Энтони Беркли
Дело об отравленных шоколадках
Сделав изрядный глоток старого доброго бренди, Роджер Шерингэм откинулся на спинку кресла, стоявшего во главе большого стола.
В комнате царил полумрак, наполненный табачным дымом и голосами, восторженно обсуждающими такие волнующие темы, как убийства, отравления, смертельные яды и тому подобные прелести жизни. Клуб криминалистов, любимое детище Роджера Шерингэма, созданное им, можно сказать, по собственному образу и подобию, объединял лучшие умы современности, функционирующие теперь под его, Роджера Шерингэма, руководством. Когда на первом же заседании Клуба пять месяцев назад он был единодушно избран президентом, он второй раз в жизни испытал блаженное чувство абсолютно законной и безоговорочной гордости за свою персону. Первый раз он познал это восхитительное чувство, когда некий издатель, сущий ангел в человеческом обличье, согласился опубликовать его первый роман.
Справа от Шерингэма, на самом почетном месте, восседал мистер Морсби, главный инспектор Скотленд-Ярда. В настоящий момент главный инспектор находился в крайне затруднительном положении, поскольку взялся раскуривать огромную сигару, совершенно не представляя себе, как это Делается. Роджер Шерингэм повернулся к нему.
— Не подумайте, Морсби, — небрежно начал он, — будто я свысока отношусь к вашему, вне всякого сомнения, достойному учреждению, но мне, честно говоря, представляется, что Скотленд-Ярду здорово не хватает духа истинной криминалистики, которым насквозь пропитана эта комната. Я, разумеется, имею в виду чистую криминалистику, а не, извините, практику сыска. И знаете, здесь это противопоставление ощущается острее, чем где бы то ни было. Ну, может, парижское Сюрте еще может с вами тягаться.
— Вы полагаете? — осведомился старший инспектор, имевший профессиональную привычку выслушивать любые глупости с самым любезным видом, и вернулся к своей сигаре, тут же с ужасом обнаружив, что совершенно забыл, с какого конца начал ее поджигать.
Роджер не зря говорил о духе криминалистики, витавшем в комнате. Попасть в члены Клуба было задачей практически невыполнимой. Одного желания всецело посвятить себя благородному делу криминалистики тут было недостаточно. Соискатель членства в Клубе должен был доказать свою полную готовность к этой тяжелой, но почетной миссии.
Помимо глубоких познаний во всех без исключения разделах криминалистики, будьте методика расследования преступлений или криминальная психология, соискатель должен был досконально знать все сколько-нибудь значительные уголовные дела — и не только знать, но, в случае необходимости, и умело применять свои познания на практике. Кроме того, соискатель должен был обладать недюжинным интеллектом и редкостной интуицией. Если он действительно обладал всем этим, он представлял президенту научное исследование на тему, предложенную членами Клуба, и, если президент находил оное заслуживающим внимания, созывалось общее собрание, на котором кандидат со своим исследование должен был завоевать ум и сердце каждого без исключения действующего члена Клуба. Если хоть один был против, кандидат безжалостно изгонялся.
По оригинальному замыслу, в Клубе должно было быть тринадцать членов, однако на текущий момент выдержать столь жесткий отбор удалось только шести.
Этим вечером все шестеро были в сборе: блистательный адвокат, знаменитый драматург — точнее, знаменитая, ибо это была женщина, — потом еще исключительно одаренная писательница, чей дар, к несчастью, пока не был по достоинству оценен широкой публикой, известный автор детективных романов, пользующийся репутацией самого интеллектуального — хотя и далеко не самого интеллигентного — творца детективной прозы, и, наконец, сам Роджер Шерингэм. Ну и еще мистер Эмброуз Читтервик, настолько же никому не известный, насколько и ничем не примечательный. Поскольку он отлично знал это и сам, посвящение в члены Клуба шокировало его не меньше, чем блестящее общество, в котором он так неожиданно оказался.
Любой хозяин был бы горд принимать подобных гостей. За вычетом, разумеется, мистера Читтервика. Роджер Шерингэм был переполнен гордостью и немного нервничал. Он подготовил собранию изрядный сюрприз, но был не совсем уверен, как его примут. Он поднялся с кресла.
— Леди и джентльмены, — начал он и, улыбнувшись, смолк, выжидая, когда снова наступит тишина: по традиции, оратора в Клубе приветствовали деликатным постукиванием пепельницы или портсигара о стол. — Леди и джентльмены, пользуясь своим положением президента и вытекающими из него полномочиями, я хочу несколько изменить повестку сегодняшнего заседания. Предварительная программа вам известна. Сегодня наше собрание почтил своим присутствием старший инспектор Морсби, став, таким образом, первым представителем Скотленд-Ярда, допущенным на собрания нашего клуба. — Он сделал паузу, пережидая очередную барабанную дробь. — Приглашая инспектора, мы ожидали от него, что, плотно поев и выпив, он размякнет и настолько утратит бдительность, что начнет делиться подробностями уголовных дел, сокрытых им в свое время от прессы…
Под усилившийся аккомпанемент портсигаров Роджер подкрепился глотком бренди и продолжил:
— Однако, господа, должен признаться, что, достаточно хорошо зная инспектора и имея богатый опыт неудачных попыток разговорить его, я изначально не верил в успех этой затеи. Поверьте моему опыту, главный инспектор Морсби ни при каких обстоятельствах не сообщил бы нам ничего такого, что с легким сердцем не отдал бы назавтра в «Дейли курьер». К счастью или к несчастью, дамы и господа, старший инспектор Морсби являет собой образчик неподкупности. И вот, перед лицом этой суровой действительности, я взял на себя смелость повернуть течение нашего сегодняшнего заседания в иное русло. Мне в голову пришло соображение, которое, смею надеяться, будет оценено вами но достоинству. В том, что оно не оставит вас равнодушными, я уверен. — Роджер умолк и с Улыбкой оглядел присутствующих.
Старший инспектор Морсби, побагровев от натуги, изо всех сил втянул воздух сквозь снова погасшую сигару.
— Это соображение, — продолжил Роджер, — имеет самое непосредственное отношение к мистеру Грэхему Бендиксу.
За столом начали перешептываться.
— Точнее, — размеренным голосом сообщил Роджер, — к миссис Грэхем Бендикс.
Шепот смолк, и за столом воцарилась мертвая тишина. Роджер выдержал паузу и снова открыл рот:
— Многие из присутствующих лично знакомы с мистером Бендиксом. Я припоминаю, что его имя неоднократно упоминалось на наших собраниях как одна из достойных кандидатур в члены Клуба. Высказывалось мнение, что он в избытке обладает всеми необходимыми для этого качествами. И принадлежало это мнение, если не ошибаюсь, сэру Чарльзу.
Адвокат солидно качнул своим внушительным черепом.
— Да, помнится, я действительно говорил нечто подобное.
— На этом, однако, дело и кончилось, — продолжал Роджер. — Кандидатуру мистера Бендикса мы отклонили, и, признаться, я до сих пор не понимаю, как это вышло. Вероятно, кто-то из действующих членов Клуба воспользовался своим правом вето. Как бы там ни было, уже один факт, что кандидатура мистера Бендикса не вызвала у нас в свое время решительного отторжения, говорит о том, что и в его жилах течет кровь истинного криминалиста, а значит, постигшая его трагедия не может оставить равнодушными тех, кто его знал, да и тех, кто не был с ним знаком — как, например, я сам — лично.
— Совершенно верно! — воскликнула высокая красивая дама, сидевшая от него справа.
Она говорила с уверенностью, которая достигается привычкой говорить, когда все остальные молчат. Алисия Дэммерс, писательница, обожала всевозможные общества, организации и комитеты, методично посещая любое доступное ей заседание и с неослабевающим интересом выслушивала длинные речи ораторов, поддерживая их по мере необходимости. При этом собственные ее взгляды отступали на второй план, и она с одинаковым энтузиазмом поддерживала и ярых либералов, и убежденных консерваторов.
— В общем, — заключил Роджер, — я предлагаю уделить этому делу самое пристальное внимание.
Роджеру явно удалось удивить собравшихся. Сэр Чарльз приподнял свою седую кустистую бровь. От взгляда, сверкнувшего из под этой брови, свидетели обвинения в суде сразу же начинали ежиться и менять свои показания. Затем сэр Чарльз скосил глаза на нос и раздраженно смахнул с носа золотое пенсне на черной шелковой ленточке. Сидевшая напротив него маленькая пухлая дама наклонилась к мисс Дэммерс и что-то шепнула ей, прикрыв рот ладошкой. Даму звали миссис Филдер-Флемминг. Она писала пьесы исключительно непристойного содержания, пользующиеся, благодаря этому, столь же исключительным успехом, и одевалась, как одевается на праздник прислуга из хорошего дома. Мистер Читтервик, удивительно похожий на ученого козла из сказки, недоумевающе моргал своими голубыми мутными глазками. Невозмутимым остался один только писатель, и то лишь потому, что изо всех сил старался походить на героя своих книг, который в самых критических ситуациях демонстрировал полнейшее хладнокровие.
