Жорж Сименон
«Тень на шторе»
Было десять вечера. Решетки сквера закрыли, исчерченная блестящими следами автомашин площадь Вогезов опустела; слышалось только неумолчное журчание фонтанов.
Под арками зданий, что так прекрасно окаймляют площадь, почти нет огней. Лишь в двух-трех лавках светятся окна.
Мегрэ пытался разобрать номера над дверями, но едва он миновал лавку похоронных принадлежностей, как из тени выскользнула женская фигурка.
— Это вам я только что звонила?
Несмотря на ноябрьский холод, на ней не было пальто. Нос у нее покраснел. Глаза тревожно бегали.
Менее чем в ста метрах отсюда, на углу улицы Беарн, дежурил на посту полицейский.
— Надеюсь, вы его не предупредили? — ворчливо спросил Мегрэ.
— Нет! И все из-за госпожи де Сен-Марк; она сейчас рожает… Вот машина врача, которого срочно вызвали…
У тротуара стояло три автомобиля с горящими фарами и включенным задним светом. Освещенное луной небо с проносившимися по нему облаками, было какого-то неопределенного цвета. Казалось, что первый снег уже висит в воздухе.
Консьержка вошла под арку, освещенную небольшой запыленной лампочкой.
— Я вам сейчас все покажу… Здесь — двор. Чтобы попасть в любую, кроме двух лавок, часть дома, надо его перейти. Тут, налево, моя комната.
Мегрэ с любопытством смотрел на эту маленькую женщину, чье волнение выдавали дрожащие руки.
«Комиссара просят к телефону», — сказали ему незадолго до этого на набережной Орфевр.
Он услышал приглушенный голос. Три или четыре раза он повторил: «Да говорите же громче! Я вас плохо слышу».
— Не могу, — отвечали в трубке. — Я звоню вам из табачной лавки… Так вот…
И последовал сбивчивый рассказ:
— Немедленно приезжайте в дом 61 на площади Вогезов… Да-да… Мне кажется, у нас произошло преступление… Но пока еще ничего толком сказать нельзя…
Теперь консьержка показывала Мегрэ большие окна на втором этаже дома. За шторами двигались какие-то тени.
— Это здесь…
— Произошло преступление?
— Нет! Рожает госпожа де Сен-Марк. У нее — первые роды. А она не очень крепкая. Понимаете?
Во дворе было гораздо темнее, чем на площади. Он освещался только настенной лампочкой. По фасаду горели лишь несколько окон.
— Так вот… В шесть часов служащие Куше разошлись…
— Подождите! Кто такой Куше?
— Видите дом в глубине? Это — лаборатория, где делают сыворотки… Вам, должно быть, известны «Сыворотки доктора Ривьера»?
— А это чье окно?
— Сейчас скажу… Мы с вами у квартиры № 30… Господин Куше находился вот там… У него привычка оставаться после работы. Я видела его сидящим в кресле… Посмотрите сюда…
Мегрэ увидел окно с матовыми стеклами. За ними он различил странную тень, напоминавшую человека, ничком упавшего на письменный стол.
— Это он?
— Да… Часов в восемь, вынося помойное ведро, я заглянула в окно. Он писал… Было очень хорошо видно, как он что-то писал.
— Когда произошло преступление?
— Подождите. Я поднялась справиться о здоровье госпожи де Сен-Марк. А сойдя вниз, снова заглянула в окно… Мне показалось, что он уснул…
Мегрэ начинала раздражать эта болтовня.
— Затем, — продолжала консьержка, — через пятнадцать минут…
— Да, да, он сидел на прежнем месте… Держитесь ближе к делу…
— Это все. Я сама хотела убедиться… Постучалась в дверь кабинета… Мне не ответили, и я вошла… Он был мертв… Повсюду следы крови…
— Почему вы не сообщили в комиссариат полиции? то в двух шагах отсюда, на улице Беарн.
— Но ведь сюда бы понаехали полицейские в форме! И переполошили бы весь дом… Я же сказала вам, что госпожа де Сен-Марк…
Мегрэ курил трубку, держа руки в карманах. Он смотрел на окна второго этажа, и ему показалось, что близится решающий момент: волнение его усиливалось. Послышался скрип открывающейся двери, на лестнице раздались шаги. Высокая плотная фигура проскользнула во двор, и консьержка, коснувшись руки Мегрэ, с уважением прошептала:
— Это господин де Сен-Марк, бывший посол.
Человек, чье лицо нельзя было рассмотреть, остановился, потом прошелся немного, снова замер на месте, не отрывая глаз от своих собственных окон.
— Его, наверное, попросил выйти врач. Скоро все кончится.
Худая, нервная консьержка с покрасневшими глазами и дрожащими пальцами прошла в глубь двора и показала Мегрэ на приоткрытую дверь:
— Вы сами увидите его, это налево… Мне бы не хотелось снова туда входить…
Обычный рабочий кабинет. Мебель из светлого дерева, на стенах гладкие обои.
Человек лет сорока пяти, сидящий в кресле, уронил голову на разбросанные перед ним на письменном столе бумаги. Стреляли в грудь. В упор.
Мегрэ прислушался: консьержка ожидала его за дверью, а господин де Сен-Марк по-прежнему расхаживал по двору. Изредка через площадь проезжал автобус, и после этого грохота тишина становилась еще глубже.
В кабинете комиссар ни к чему не притронулся. Он лишь убедился, что оружия не осталось. Минуты три-четыре он внимательно оглядывал все вокруг, попыхивая трубкой, затем с недовольным видом вышел.
— Ну что? — спросила консьержка.
— Ничего. Он убит!
— Господина де Сен-Марка сейчас позвали наверх…
В квартире на втором этаже царил переполох. Хлопали двери, кто-то куда-то бежал.
— Она ведь такая слабая!
— Разумеется, — проворчал, почесывая затылок, Мегрэ. — Как, по-вашему, кто-нибудь мог проникнуть в кабинет?
— Откуда же мне знать?
— Извините, но из вашей комнаты вы должны замечать всех жильцов.
— Должна была бы замечать. Если бы хозяин предоставил мне подходящую комнату и не экономил на электричестве… Я едва слышу шаги, а вечером различаю лишь тени… Правда, некоторых жильцов узнаю по походке…
— Вы не заметили ничего необычного за последние шесть часов?
— Ничего. Почти все жильцы выносили ведра с мусором. Помойка здесь, слева от моей комнаты… У жильцов нет права выносить ведра раньше семи вечера…
— Кто-нибудь заходил во двор?
— Как я могу это знать? Тут восемьдесят жильцов. Не считая конторы Куше, куда постоянно приходят разные люди…
Под аркой послышались чьи-то шаги. Мужчина в котелке вышел во двор, свернул налево и, приблизившись к помойке, схватил пустое ведро для мусора. Несмотря на темноту, он, наверное, заметил Мегрэ и консьержку, потому что, минуту постояв, спросил:
— Мне ничего нет?
— Нет, господин Мартен.
— Кто это? — сразу же осведомился Мегрэ.
— Это господин Мартен. Служащий регистратуры.
Они с женой живут на третьем.
— Почему же он взял помойное ведро?
— Так делают почти все жильцы, когда уходят из дома… Выходя, они выбрасывают мусор, а приходя, забирают пустые ведра… Вы слышали?
— Что?
— Мне почудился какой-то крик.
Она бросилась к лестнице: по ней кто-то спускался.
— Ну как, доктор? Мальчик?
— Девочка.
Врач прошел мимо. Послышалось, как он завел свою машину и уехал.
В доме шла своя привычная жизнь. Во дворе было темно. Под аркой чахло светилась лампочка.
Убитый так и сидел, уткнувшись головой в разбросанные на столе письма.
Вдруг на третьем этаже раздался крик, резкий, словно отчаянный зов о помощи. Но консьержка даже глазом не моргнула, со вздохом открывая дверь в свою комнату.
— Ну и дела. Не хватало лишь этой сумасшедшей. Когда же начнутся все эти формальности? — спросила она.
Табачная лавка напротив еще была открыта, и спустя несколько минут Мегрэ закрылся в телефонной кабине.
Комиссар вполголоса давал указания:
— Алло! Прокуратура? Да, дом № 61… Почти на углу улицы Тюренн. И пусть сообщат судебно-медицинским экспертам. Алло! Я останусь здесь…
Он прошелся по тротуару, машинально вошел под арку и, мрачный, остановился посреди двора, втянув голову в плечи.
В окнах начали гаснуть огни. Силуэт убитого вырисовывался через матовое стекло.
Подъехало такси. Но это приехали не коллеги Мегрэ. Молодая женщина быстро прошла через двор, оставляя за собой аромат духов, и вошла в кабинет.
Молодая женщина, заметив труп, резко обернулась.
В дверном проеме она увидела высокую фигуру Мегрэ. Если в комнате — мертвец, значит, в дверях — убийца?!
Сжавшись в комок, с расширенными от ужаса глазами, она раскрыла рот, пытаясь позвать на помощь; сумочка выпала у нее из рук.
У Мегрэ не было времени на уговоры. Одной рукой он схватил ее за руку, а другой — зажал ей рот.
— Тише! Вы ошибаетесь. Я из полиции…
Пока до нее дошел смысл его слов, она старалась вырваться, норовя укусить Мегрэ или ударить его каблуком.
Наконец она успокоилась.
— Не шумите, — повторял Мегрэ. — Я из полиции. Не нужно беспокоить жильцов.
Отличительным свойством этого убийства была непривычная для такого случая тишина, когда все восемьдесят жильцов дома продолжали вести себя, словно ничего не случилось.
