Эллери Квин - Тайна сиамских близнецов

Будучи литературной совестью Эллери Квина, я уже давно считал своим долгом пристыдить его и заставить наконец опубликовать историю увлекательного расследования, проведенного им много лет назад на вершине горы, именуемой Эрроу[1], — не в Дарьенском заливе[2], а значительно севернее, в Типи — сердце древней страны индейцев.

История эта примечательна не только необычным местом преступления, обликом двух ее персонажей и темой огня, проходящей сквозь нее подобно вагнеровскому лейтмотиву, но также тем, что она впервые среди опубликованных приключений мистера Квина повествует о расследовании, осуществленном без какого-либо участия официальных властей. Ибо за исключением отца Эллери, инспектора Квина, сцена здесь абсолютно лишена привычных атрибутов дел об убийстве — детективов, полицейских, медицинских и баллистических экспертов, дактилоскопистов et al[3].

Как такое могло произойти в нашей стране, где малейшее подозрение способно привлечь на место происшествия целую бригаду сыщиков, — один из самых интересных элементов этой насыщенной сюрпризами истории. Желаю читателям получить удовольствие от знакомства с ней.

Дж. Дж. Мак-К.

Клермонт, штат Нью-Гемпшир

Дорога, будто выпеченная из каменного теста в гигантской духовке, извивалась змеей вдоль склона горы, внезапно бодро устремляясь вверх. Ее прожаренная солнцем поверхность, напоминающая черный хлеб, вздымалась, словно хорошо подошедшая дрожжевая опара. Будучи на протяжении пятидесяти ярдов широкой и удобной, дорога на следующие пятьдесят ярдов без всякой причины сужалась, превращаясь в смертельно опасную для шин. Делая окончательно невыносимой жизнь несчастного автомобилиста, — она обдавала его облаками пыли, каждая частица которой впивалась в незащищенные участки влажной человеческой плоти подобно ядовитому насекомому.

Мистер Эллери Квин, совершенно неузнаваемый благодаря прикрывавшим утомленные глаза темным очкам, в низко надвинутой парусиновой кепке и таком же пиджаке, складки которого наполняла пыль трех округов, страдая от невероятного зуда пропотевшей и воспаленной кожи, склонился над рулем видавшего виды «дюзенберга», с отчаянной решимостью борясь с ним. Он проклинал каждый поворот от Тукесаса, расположенного в долине сорока милями ниже, где начиналась вышеупомянутая дорога, до теперешнего местонахождения. Ему уже не хватало слов.

— Сам виноват, — сердито проворчал его отец. — Думал, что в горах будет холодно! Черт возьми, я чувствую себя так, словно меня ободрали наждаком с головы до ног!

Спасаясь от пыли, инспектор, укутанный до глаз зеленым шарфом, напоминал маленького серого араба. Злость клокотала в нем и, подобно дороге, каждые полсотни ярдов устремлялась вверх, вырываясь наружу. Простонав, он повернулся на сиденье рядом с Эллери и мрачно посмотрел на привязанную сзади груду багажа.

— Говорил я тебе, Эл, чтобы ты ориентировался на тот пик в долине, верно? — Старик ткнул указательным пальцем в горячий воздух. — Предупреждал, что в этих горах можно напороться на самую скверную дорогу! Но нет — тебе нужно заниматься исследованиями на ночь глядя, словно какому-то чертову Колумбу! — Инспектор сделал паузу, глядя на темнеющее небо. — Ты такой же упрямый, как твоя мать, — упокой Господь ее душу, — поспешно добавил он, будучи богобоязненным солидным джентльменом. — Надеюсь, ты удовлетворен!

Эллери вздохнул и украдкой посмотрел на зигзаг, вздымающийся впереди. Небесный свод быстро окрашивался в пурпурные тона — зрелище, способное пробудить поэта в любом человеке, за исключением усталого, разгоряченного и голодного автомобилиста. А рядом с таковым сидел сейчас его сердитый родитель, чье недовольство имело под собой все основания. Дорога, вьющаяся у подножия холмов, которые окаймляли долину, выглядела привлекательно, обещая прохладу в тени зеленых деревьев, но обещание так и осталось обещанием.

«Дюзенберг» карабкался вверх в сгущающемся сумраке.

— Отличное завершение отпуска, — продолжал инспектор Квин, раздраженно косясь на дорогу поверх складок пыльного шарфа. — Сплошные неприятности! Черт побери, Эл, мне жарко и... неудобно! Такие вещи портят мой аппетит!

— А мой нет, — отозвался Эллери с очередным вздохом. — Я могу съесть бифштекс из шины с поджаренными сальниками и бензиновым соусом, настолько я проголодался. Где мы сейчас находимся?

— В Типи[4] — где-то в Соединенных Штатах. Это все, что я знаю.

— Прекрасно. Типи — своеобразное проявление идеальной справедливости. Наводит на мысль об оленине, поджариваемой на костре... Ого, Дюзи, вот это класс! — Инспектор, который от внезапного рывка едва не сломал себе шею, свирепо посмотрел на сына — слово «класс» казалось ему явно неподходящим к случаю. — Ну-ну, папа! Не обращай внимания на такие мелочи. Их не избежать при поездке на автомобиле. Взгляни-ка лучше на это.

Они достигли одного из бесчисленных изгибов дороги, и изумленный Эллери остановил машину. Внизу на сотни футов раскинулась долина Томагавка, уже укутанная пурпурной мантией, которая быстро опускалась с упирающихся в небо зеленых крепостей. Мантия вздымалась, как будто под ней шевелилось какое-то огромное, мягкое животное, наполовину скрывая извивающуюся внизу бледно-серую ленту дороги. Не было видно ни огней, ни других признаков человека. Небо краснело все сильнее — последний сияющий ломтик солнца скрылся за горной цепью на другом конце долины. Вершина холма, на который взбиралась дорога, находилась на расстоянии десяти футов — за ней начинался спуск в долину среди зеленых каскадов.

Эллери повернулся и посмотрел вверх. Гора Эрроу возвышалась над ними темно-зеленым гобеленом, сотканным из сосен, дубов и кустарника. Казалось, изумрудная ткань тянется к небу на целые мили.

Эллери снова завел «дюзенберг».

— Ради этого стоит помучиться, — усмехнулся он. — Я уже чувствую себя лучше. Придите же в себя, инспектор! Перед вами девственная природа!

— Чересчур девственная для меня.

Ночь наступила внезапно, и Эллери включил фары. Они поехали дальше, молча глядя вперед: Эллери — мечтательно, а старый джентльмен — с раздражением. Странная дымка начала плясать перед ними в лучах света, устремленных на дорогу, клубясь и извиваясь, словно туман.

— По-моему, мы должны, наконец, выбраться, — проворчал инспектор, моргая в темноте. — Дорога начала спускаться, верно? Или мне кажется?

— Она уже некоторое время спускается, — согласился Эллери. — Становится теплее, не так ли? Что говорил тот шепелявый владелец гаража в Тукесасе — сколько ехать до Оскуэвы?

— Пятьдесят миль. Тукесас! Оскуэва! От одних названий может стошнить!

— В тебе напрочь отсутствует романтика, — усмехнулся Эллери. — Неужели ты не чувствуешь красоты старинной индейской этимологии? Ирония ситуации заключается в том, что наши соотечественники, попадающие за рубеж, горько сетуют на «иностранные» названия — Львов, Прага, Брешия, Вальдепеньяс — и даже добрые старые британские Харуич или Лестершир. Но эти слова кажутся односложными...

— Хмм! — странным тоном протянул инспектор, снова моргая.

— ... в сравнении с нашими Арканзасом, Виннебаго[5], Скохари[6], Отсего[7], Сиу-Сити[8], Саскуиханной[9] и бог знает чем еще. Ведь это наше наследство! Да, сэр, по тем холмам с другой стороны долины и по этим горам над нашими головами скитались размалеванные краснокожие. Индейцы в мокасинах и дубленых оленьих шкурах, с косичками и перьями в волосах. Дым их сигнальных костров...

— Хм! — снова произнес инспектор, внезапно выпрямившись. — Похоже, они до сих пор их жгут.

— Ты о чем?

— О дыме, сынок. Посмотри. — Инспектор приподнялся, указывая вперед. — Вон там!

— Чепуха! — резко отозвался Эллери. — Что здесь делать дыму? Возможно, это просто вечерний туман. Горы иногда выкидывают престранные штуки!

— Эта — во всяком случае, — мрачно произнес инспектор Квин. Пыльный шарф упал ему на колени, но он не обратил на это внимания. Его маленькие острые глазки уже не были тусклыми и скучающими. Старик обернулся и некоторое время смотрел назад.