А сейчас я проводил совещание с миссис Доуд и мисс Фолтц на кухне, потому что с людьми гораздо легче говорить там, где они привыкли разговаривать. Когда я сказал, что нуждаюсь в помощи, миссис Доуд прищурилась, а мисс Фолтц взглянула на меня скептически.
— Речь идет о ребенке, — сказал я и сделал глоток молока. — Миссис Вэлдон показала его мне наверху. Мне он показался слишком толстым, даже заплывшим жирком, а его нос, как пуговка. Правда, не забывайте, что я всего-навсего мужчина.
Мисс Фолтц скрестила руки на груди. Миссис Доуд сказала:
— Ребенок вполне нормально развит.
— Я полагаю, что так оно и есть. Скорее всего тот, кто его положил в вестибюле, рассчитывал, что миссис Вэлдон оставит его у себя. Неизвестно сделает она так или нет, но она ведь просто хочет знать, откуда он взялся, и для этого наняла детектива. Его зовут Ниро Вулф. Может, вы о нем слыхали?
— Он с телевидения? — спросила мисс Фолтц.
— Не будь дурой, — сказала миссис Доуд. — Как же он может быть оттуда? Он настоящий сыщик. — Она обратилась ко мне: — Я слыхала о нем. И о вас. Ваша фотография была в газете около года назад. Я запамятовала ваше имя… нет, мне следовало бы сразу вспомнить, когда миссис Вэлдон объявила: «Гудвин». Вы — Арчи Гудвин. У меня хорошая память на имена и лица.
— Хорошо, — сказал я и отпил молока. — поэтому я нуждаюсь в вашей помощи. О чем я должен подумать в нашем случае? О том, что есть какая-то причина, по которой ребенок был подкинут в этот дом, а не в какой-нибудь иной. Какая же может быть причина? Первой может быть то, что некто живет в этом доме и хочет, чтобы ребенок был рядом. Поэтому Ниро Вулф спросил вашу хозяйку: не могла ли одна из женщин, что живет здесь, родить четыре месяца назад?
Они запротестовали, но я успокоил их:
— Теперь вам понятно, — сказал я, не повышая голоса, — почему я нуждаюсь в вашей помощи. Я ведь рассказал вам, что детектив задал естественный вопрос. А вы сразу вспыхнули. Но попытайтесь на миг вообразить себя в роли детективов. Миссис Вэлдон ответила, что ни одна из вас не могла родить четыре месяца назад. Разумеется, детективы задают следующий вопрос: может у одной из вас есть родственница, скажем, сестра, которая родила малыша, но не имеет средств его воспитывать? Ответить на этот вопрос труднее. Нам, детективам, придется попотеть. Придется разыскивать ваших родственников и друзей, мучить их вопросами и это будет стоить кучи денег и времени, но я ответ получу, не сомневайтесь.
— Вы можете его получить, не выходя отсюда, — сказала миссис Доуд.
— Уверен, — я кивнул. — Мне это и требуется. Суть в том, что вы не должны обижаться на миссис Вэлдон за то, что она попросила вас побеседовать со мной. Если вы наняли детектива, вы должны дать ему возможность поработать. Если одна из вас знает, откуда взялся ребенок, и хочет, чтобы он был обеспечен — прямо скажите об этом. Если даже миссис Вэлдон не оставит его у себя, то она устроит его в хороший дом. И все, что не подлежит разглашению, останется между нами. В противном случае я начну трясти ваших родственников и знакомых…
— Моих трясти не обязательно, — заявила миссис Доуд.
— И моих, — присоединилась к ней мисс Фолтц.
Я и сам предполагал, что это не обязательно. Конечно, не всегда получишь правдивый ответ, глядя и оценивая выражение лица, но иногда можно, чем я и воспользовался. Так вот: выражение лиц этих особ ясно дало понять, что их не занимает проблема — принять предложение миссис Вэлдон или позволить мне приступить к расследованию. Допив молоко, я обсудил с ними всех действующих лиц и сообщил им, что я удовлетворен.
Лифт в этом доме был более исправный и бесшумный, чем у Вулфа в старинном особняке на 35-ой Западной улице, но я поднялся пешком, поскольку всего один марш лестницы отделял меня от комнат, в которых меня поджидала миссис Вэлдон. Ее покои были больше нашего кабинета вместе с прихожей. Здесь не было ничего современного, кроме ковра и телевизора в дальнем углу. Остальная мебель, должно быть, относилась к прошлому веку — впрочем, я не специалист. Хозяйка лежала на оттоманке, в руках журнал, рядом переносной бар — час назад его не было. Она переоделась. При встрече с Вулфом она была в элегантном рыжеватом в коричневую полоску костюме. Она надела облегающее серое платье, короткое, без рукавов — к началу моего визита. А теперь на ней было светло-голубое, шелковое платье. Как только я вошел, она отложила журнал в сторону.
— Я выяснил, — сказал я, — их смело можно вычеркнуть из списка.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Вы затратили на это не так много времени. Как вы действовали?
— Не могу раскрывать профессиональных тайн, пока не отчитаюсь перед мистером Вулфом. Скажу одно: они вели себя как надо, и у вас по-прежнему есть служанка и кухарка. Я позвоню вам утром, если у вас появятся идеи.
— Сейчас я собиралась выпить мартини. Не хотите ли присоединиться? Или что-нибудь покрепче?
Уходя из кухни, я посмотрел на часы. Зная, что вечернее свидание Вулфа с орхидеями задержит его в оранжерее до шести часов, а так же помня, что одной из моих функций является понять женщину, с которой мы имеем дело и, кроме того, заметив джин марки Фоллансби, я подумал, что могу быть более общительным. Поэтому я согласился, сообщил, что предпочитаю пять к одному, на что она ответила: «отлично». Когда все было приготовлено и я сел на оттоманку, мы выпили понемногу, и она сказала:
— Я хотела бы кое-что узнать…
— Да? — Она молчала. — Вообще, вы зря переводите на меня этот прекрасный джин. Я только что выпил стакан молока.
Она меня не слышала! Она даже не заметила, что я заговорил. Она смотрела на меня, но меня не видела. Как следовало это понимать? Наконец, она сказала:
— Давайте попробуем… Вы сделаете глоток из моего стакана, а я из вашего… Не возражаете?
Я не возражал. В мои намерения входило понять ее. Она протянула свой стакан мне, а я протянул ей мой. Чтобы не смотреть ей в лицо, я перевел взгляд на ее плечо и руку, которые были отнюдь не хуже.
— Не знаю, почему я вдруг захотела сделать это, — сказала она. — Я никогда не делала этого ни с кем, кроме него… С тех пор, как Дика не стало… Теперь я вдруг почувствовала потребность в этом обычае.
Мне следовало держаться профессионально, а простейший путь к этому — ввести в игру Вулфа…
— Мистер Вулф говорит, — сказал я, — что никто не в состоянии добраться до реальной причины чего-либо.
Она улыбнулась.
— Но наверху, когда вы смотрели на ребенка, вы делали это так мило, что любая женщина назвала бы вас Арчи. Я не кокетничаю с вами. Вы не обладаете даром гипноза?
— Нет, — я глотнул мартини. — Успокойтесь. Обмен глотками — всего лишь старинный персидский обычай. Что же до того, что вам захотелось назвать меня Арчи — так это мое имя. Что касается кокетства, флирта, ухаживания… Флиртуют мужчины и женщины. Кокетничают и лошади. Ухаживают и попугаи. Кокетничают даже устрицы, но у них это проходит как-то специфически.
Я замолчал. Она встала, поставила в бар наполовину пустой стакан и сказала:
— Когда будете уходить, не забудьте о своем чемодане, — и вышла.
Ну и ну! Я сидел, пока не закончил мартини. Поставил стакан в бар. И отбыл. Внизу в, холле я взял маленький чемодан, который она упаковала за пару часов до того.
Достать такси в этой части города в это время — все равно, что вытащить десятку к восьмерке и валету, а мне нужно было пройти всего двадцать четыре коротких квартала и четыре длинных, да и чемодан был легкий, и я отправился пешком. Я рассчитывал прийти до того, как Вулф спустится в кабинет.
Было 5:54, когда я поднялся на крыльцо нашего старинного особняка, открыл ключом дверь, прошел в кабинет, поставил чемодан на мой стул и открыл его. Когда послышался шум лифта, все вещи были разложены на столе Вулфа и почти полностью заняли его поверхность. А когда Вулф вошел, я сидел за своим столом, занятый бумагами. Он остановился, что-то проворчал, я повернулся к нему на своем вращающемся стуле.
— Какого черта ты здесь все это разложил?
Я встал и занялся демонстрацией:
— Свитер, шапочка, комбинезон. Обе рубашки. Одеяло. Ботиночки. Пеленка и штанишки. Вам следует воздать должное клиентке, что она сохранила именно пеленку! Няню она нашла только на следующий день. Пеленку миссис Вэлдон, должно быть, выстирала сама! Меток прачечной и магазинных ярлыков нет. Свитер, шапочка, комбинезон и ботинки имеют фабричную марку, но я думаю, что это ничего не даст. На одном предмете есть то, что может пригодиться. Но если вы сами не обратите на это внимание, то не стоит и говорить.
Он сел за свой стол.
— Служанка или кухарка?
— Они вычеркнуты из списка. Хотите подробности?
— Нет, если ты удовлетворен.
— Я — да. Но если мы потерпим неудачу в остальном, мы проверим и их.
— Что еще?
— Во-первых, есть живой ребенок. Так что она его не выдумала. В вестибюле ничего примечательного, на дверях нет замка, наверх ведут всего четыре ступеньки, любой мог зайти и выйти. Было бы напрасной тратой времени и денег клиентки пытаться найти свидетеля, который видел бы входящего туда человека семнадцать дней назад, вечером. Я не включил в нашу беседу женщину, убирающую в доме, так как если бы это был ее ребенок, у нас с вами был бы совсем другой разговор. И я не включил няню, поскольку ее наняли через агентство на следующий день. В детской, которая раньше служила спальней, на полу чудный текинский ковер. Как вы знаете, сведения о коврах я когда-то получил от вас, а о картинах от мисс Роуэн. В гостиной — Ренуар и, возможно, Сезанн. Клиентка пьет джин Фоллансби. Я допустил небольшую оплошность.
