если не закончу с этим расследованием сегодня вечером, я от него откажусь… Не понимаешь, нет? Так вот: я не могу дольше жить в этом…

Человек на диване, который не мог расслышать его слов, дрожал в ожидании, но комиссар вернулся к себе, дверь снова закрылась. Мартен наконец ушел, тогда как стрелка на больших часах продолжала ползти к новой цифре, и по-прежнему слышны были выкрики журналистов.

А между тем поначалу дело представлялось самым банальным. В прошлое воскресенье на пятом этаже дома по бульвару Бомарше — нижний этаж его занимал магазин курительных трубок — внезапно скончалась двадцатишестилетняя Луиза Вуавен;. по всем признакам, она отравилась.

В комфортабельной, хорошо обставленной квартире (которая вполне могла бы быть и веселой), жили, кроме Луизы Вуавен, ее муж Фердинан Вуавен, агент по продаже драгоценных камней, и ее сестра Николь восемнадцати лет.

Вот эту-то Николь Мегрэ и держал в своем кабинете уже много часов, а она все так же хорошо держалась и хотя и кусала нервно носовой платочек, но оставалась спокойной, несмотря на жару и духоту.

На бюро стояла лампа с большим зеленым абажуром, так что свет падал прямо вниз. Лицо Мегрэ, возвышавшееся над лампой, оставалось в полумраке. А девушка, сидевшая в довольно низком кресле, как раз оказалась ярко освещенной. Шторы на окне задернуты не были, и видно было, как по темным стеклам, в которых отражались звезды фонарей на набережной, сбегают капли дождя.

— Сейчас нам принесут попить, — с облегчением вздохнул Мегрэ.

Было так жарко, что он с удовольствием стянул бы с себя воротничок и пиджак, а сидевшая тут же девушка не снимала шубки из серого меха, и на голове у нее была шапочка из того же меха, придававшая ей вид северянки, тем более что она была очень светлой блондинкой.

Какой бы вопрос, какого он еще не задавал, задать ей? И все же он не мог смириться и просто так отпустить ее. Он смутно чувствовал необходимость держать ее при себе, тогда как ее зять по-прежнему дожидался в приемной.

Для вида он листал ее досье — словно бы от того, что он без конца перечитывал все те же подробности дела, его могла озарить истина.

Уже первый протокол, составленный в участке того квартала по поводу воскресных событий, несмотря на свою простоту, чем-то смущал.

«…На пятом этаже, в комнате, которая находится в глубине квартиры, нами было обнаружено тело Луизы Вуавен, распростертое на полу. Доктор Блинд, вызванный семьей получасом раньше, сообщил, что женщина скончалась за несколько минут до того в страшных конвульсиях, и он уверенно приписывает смерть отравлению, криминальному или случайному, вызванному, без сомнения, очень большой дозой дигиталиса…»

И далее:

«…Нами был допрошен муж, Фердинан Вуавен, тридцати семи лет, который настаивает на том, что он ничего не знает… Однако он утверждает, что в течение нескольких месяцев его жена проявляла признаки неврастении…

Нами была допрошена сестра Луизы Вуавен, Николь Ламюр, восемнадцати лет, родившаяся в Орлеане, которая сообщила нам те же сведения, что и ее зять…

Нами была допрошена консьержка, которая утверждает, что уже давно Луиза Вуавен, чувствовавшая себя плохо, опасалась, что ее отравят».

Да, все так и случилось именно в это воскресенье, в День всех святых. Шел дождь, холодный дождь, и воздух был пропитан запахом хризантем и церковного ладана, но к вечеру прокуратура уже направила его, промокшего, в грязных ботинках, на бульвар Бомарше; магазин курительных трубок был закрыт.

Но все это было как всегда, повседневная драма. Истинную трагедию ожидавшие журналисты еще не выведали, ибо ее Мегрэ раскрыл только что, в жаркой духоте своего кабинета.

И он нетерпеливо ждал освежающего пива, избегая до того смотреть на девушку с осунувшимся личиком, неотрывно глядевшую на угол бюро.

— Войдите! — крикнул он.

Парень из пивной «У дофины» принес кружки с пивом и сандвичи, краем глаза поглядывая на клиентку Мегрэ.

— Так пойдет?

— Да… Отнесите и месье, ожидающему в приемной.

Но Вуавен, когда тот предложил ему поесть и выпить, лишь покачал головой, как человек, совсем павший духом.

Мегрэ стоя пережевывал большие куски своего сандвича, а девушка откусывала маленькие кусочки от своего.

— Сколько времени они были женаты?

— Восемь лет…

Банальная история людей ограниченных, без размаха. Фердинан Вуавен — мелкий агент по продаже драгоценных камней — во время своего пребывания в Орлеане, где он проводил экспертизу, познакомился с Луизой Ламюр, родители которой торговали обувью.

— Короче говоря, вы были тогда еще маленькой?

— Мне было десять лет…

— Подозреваю, — попытался он пошутить, — что вы не были еще влюблены в вашего зятя…

— Не знаю…

Он искоса поглядел на нее, и у него пропала всякая охота смеяться.

— Так, значит, уже год, как ваш отец умер и ваша сестра и ее муж приютили вас?

— Я переехала жить к ним, именно так…

— И когда именно вы стали любовницей Вуавена?

— Семнадцатого мая…

Она произнесла это отчетливо, почти с гордостью.

— Вы его любите?

— Да…

Глядя на нее, такую хрупкую и пылкую, можно было бы представить себе, что он, внушивший такую любовь, красив и романтичен. Но вовсе нет — и это было одной из смущающих сторон этой истории, — агент был человеком самым заурядным, и нужно было сделать усилие, чтобы припомнить его лицо. Его профессия была начисто лишена поэтичности. Целыми часами он торчал в кафе на улице Лафайета, поблизости от биржи драгоценных камней, и только с месяц назад он купил себе по случаю скромную машину. Кроме всего прочего, он еще и не отличался крепким здоровьем.

— А ваша сестра?

— Моя сестра была очень ревнивой.

— Она его любила?

— Не знаю.

— Что она сказала, застав вас?

— Ничего не сказала… Она мне написала… С тех пор мы никогда не обращались друг к другу, ни словом не обменялись.

— И когда это было?

— Второго июня… Мы в третий раз были вместе…

— На бульваре Бомарше?

— Да… В моей комнате… Фердинан думал, что Луиза вышла из дома, а она была на кухне с прислугой…

— Вы не думали о том, чтобы жить отдельно?

— Я хотела… Это сестра потребовала, чтобы я осталась…

— Почему?

— Чтобы легче было за нами следить… Она опасалась, что, если я не буду жить в их квартире, ее мужу будет совсем просто со мной тайком встречаться…

— А в квартире?

— Она никогда не оставляла нас наедине… Всегда ходила в мягких домашних туфлях, так что появлялась бесшумно…