Рекс Стаут
«Карибская тайна»
Дверной звонок раздался сразу после одиннадцати, во вторник в начале июня, я вышел в холл, посмотрел сквозь стеклянную, прозрачную только с моей стороны панель и увидел то, а, скорее, ту, кого и ожидал увидеть: женщину с удлиненным лицом, с немного слишком большими серыми глазами, с чуть-чуть более тонкой фигурой, чем требовалось по самым высоким оценкам. Я знал, кто она, поскольку во второй половине дня понедельника она нам звонила, и мы условились о встрече. Мне была знакома ее внешность, потому что я несколько раз видел ее в театрах и ресторанах.
Кроме того, я достаточно много знал о ней, в чем мне, отчасти помогла печать, отчасти — слухи. Поэтому я мог кратко проинформировать Ниро Вулфа, не прибегая ни к каким поискам. Это была вдова Ричарда Вэлдона, писателя, умершего около девяти месяцев назад — он утонул в чьем-то плавательном бассейне в Винчестере — после чего четыре его книги стали бестселлерами, а одна — «Никогда не мечтай снова» — вышла тиражом более одного миллиона экземпляров по цене пять долларов девяносто пять центов, и поэтому счет от частного детектива не должен был волновать нашу посетительницу.
Пять или шесть лет тому назад Ниро Вулф прочитал «Никогда не мечтай снова» и сразу же избавился от этой книги, отдав ее в библиотеку. Но захотел достать последнюю книгу Вэлдона «Его собственный образ», и вскоре она заняла место на книжной полке Ниро Вулфа. Это и послужило причиной того, что теперь он приподнял свою тушу со стула — я ввел миссис Вэлдон в кабинет, а Вулф продолжал стоять, пока она не села в красное кожаное кресло, стоявшее у письменного стола. Я направился к своему столу и сел, не ожидая услышать ничего любопытного. Миссис Вэлдон сообщила по телефону, что хочет всего лишь проконсультироваться с Вулфом о чем-то сугубо личном, но сейчас по ее виду я бы не сказал, что ее ограбили или причинили какой-то вред. Скорее всего, речь пойдет о чем-то ординарном, вроде анонимного письма или исчезнувшего родственника. Поставив сумочку на подлокотник, она огляделась.
Взгляд ее больших серых глаз на мгновение остановился на мне, потом она повернулась к Вулфу и сказала:
— Моему мужу понравилась бы эта комната.
— Миссис, — сказал Вулф, — а мне понравилась одна из его книг, но с оговорками. Сколько ему было, когда он умер?
— Сорок два.
— А сколько лет вам?
Этот вопрос предназначался мне. Все дело в том, что у Вулфа есть три убеждения: а) враждебное отношение Вулфа к женщинам лишает его возможности что-нибудь понять даже в простеньких экземплярах; б) мне достаточно провести хотя бы час с любой из них, чтобы дать точное определение; и в) чтобы не затруднять себя, нужно задать женщине несколько резких и неуместных вопросов. А его любимый вопрос: «Сколько вам лет?» Как женщина на него прореагирует — это и позволит верно судить о ней.
Люси Вэлдон выбрала наиболее верное решение. Она улыбнулась и сказала:
— Достаточно много, даже слишком. Двадцать шесть. Это настолько много, что можно определить: ты нуждаешься в помощи… поэтому я и здесь. То, что я намереваюсь рассказать, сугубо… сугубо конфиденциально, — она взглянула на меня. Вулф кивнул:
— Так всегда говорят. Такова наша профессия. Но мои уши — это уши мистера Гудвина, а его уши — мои. А что касается конфиденциальности, то я не думаю, что преступление, которое вы совершили, было чересчур серьезным.
Она улыбнулась снова. Правда, улыбка лишь мелькнула и тут же исчезла, но все же это была улыбка.
— Нет, речь идет не о преступлении. Я хочу, чтобы вы нашли для меня одного человека. Дело немного… как бы это сказать… необычно. В моем доме находится ребенок, а я хотела бы узнать, кто его мать. Как я уже говорила, все это строго конфиденциально. Но для некоторых это все-таки не тайна. Моя служанка и кухарка в курсе дела, кроме них — мой адвокат и двое моих друзей. И это все, поскольку я не уверена что оставлю ребенка у себя.
Вулф нахмурился, что было неудивительно:
— Я не специалист по детям, мадам.
— Конечно, я понимаю. Дело не в том. Я хочу… но прежде я должна вам все рассказать. Я получила его две недели назад, в воскресенье, двадцатого мая. Позвонил телефон, я ответила, и голос в трубке сообщил, что в моем вестибюле кое-что лежит… И там на полу я нашла сверток из одеяла. Я взяла его, а в комнате обнаружила приколотый к одеялу листок бумаги, — она открыла сумочку и вынула из нее листок.
К этому моменту я был уже рядом с ней, взял записку — достаточно было одного взгляда, чтобы прочитать ее и протянуть Вулфу, но я обошел его письменный стол, изучая записку. Это был листок размером четыре на шесть обычной дешевой бумаги. Записка из пяти кривых строчек, напечатанных на детском гектографе, была кратка и лаконична:
Миссис Ричард Вэлдон
Этот ребенок для вас
Потому что мальчик должен
Жить в доме
Отца
В углу листка были две дырочки от булавки. Вулф положил записку на стол, повернулся к посетительнице и спросил:
— Это правда?
— Я не знаю. Разве я могу знать? Но, может быть, и правда.
— Может быть, или маловероятно?
— Думаю, что возможно, — она закрыла сумочку и положила ее на прежнее место. — Я считаю, что такое вполне могло случиться, — она опустила руку с обручальным кольцом. Взгляд ее остановился на мне, потом возвратился к Вулфу. — Но вы отдаете себе отчет в том, что все сказанное должно остаться между нами?
— Конечно.
— Хорошо… Я расскажу вам все, потому что хочу, чтобы вы все поняли. Мы с Диком поженились два года тому назад. Да, два года исполнится в следующем месяце. Мы были влюблены друг в друга, я все еще так думаю. Но для меня много значило и то, что он был знаменитостью, а я при нем — миссис Ричард Вэлдон.
А для него много значило… то, кем я была. А я была из известной семьи Армстед. Я не знала, насколько это важно для него, пока мы не поженились, но он так и не понял, что мне до смерти надоело быть Армстед, — она перевела дыхание. — До нашей свадьбы у него была репутация Дон Жуана, но, как это часто бывает, все оказалось преувеличенным. В течение двух месяцев мы были полностью…
Она замолчала и закрыла глаза, но через секунду продолжила:
— Для меня не существовало ничего, кроме нас двоих. И для него, я думаю, тоже. Я уверена в этом. Но потом… я не знаю, что произошло, но все изменилось. В течение последнего года его жизни, возможно, у него и была женщина, а может и две или дюжина… я ничего не знаю точно. Но я уверена, это могло быть. А ребенок… как вам сказать? Вполне мог быть. Понимаете?
— Пока да, — Вулф кивнул. — Но что вас интересует больше всего?
— Ребенок. Я собиралась иметь одного или двух… в самом деле, и Дик хотел, но я решила подождать. Отложила это на потом. И вот… ребенок есть, он у меня, — она показала на записку, лежащую на столе Вулфа. — Я думаю, что в записке все совершенно верно. Мальчик должен жить в доме своего отца, должен носить его имя. Но вопрос в том, был ли Ричард его отцом? — Она снова повернула руку с кольцом. — Вот так.
Вулф вздохнул.
— Такой вопрос разрешить не удастся, разве вы не знаете. Гомер говорил: «Ни один человек не может быть уверенным, кто его отец». И Шекспир подтверждал: «Мудр тот отец, который знает своего ребенка». Я не смогу помочь вам, мадам. Да и никто не сможет.
Она улыбнулась:
— Конечно же, вы можете мне помочь. Не в ваших силах доказать, что именно Дик отец ребенка. Но вы ведь можете выяснить, кто положил младенца ко мне в вестибюль и, кто его мать. А потом… — она открыла сумочку. — Я вычислила сама… — Из сумочки она достала листок иного размера и качества. — Доктор сказал, что двадцатого мая ребенку было четыре месяца. Значит, он родился примерно двадцатого января, а был зачат примерно двадцатого апреля прошлого года. Когда вы узнаете, кто его мать, вы сможете выяснить все о ней и о Дике, чтобы удостовериться, были ли они тогда близки. Вы не установите, что младенец его сын, но этого будет достаточно. И если это все обман, Дик не отец, мне это поможет, не так ли? Первое — узнать, кто подбросил ребенка, второе — кто его мать. А я, возможно, захочу сама задать ей несколько вопросов, просто для себя. А там посмотрим.
Вулф, откинувшись в кресле, хмуро посмотрел на нее. Все это начинало походить на работу, от которой он отказался бы в том случае, если бы говорил с клиенткой по телефону. Вулф терпеть не мог такой работы, а его текущий счет в банке был вполне достаточен для приличного существования.
— У вас богатое воображение, — сказал он, — а я не волшебник, миссис Вэлдон.
— Конечно, нет, но вы — лучший детектив на свете, не так ли?
— Вряд ли. Лучшим детективом может оказаться грубый, почти первобытный человек с небольшим запасом слов. Вы сказали, что ваш адвокат знает о ребенке. Известно ли адвокату, что вы консультируетесь со мной?
— Да, но он этого не одобряет. Он считает мое желание оставить ребенка у себя глупостью. Ведь о детях есть определенные законы и, согласно им, я могу держать у себя ребенка лишь временно. Но именно поэтому я настояла на своем. Найти мать — мое дело. Его дело — закон.
